что общего между Андреем и Павлом

mmekourdukova — 15.12.2011   


Речь, само собой, не об апостолах.

Хотя как сказать. Учение было, и могучее. Жертвенное служение тоже было. Содержание благой вести учения, которое несли и которому всем жертвовали Андрей Платонов, Павел Филонов и другие многие, в формат постинга неумещающиеся, можно сокращённо выразить так:

Человек по природе своей – грязное, ограниченное и крайне несчастное животное, и вывести его на иной (чистый, разумный, счастливый) уровень может только участие в коллективном строительстве светлого будущего.

Я хорошо вижу и могу объяснить, как именно Филонов проповедовал своё учение. Как он выражал (при помощи иллюзии формы на плоскости, ага) и человеческую природную мерзость, и открытую для него возможность просветления и преображения.
Вот эти ноу-хау в двух словах:

- доведенный до абсурда принцип «работы плоскостями», преувеличенно-пристальное, дробное, шизофреническое внимание к мельчайшим изломам формы вне целостного вИдения;
- нахождение иных, нежели богоданная пластическая анатомия и богоданная перспектива, связей между элементами формы – связей механических, грубо-геометрических;
- отказ от подражания естественным цветовым гармониям и увлечение гармониями самодельными, от аскетического квази-ахроматизма до ложно-глубокомысленных игр, без задачи и без разрешения, окромя элементарной приятности глазу – или столь же элементарной неприятности.

Последний пункт, про цвет, не так уж важен, это просто до кучи уж.




















А вот «как это делалось у Платонова», я описать не смогаю. Результат вижу – он такой же, как у Филонова (а ещё у Юрия Хржановского, Татьяны Глебовой, Алисы Порет и прочих ребят из МАИ, да и не только из МАИ).
Но в чём там дело, какое такое ноу-хау применял Платонов?

Приделаю сюда цитат несколько, чтобы что-то было на всякий случай под рукой:

– Товарищ! Это ты пришел к нам на культурную революцию?
Прушевский опустил руки от глаз. Стороною шли девушки и юношество в избу-читальню. Одна девушка стояла перед ним – в валенках и в бедном платке на доверчивой голове; глаза ее смотрели на инженера с удивленной любовью, потому что ей была непонятна сила знания, скрытая в этом человеке; она бы согласилась преданно и вечно любить его, седого и незнакомого, согласилась бы рожать от него, ежедневно мучить свое тело, лишь бы он научил ее знать весь мир и участвовать в нем. Ничто ей была молодость, ничто свое счастье – она чувствовала вблизи несущееся, горячее движение, у нее поднималось сердце от вида всеобщей стремящейся жизни, но она не могла выговорить слов своей радости и теперь стояла и просила научить ее этим словам, этому уменью чувствовать в голове весь свет, чтобы помогать ему светиться. Девушка еще не знала, пойдет ли с нею ученый человек, и неопределенно смотрела, готовая опять учиться с активистом.
– Я сейчас пойду с вами,– сказал Прушевский.
Девушка хотела обрадоваться и вскрикнуть, но не стала, чтобы Прушевский не обиделся.
– Идемте,– произнес Прушевский.
Девушка пошла вперед, указывая дорогу инженеру, хотя заблудиться было невозможно; однако она желала быть благодарной, но не имела ничего для подарка следующему за ней человеку.

********

Вместе с ним из совхоза вышла молодая женщина и пошла с ним нечаянно рядом. Она была немного привлекательна, но, видимо, проста и доверчива, так как шла и рассматривала человека объективно, как вещь, еще не чувствуя к нему ни вражды, ни любезности. А Вермо уже стеснялся ее как человек, у которого сердце всегда живет под напором скопившейся любви и который, не испытав еще, быть может, женщины, уже боится исчезнуть в неизвестном направлении собственной страсти, невнимательно храня себя для высшей доли. Но втайне, стесненным сердцем, Николай Вермо мог любить людей сразу, потому что тело его было уже заранее переполнено безысходной жизнью. Он осмотрел в последний раз женщину – она действительно сейчас добра и хороша: черные волосы, созревшие в жаркой степи, покрывали ее голову и приближались к глазам, блестевшим уверенным светом своего чувства существования; ее скромный рот, немного открытый (от внимания к постороннему), показывал прочные зубы, которые потемнели без порошка, и грудь дышала просторно и терпеливо, готовая кормить детей, прижать их к себе и любить, чтобы они выросли. Вермо возмужал от волнения, его стеснительность прошла, и он сказал женщине хриплым, не своим голосом:
– Как скучно бывает жить на свете!
– Отчего скучно?– произнесла женщина.– Нам тоже еще невесело, но уже нескучно давно...
Инженер остановился; спутница его также дальше не пошла, и он снова неподвижно рассматривал ее – уже всю, потому что и туловище человека содержит его сущность. Глаза этой женщины были сейчас ясны и осторожны: безлюдье лежало позади ее тела – светлый и пустой мир, все качество которого хранилось теперь в этом небольшом человеке с черными волосами. Женщина молча стояла перед своим дорожным товарищем, не понимая или из хитрости.
– Скучно оттого, что не сбываются наши чувства,– глухо проговорил Вермо в громадном и солнечном пространстве, покрытом дымом пастушьих костров.– Смотришь на какое-нибудь лицо, даже неизвестное, и думаешь: товарищ, дай я тебя поцелую. Но он отвернется – не кончилась, говорит, классовая борьба, кулак мешает коснуться нашим устам...
– Но он не отвернется,– ответила женщина.
– Вы, например?– спросил Вермо.
– Я, например,– сказала женщина из совхоза.
Вермо обнял ее и долго держал при себе, ощущая теплоту, слушая шум работающего тела и подтверждая самому себе, что мир его воображения похож на действительность и горе жизни ничтожно. Тщательно все сознавая, Вермо близко поглядел в лицо женщины, она закрыла глаза, и он поцеловал ее в рот. Затем Вермо убедился еще раз в истинности своего состояния и, сжав слегка человека, уже хотел отойти в сторону, сохраняя приобретенное счастье, но здесь женщина сама придержала его и вторично поцеловала.
********

В школе с утра начались проверочные испытания за первую четверть. Ученикам задали написать сочинение из своей жизни.
Вася написал в тетради: «У нас была корова. Когда она жила, из нее ели молоко мать, отец и я. Потом она родила себе сына — теленка, и он тоже ел из нее молоко, мы трое и он четвертый, а всем хватало. Корова еще пахала и возила кладь. Потом ее сына продали на мясо. Корова стала мучиться, но скоро умерла от поезда. И ее тоже съели, потому что она говядина. Корова отдала нам все, то есть молоко, сына, мясо, кожу, внутренности и кости, она была доброй. Я помню нашу корову и не забуду».

********

Так в чём там дело? Что именно проделывал со словом Андрей, чтобы получилось один к одному как у Павла?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив