Джайлс Брандрет о герцоге Эдинбургском. Часть 4.

euro_royals — 15.04.2021

Одна из вещей, которые печалили и беспокоили королеву и принца Филиппа в принцессе Диане, заключалась не в том, что она была популярна, а в том, что она позволила своей популярности вскружить ей голову.

Для них, конечно, не было ничего удивительного в том, что сияющая юная принцесса быстро оказалась в центре внимания.

Когда-то самих Филиппа и Елизавету считали персонажами сказки.

Разница между ними и Дианой заключалась в том, что они не принимали это так близко.

Для королевы и принца Филиппа принадлежность к королевской семье никогда не была связана с безумствующими толпами, сантиметрами газетных колонок, «знаменитостями» или «звездностью». Это заключалось в долге и служении.

Когда я обсуждал это с герцогом Эдинбургским в его библиотеке в Букингемском дворце, он сказал мне: «Вы этого не помните, но в первые годы правления королевы уровень лести - вы бы не поверили! Вы бы действительно не поверили.

Он мог быть разъедающим. Было бы очень легко играть на публику в погоне за дешевой популярностью, но я принял сознательное решение не делать этого. Безопаснее не быть слишком популярным. Больнее будет падать».

Диана, конечно, показала себя мастером игры в на публике. Тем не менее, когда Филип впервые встретил ее застенчивой 19-летней девушкой, она пробудила в нем инстинкт защищать.

Ввиду того, что в начале 1981 года пресса спекулировала о возможной свадьбе, герцог решил, что пора вмешаться.

В письме своему 32-летнему сыну он указал на то, что девушка молода и уязвима, и Чарльзу пора либо заняться делом либо заткнуться.

Он должен либо сделать Диане предложение, как советовал его отец, «сделав приятное своей семье и стране», либо отпустить ее.

Но он не должен позволять ей пребывать в подвешенном состоянии.

Было ли это такое письмо, которое отец, занимающий положение Филиппа, должен был отправить своему сыну? Дочь графа Маунтбеттена, Патрисия (также крестная мать Чарльза), не сомневается в этом.

Когда я пришёл к ней, она сказала: «Я так понимаю, вы видели письмо? Это вовсе не было запугивающим письмом. Оно было очень разумным. Оно было честным. Оно было взвешенным».

Но в то время принцу Чарльзу казалось, что это совсем не так. Письмо отца, как он сказал в частном порядке, заставило его почувствовать себя "обиженным и бессильным".

Столкнувшись с тем, что он посчитал родительским «ультиматумом», он чувствовал себя обессиленным, загнанным в угол, почти вынужденным сделать предложение.

Несомненно, есть две стороны печальной истории брака Чарльза и Дианы - и, поскольку у меня были друзья, которые были хорошими друзьями каждой из них, я слушал обе стороны. Очень долгое время.

Чарльз, по мнению сторонников Дианы, был эгоистичным, самовлюблённым, невнимательным, равнодушным и жестоким. Он завидовал ее популярности у публики и не пытался разделить ее интересы.

Столкнувшись с ее слабостью - послеродовой депрессией, перепадами настроения - он не смог с этим справиться.

И вместо того, чтобы отзываться на ее крики о помощи - ее булимию, ее попытки причинить себе вред - он искал утешения в объятиях Камиллы Паркер-Боулз.

Друзья Чарльза были в равной степени тверды в своём мнении. По их словам, Диана была влюблена в титул, а не в принца, и никогда не пыталась понять своего мужчину.

Эгоистичная и эгоцентричная, она болезненно воспринимала круг интересов своего мужа и требовала отстранения некоторых из его ближайших друзей.

К тому же она стала проблематичной и склонной к манипуляциям. Она выдумывала небылицы, лгала и заводила романы. На самом деле, Диана переходила все границы.

Но какое положение в этом занимали королева и принц Филипп?

В конце концов стало ясно - хотя в то время это было не так - что на протяжении всей несчастной саги родители Чарльза имели добрые намерения и тоже старались изо всех сил.

Они были полны надежд на успешность брака.

Когда что-то пошло не так, и другие сказали: «Я же говорил» - среди них друг Чарльза Николас Сомс, подруга Филиппа Пенни Ромси, подруга королевы-матери леди Фермой (бабушка Дианы по материнской линии) - Елизавета и Филипп ничего не сказали.

Они держали своё мнение при себе. Они наблюдали, молчаливые и встревоженные. В отличие от почти всех остальных участников драмы, Филип и Елизавета видели обе стороны истории и сочувствовали обеим сторонам.

