Дефицитное
novayagazeta — 09.03.2023
Минфин тратит бюджетные средства с рекордной скоростью.
Зачем? А затем, чтобы вы отдавали ему свои накопления, на
которые ничего не купишь.
Строго официально
Минфин РФ
предварительно оценил исполнение федерального бюджета за первые два
месяца 2023 года.
И вот что получилось.
Общие доходы бюджета за два месяца просели на 25% — до 3,16
трлн рублей.
Сильнее всего сократились нефтегазовые доходы — по сравнению
с 2022 годом они уменьшились на 46%, составив 947 млрд
рублей, «что связано, в
первую очередь, со снижением котировок цен на нефть марки «Юралс» и
сокращением объемов экспорта природного газа», —
объясняет Минфин.
Ненефтегазовые доходы уменьшились на 9% год к году — до 2,21
трлн рублей. Минфин отмечает, что произошло это из-за сокращения
поступлений налога на прибыль.
Компенсировать
падение экспортной выручки помогло ослабление рубля: 1 февраля за
доллар давали 70,5 рубля, а 28 февраля — 75,4 рубля. На практике
ослабление курса на 1 рубль приносит бюджету порядка 150–160 млрд
рублей. Кроме того, расходы удалось частично покрыть продажей
золота и юаней.
Основным источником увеличения дефицита стали беспрецедентные
расходы, достигшие 5,74 трлн рублей (плюс 52% год к году). Минфин
объясняет это ускоренным авансированием госконтрактов, где на
госзакупки было потрачено 2,1 трлн рублей (для сравнения: за первые
два месяца 2022 года было потрачено 654 млрд). И нет сомнений, что
и для чего в основном закупают.
На фоне рекордных расходов и снижения доходов дефицит бюджета
достиг рекордных 2,58 трлн рублей (34 млрд долларов). Хотя еще в
январе дефицит федерального бюджета оценили в 1,76 трлн рублей (25
млрд долларов), и это был худший показатель с дефолтного 1998
года.
По предварительным
данным Минфина, в феврале 2023-го он составил около 0,8 трлн
рублей.
Для понимания масштабов — запланированный дефицит на весь
текущий год составляет 2,9 трлн рублей.
Бюджет наполовину пуст или наполовину полон?
Бюджет, что твой
стакан, — он может быть наполовину полон, наполовину пуст. Так и
экономисты оценивают развитие бюджетной ситуации оптимистично и
пессимистично.
Условно-пессимистичная оценка опирается на прогноз дальнейшего
роста бюджетных расходов. Если Минфин будет тратить деньги такими
же темпами, как он делал последние месяцы, а нефть не будет
дорожать, то расходы превысят 35 триллионов, а доходы могут упасть
до 22 триллионов. В годовом выражении дефицит бюджета может
составить порядка 13–14 триллионов рублей, что в четыре-пять раз
больше, чем планировалось, ведь бюджет 2023 года был сверстан,
исходя из доходов 26,3 трлн, расходов — 29 трлн.
Так считать нельзя,
возразят сторонники условно оптимистичного подхода. Нет
свидетельств в пользу того, что Минфин будет наращивать бюджетные
расходы. Более того, оперативные данные Минфина дают основания
предполагать, что масштабные бюджетные вливания, по-видимому,
прекратились. Во всяком случае, с 17 по 28 февраля бюджет ежедневно
тратил (в среднем) на 39% меньше, чем с 1 по 16 февраля. Минфин
свое дело знает и резкого роста расходов не допустит.
Возможно, возразят
скептики, Минфин свое дело знает, но,
чтобы «уложиться» в запланированные 29 трлн рублей, с марта
по декабрь 2023 расходы правительства должны составить 23,3 трлн,
т.е. после роста на 52% за первые два месяца сократиться на 15% (по
номиналу).
Как вы себе это
представляете?
Минус бюджету — плюс экономике?
На самом деле,
рассуждая о дефиците бюджета и росте правительственных расходов,
необходимо помнить, что условный «проигрыш» бюджета — деньги
потрачены — оборачивается безусловным «выигрышем» тех, кто эти
деньги получил.