В частности, герцог всегда хорошо разбирался в людях и, вопреки своему общественному имиджу, он также был способен на искреннюю доброту и понимание. И он хотел помочь, если мог.

К лету 1992 года королева согласилась с ним в том, что «нужно что-то делать».

В июне того же года Sunday Times начала публикацию книги Эндрю Мортона «Диана: ее правдивая история», в которой принцесса изображалась как обиженная женщина, попавшая в ловушку брака без любви и психологически сокрушенная бесчувственным мужем.

Источниками Мортона были названы друзья Дианы, но в Букингемском дворце заподозрили саму Диану. Конечно, они были правы.

Диана не встречалась с Мортоном, но через посредника она записала для него несколько кассет, где рассказывала свою драматическую историю.

Тем не менее, даже когда принц Филипп прямо задал ей вопрос, сказав, что многие подозревают, что она каким-то образом сотрудничала с автором, она так же прямо сказала ему, что она этого не делала. Она солгала.

В июне того же года королева и принц Филипп встретились с Чарльзом и Дианой в Виндзоре, чтобы выслушать их жалобы и поговорить о будущем. Чарльз мало говорил, но Диана настаивала на том, что пришло время пробного расставания.

Королева и принц Филипп придерживались единого мнения. Они посоветовали несчастливой паре поискать компромисс, поменьше думать о себе и побольше о других, пытаться работать вместе, чтобы воскресить свой брак - ради них самих, ради своих мальчиков, ради Короны и страны.

Прежде чем они все разошлись, королева предложила на следующий день провести вторую встречу. Но Диана не пришла и вместо этого вернулась в Кенсингтонский дворец. Примерно тогда Филипп решил действовать.

«Я стараюсь держаться подальше от подобных вещей, насколько это возможно» - вот что он говорил, если только не считал, что может привнести что-то полезное. В данном случае он чувствовал, что может, поэтому он начал писать первое из серии необычных писем своей непростой невестке.

Письма всегда были самым эффективным средством личного общения для герцога.

В разговоре он мог быть раздражительным, и его было трудно понять; на бумаге он был спокойнее, рассудительнее, внимательнее.

Он использовал письма, чтобы продемонстрировать свою заботу. Он также использовал их, чтобы размышлять вслух, разбираться, задавать вопросы, предлагать идеи и советы и говорить те вещи, которые в семье иногда удобнее писать, чем произносить вслух.

Существование его очень личных писем к Диане не является государственной тайной, но они были предметом многих ложных представлений.

По некоторым сведениям в то время, Филип писал ей просто, чтобы отчитывать и укорять ее. Его даже обвинили в том, что он называл ее «потаскухой» и «шлюхой», что он явно не находил забавным.

На самом деле письма Филиппа к Диане были типичными для его переписки в целом. Они были сочувствующими, но несентиментальными; прямыми, но с определенной целью.

Каждое, казалось, говорило: вот проблема - давай распутаем ее, разложим нити, посмотрим, не сможем ли мы разобраться в них, приблизимся к правильному пониманию того, что не так, в надежде на то, что мы сможем что-то сделать, чтобы исправить это.

Критиковал ли он Диану? Что ж, он определенно упрекнул ее за то, что она не пришла на вторую встречу с ним и королевой, когда они выделили время для этой цели.

Он также попросил ее посмотреть на собственное поведение и признать, что с обеих сторон были ошибки; и он напомнил ей, что, хотя Чарльз иногда был упрямым, с ней самой не всегда было легко.

Не удалось избежать острых вопросов: он говорил о ревности и о проблеме Камиллы.

Он определенно не одобрял продолжающихся отношений своего сына с Камиллой - ни на мгновение - но он действительно хотел, чтобы Диана хотя бы попыталась взглянуть на ситуацию с точки зрения Чарльза.

По его словам, из-за послеродовой депрессии и иррационального поведения после рождения принца Уильяма с ней было нелегко жить. Ее постоянная «подозрительность» по отношению к мужу изматывала.

Короче говоря, Филипп выложил перед своей невесткой горькие истины, и предложил ей подумать о своём браке, долго и упорно.

К сожалению, когда Диана получала письма Филиппа, она была наиболее уязвимой и легко возбудимой.

Как только приходило письмо, она открывала его, просматривала, обычно разражалась слезами; затем она как можно скорее делилась им со своими ближайшими друзьями.

Роза Монктон, тогдашний управляющий директор Tiffany’s в Лондоне, и Люсия Флеша де Лима, жена посла Бразилии, вероятно, были двумя ближайшими подругами Дианы на момент ее смерти.

Впоследствии я обедал с ними обеими, и они описали мне ритуал получения, чтения и ответа на корреспонденцию герцога Эдинбургского.

«Когда приходили письма», - объяснила Роза, - «они вызвали одновременно волнение и тревогу. Диана была очень взволнована.

Что-то, что он писал, могло заставить ее плакать, что-то - рассмешить. Она очень часто неправильно что-то понимала, неверно истолковывая то, что он имел в виду».

Люсия вспоминала: «Мы так внимательно прочитывали каждое письмо, обдумывая то, что он сказал, обсуждали это, объясняли ей.

Мы садились в машину, все вместе ехали в [бразильское] посольство, садились и читали письма, строка за строкой».

«Потом», - добавила Роза, - «мы помогали ей составить ответ. Она очень серьезно относилась к переписке».

Обмен письмами между Филиппом и его невесткой продолжался более года.

Какое-то время письма Филиппа, тщательно перевязанные лентой, хранились в шкатулке в сейфе бразильского посла.

«Это были хорошие письма», - твёрдо сказала Люсия, - «он хороший человек».

Роза Монктон согласилась. «На самом деле, он был замечательным», - сказала она. - «Все, что он пытался сделать, - это помочь. И Диана это знала».

Однако по словам бывшего дворецкого принцессы Пола Баррелла это не так. Он утверждает, что Диана считала многие письма Филиппа «жестокими» и что он явно никогда не понимал ее.

Но я убежден, что Баррелл ошибается. Филипп действительно понимал свою невестку. Выступив вместо родителей, он предлагал ей то, что ей было нужно: жесткость, но с любовью.

Он не только не возлагал на нее вину, но и признавал, что ее булимия - это болезнь, и, следовательно, она не всегда могла отвечать за свое поведение.

Он также признавал, что Чарльз был неправ, вернувшись к Камилле, но он сказал Диане, что она тоже поступила неправильно, заводя любовников, и попросил ее поразмышлять над тем, почему ее муж стремился к своей старой возлюбленной.

Наконец, он хвалил достижения Дианы, в то же время предлагая ей подумать, где и когда она могла ошибиться.

Он напомнил ей, что, быть супругой принца Уэльского, «требует гораздо большего, чем быть героиней для британского народа».

Некоторые из его замечаний были, несомненно, негативными, но его основная идея всегда была позитивной. Что касается его цели, то это было характерно практичным для него: подвести ее к возможности примирения с Чарльзом.

В одном письме он даже составил пронумерованный список - занятий, интересов, людей, - которые у них обоих были общими. Я сомневаюсь, что специалисты-консультанты по вопросам брака могли бы сделать намного больше.

«Честно говоря», - признает Баррелл, - «принц Филипп сделал больше для спасения брака, чем принц Чарльз».

В 2004 году бывший дворецкий утверждал, что у Чарльза был договор с Филиппом, чтобы бросить Диану через пять лет после свадьбы.

По словам Баррелла, Диана также подозревала, что ее свекор был «помощником архитектора в крушении брака», и что он «дал Чарльзу благословение на возобновление его связи с Камиллой».

Кроме того, Баррелл утверждал, что сам Чарльз сказал принцессе, что «с самого начала брака у него всегда было благословение отца, чтобы он вернулся к Камилле, если принцесса не сделает его счастливым».

Диана, конечно, много чего могла говорить - причем разные вещи в разные дни.

Но ее друзья Роза Монктон и Люсия Флеча де Лима совершенно ясно дали понять: она очень уважала и любила своего свекра; она доверяла ему и знала, что он хочет только помочь.

Мысль о том, что герцог мог упоминать о «пятилетней оговорке» в отношении брака своего сына, просто не заслуживает доверия.

На самом деле, в одном из своих писем Филипп написал Диане: «Я не могу представить, чтобы кто-то в здравом уме оставил тебя ради Камиллы».

Однако, как и Королева, он также находил ее поведение расстраивающим, сбивающим с толку и вызывающим беспокойство.

Осенью 1995 года они оба были потрясены, когда она дала интервью Мартину Баширу для Panorama, в котором выразила свое мнение, что Чарльз никогда не станет королем, и заявила: «Я хотела бы быть королевой сердец».

Королева заявила: «Довольно». Посоветовавшись с Филиппом, она написала Чарльзу и Диане, что желателен как можно более быстрый развод.

В конце концов, на урегулирование бракоразводного процесса Уэльсов ушло много месяцев.