Так, за последние 12 месяцев дефицит бюджета составил 6,4
трлн рублей. Но можно сказать, что эти же самые бюджетные 6 трлн
400 млрд рублей обернулись для экономики «импульсом».
Инфраструктурные проекты, поддержка т.н. системообразующих
компаний, субсидирование и финансирование программ импортозамещения
и так далее — все это оплачивается расходами федерального
бюджета.
Весь прошлогодний
«экономический рост» (на самом деле — замедление спада) — это
бюджетные расходы, «превратившиеся»… нет, не в товары, а в «сумму
цен на товары», приобретенные правительством. И структура
правительственных расходов может подсказать нам суть реализуемой
экономической политики.
По рецептам «первой пятилетки»?
Можно предположить,
что структурная трансформация экономики, анонсированная год назад,
в действительности идет по схемам, сочиненным в Госплане СССР еще в
конце 1920-х.
Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
В то время
настоящей звездой советской экономической мысли был инженер и
математик Григорий Фельдман, руководитель отдела перспективного
планирования Госплана СССР. Госплан тогда работал над планом первой
пятилетки и над так называемым «генеральным планом на период от
десяти до двадцати лет». Григорию Фельдману было поручено
подготовить теоретическую модель в качестве основы для этого плана.
Свои идеи он изложил в статье «К теории темпов народного дохода
(Под углом зрения народного хозяйства СССР)», опубликованной
журналом «Плановое хозяйство» в 1928 году. И руководители советской
экономики восприняли их как откровение.
Идея Фельдмана была
проста, как и все гениальное, а главное, укладывалась в теорию
марксизма, точнее, в теорию расширенного воспроизводства капитала.
Григорий Фельдман рассуждал очень эффектно (оцените красоту и
логику его теории даже в самом упрощенном изложении!).
Итак, всю экономику можно условно «поделить» на две части — одна
производит «потребительские товары», другая «инвестиционные
товары».
Допустим, мы имеем «закрытую» экономику.
Частных инвестиций — по какой причине, не важно — нет.
Но недостаток частных инвестиций способно компенсировать
правительство, имеющее в своих руках бюджетные средства, которые
оно может инвестировать.
Куда правительство должно инвестировать?
Ответ — в «инвестиционный сектор», промышленную инфраструктуру.
Строить «производство»…
А что будет с потреблением?
А ничего: не будет развития потребления — и не надо.
Как только люди поймут, что в потребительском секторе им ловить
нечего, они пойдут «на завод», «на стройку», так как поначалу — на
первом этапе «инвестиций в производство» — людям можно платить чуть
«выше рынка», но довольно скоро у заводов будут стоять очереди, и
зарплаты снизятся.
Такой механизм имеет важное свойство: искусственный переток
капитала в «производственный сектор» спровоцирует дефицит капитала
в «потребительском секторе» — дальше там последует сокращение
рабочих мест, и освободившиеся работники пойдут в «производство»,
снижая цену труда.
Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
Переток капитала в производственный сектор вызовет дефицит этого
капитала в потребительском секторе — и, соответственно, сокращение
предложения потребительских товаров.
Дальше начинает работать закон спроса/предложения: сокращение
предложения потребительских товаров потянет вверх цены на эти
товары.
И если темпы роста цен будут обгонять темпы роста зарплат — люди не
смогут потреблять, а будут экономить — т.е. «накапливать
капитал».
А потом (Фельдман не уточнял, когда именно) накопленные работниками
производственного сектора капиталы можно будет пустить на
потребление (или инвестировать в потребительский сектор).
Таким образом, как писал в 1928 году Максим Горький, «…население
само и должно дать денег на производство всего, что ему
необходимо».
Впрочем, можно и не тратить деньги на потребление, а лучше
реинвестировать накопленный капитал в «новое производство».
Тогда — внимание — дефицит капитала в потребительском секторе
продолжит расти, и этот дефицит вытеснит из потребительского
сектора рабочую силу, которая — правильно — будет давить на рынок
труда в производственном секторе.
Но одновременно будет расти дефицит потребительских товаров —
вместе с ценами на них.
И не страшно!
Эта ситуация заставит рабочего больше трудиться в «производственном
секторе» — вот вам мотивация к росту производительности»!
Получается, что
гипотетическое «потребительское общество» превращается в этакую
морковку, которую правительство подвешивает перед пролетарием,
крутящим педали «машины индустриализации», —
и чем лучше пролетарий крутит педали, чем быстрее
правительство накапливает капитал, тем больше правительство
реинвестирует этот капитал в производство и тем быстрее капитал
уходит из потребительского сектора,
тем быстрее растут
в потребительском секторе цены, заставляя рабочего «в производстве»
крутить педали еще эффективнее в надежде когда-нибудь заработать на
хорошую жизнь.
Модель Фельдмана
для «социалистической» экономики выглядела как «вечный двигатель»
(на самом деле, его модель была не столько про рост, сколько про
замещение капитала трудом, но в тот момент размеры трудовых
ресурсов в России казались безграничными).
В книге «Пятилетний
план народнохозяйственного строительства СССР» суть новой
экономической модели объяснялась так:
«Наша страна совершает беспримерный опыт громадного капитального
строительства за счет текущих накоплений, за счет жесткого режима
экономии и отказа в удовлетворении потребностей сегодняшнего дня во
имя великих исторических задач».
Вечный двигатель
для экономики?
Похоже, что и правительству сейчас кажется, что оно также
изобрело вечный двигатель для своей экономики.
То, что правительство делает сейчас, очень похоже на
реализацию «модели Фельдмана» на новом этапе развития экономики:
берем бюджетные средства — и превращаем их в инвестиции в
приоритетных для себя отраслях — это провоцирует переток туда
ресурсов из всех остальных секторов (например, вместо металла для
гражданских автомобилей металл пойдет на автомобили, нужные
правительству «для выполнения задач»), в приоритетные отрасли
перетекут трудовые ресурсы, и временный дефицит кадров в
правительственных проектах сменится их избытком… и так
далее.
Правда — и правительство это прекрасно понимает, — реализация
такой модели может привести к дисбалансам в экономике.
Ну это у Фельдмана
так получилось, а у нас не получится, потому что баланс между
«бюджетным» и «небюджетным» секторами можно будет выровнять ценами
— дефицит будет служить сигналом для роста цен.
У вас получится две экономики: одна будет оплачиваться
бюджетными расходами, и в ней даже будут расти номинальные
зарплаты, а другая, «потребительская», экономика будет жить за счет
обслуживания первой, цены в ней вырастут (дефицит), и вот тут-то мы
соберем налоги. Будет трудно? А кому сейчас легко, могло бы сказать
правительство. Старайся, это капитализм.
Собственно, у этого двигателя экономики есть одно узкое место
— в то время, когда Фельдман придумывал свою модель, Россия была
бедной и аграрно перенаселенной страной, и деградация «городского»
потребительского сектора, на которую Фельдман в своей теории шел
совершенно сознательно, касалась бы меньшей части населения. 90 лет
назад крестьянин, который в рамках реализации модели Фельдмана
получал бы место у станка на заводе, одновременно получал и серию
бытовых удобств, в деревне недоступных, и рост своих доходов по
сравнению с тем, что зарабатывал в колхозе.
Сейчас же деградация потребительского сектора заденет, в
первую очередь, не какие то отделенные от элит классы (такие в РФ
если и есть, то и так живут небогато), а нижние этажи властной
пирамиды. Хотя это произойдет не сегодня и даже не
завтра.
Бюджетная политика
правительства — это азартная игра: раскрутить за счет экстремальных
расходов «производственный сектор», который должен будет «передать»
этот импульс в сектор «потребительский», а как пойдет дальше —
посмотрим. В сущности, успех такой политики зависит от устойчивости
финансовой системы (если люди просто захотят забрать из банков свои
средства — все тут же рухнет), и тут уж вся надежда на Центральный
банк.
Дмитрий Прокофьев