Между тем принц Филипп был встревожен сообщениями о том, что требования Дианы включали то, чтобы все будущие дети, которые у нее могут родиться от другого мужа, носили наследственные титулы.

Его собственное мнение заключалось в том, что, помимо потери предиката Королевского Высочества, ее титул следовало бы понизить с принцессы Уэльской до герцогини Корнуольской - на том основании, как он выразился, «если это конец, то это конец».

В конце концов, Диана отказалась от своего королевского статуса и согласилась называться «Диана, принцесса Уэльская» в обмен на единовременную выплату в размере 17 миллионов фунтов стерлингов и ежегодное пособие на содержание прислуги и офиса в размере 400 000 фунтов стерлингов. Вот и все.

За исключением, конечно, самого худшего: рано утром в воскресенье, 31 августа 1997 года, автомобиль «Мерседес», в котором Диана и ее тогдашний возлюбленный Доди Аль-Файед ехали по Парижу, врезался в бетонный столб.

Похороны для принца Филиппа стали дискомфортом. Для начала Элтон Джон никогда не был одним из его любимых исполнителей.

И потом его смутило чрезмерно эмоциональное прочтение отрывка из Библии Тони Блэром.

И он, и королева посчитали пылкое обращение Чарльза Спенсера несообразным и оскорбительным.

В ходе него граф Спенсер обращался непосредственно к сыновьям Дианы и торжественно поклялся, что «мы, ваша кровная семья, сделаем все от нас зависящее, чтобы они продолжили идти по тому творческому пути, по которому ты вела этих двух исключительных молодых людей, чтобы их души были не просто заполнены долгом и традициями, но чтобы они могли петь открыто, как ты планировала».

Королева и герцог Эдинбургский не присоединились к общим аплодисментам. Позже, в частном порядке, Ее Величество сказала, что обращение Чарльза Спенсера разочаровало ее тем, что он не воздал должное памяти его сестры.

Он так много времени посвятил критике СМИ и уничижению королевской семьи, что не оставил себе времени, чтобы воздать должное многим талантам и достижениям Дианы.

Королева была особенно огорчена тем фактом, что он не признал важность для Дианы ее собственной веры.

Когда несколько лет спустя я говорил с Чарльзом Спенсером о похоронах его сестры, он сказал мне, что не собирался расстраивать королевскую семью.

Я спросил его, насколько практическим было участие «кровной семьи» в жизни мальчиков и их воспитании, и он признался: «Не очень».

«Принц Чарльз, безусловно, хороший отец», - сказал он, - «и у мальчиков все хорошо. Думаю, Диана была бы очень рада тому, как они растут». Я спросил, что он думает о Камилле. Он сказал: «Это не мое дело. Я желаю Чарльзу всяческого счастья».

Что касается принца Филиппа, то, хотя он никогда не одобрял ни роман своего сына с Камиллой, ни того, как Чарльз действовал, он не видел препятствий тому, чтобы Чарльз в конце концов женился на своей любовнице.

Будучи прагматиком, он был рад «упорядочиванию» ситуации. «С неизбежным не поспоришь», - сказал он мне. Когда я спросил, что он думает о Камилле, он был осторожен, но согласился, что она хороший человек, добавив: «Она хорошо ладит с мальчиками».

Королева, со своей стороны, довольно быстро обнаружила, что у Камиллы с ней очень много общего.

Конечно, этому поспособствовало то, что ее невестка может легко (и с юмором) говорить о собаках и лошадях.

Кроме того, Камилле нравится взгляд королевы на жизнь; она политически некорректна (в хорошем смысле), забавна, способна к самоиронии, реалистична; и, как и королева, она мать и бабушка, которая была немного потрепана бурей, но сумела выдержать.

Мне также сказали, что королева понимает слабость Камиллы к сигаретам и время от времени сама может выкурить одну.

На свадебном приеме в 2005 году Ее Величество произнесла остроумную речь, в которой тепло приветствовала сына и его невесту в «загоне для победителей».

«Они преодолели Ручей Бичера и Стул [самые опасные препятствия на скаковой дорожке Grand National], а также множество других ужасных препятствий», - сказала она. - «Они прошли через это, и я очень горжусь им и желаю им всего наилучшего. Мой сын в целости и сохранности с женщиной, которую он любит».

Всего за несколько дней до свадьбы я встретил принца Филиппа в компании его соседа из Норфолка, лорда Говарда из Райзинга.

Лорд Говард отважно напомнил ему присказку: «Когда мужчина женится на своей любовнице, это открывает вакансию».

Герцог вежливо усмехнулся. «Не надо, пожалуйста!» - пробормотал он.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив