Битва профессоров

matveychev_oleg — 22.10.2020 Название этого очерка дублирует название видео на канале ДеньТВ. Название, конечно, не я придумал. Но оно, видимо, зацепило немало людей, и через три дня после выхода ролика там было уже более 69 тысяч просмотров, и более 3600 комментариев.



Написать этот очерк меня подвигло то, что многое осталось, так сказать, за кадром. Не было достаточно времени, не было особенного желания «добить» оппонента, который оказался совершенно не готов к обсуждению. Хотя по мере продолжения дискуссии с этим желанием приходилось все больше бороться. Особенно когда оппонент в конце перешел фактически на шулерство, что я сейчас продемонстрирую.

В комментариях сотни человек написали, что, мол, профессор Сломинский оказался не готов к дискуссии, не того организаторы выбрали. Ничего подобного. С любым другим генетиком результат был бы тот же самый. Дело не в Сломинском, дело в системной проблеме современных российских генетиков. Дело в уровне их образования, как правило, начетническом, в отсутствии хорошей научной школы. Это сразу отражается в культуре дискуссии, когда оппонент не способен выставить конкретные аргументы, и при этом применить тот самый принцип, о котором я говорил в дискуссии – «вы не правы, надо не так, а ВОТ ТАК». Но для этого надо знать, как надо, надо свободно владеть методологией оппонента, надо знать соответствующую литературу. А иначе какой смысл идти на «дебаты»? Только позориться…


Нет среди российских (да и любых других) генетиков тех, кто бы свободно разбирался в ДНК-генеалогии. Как они тогда скажут, что «надо вот так»? Поэтому в дискуссию они пойдут с верхоглядством, начетничеством, с общими фразами, за которыми содержания никакого нет. Любой генетик, или представитель любой другой специальности в дискуссии о ДНК-генеалогии будет обречен. Они будут говорить «по понятиям», которое у них своеобразное, а надо «по науке». Так и получилось с профессором Сломинским. Фактически все его «претензии» сводились к тому, что «Y-хромосома маленькая, а геном большой, в нем больше информации». Напоминает – «вот кто-то крикнул из ветвей – геном большой, ему видней». Информации в геноме, конечно, больше, просто по определению, поскольку Y-хромосома – часть общего генома.

Но здесь опять бездумное начетничество. Во-первых, эту информацию еще извлекать надо уметь, а с этим у «геномщиков» дела пока плохи, ниже приведу несколько примеров. Во-вторых, никогда и никому не нужна вся эта информация, задачи в науке всегда решаются конкретные. Под эти конкретные задачи разрабатываются конкретные методологии, и в каждой науке есть своя совокупность методологий. В физике – одни, в химии – другие, в астрономии – третьи, и так далее. Так вот, методологии при изучении генома одни, в ДНК-генеалогии – другие. Характер получаемых выводов – совершенно разный, графические иллюстрации – совершенно разные, математический аппарат обработки получаемых данных – совершенно разный.

Все эти стенания, что геном – это работа с ковром, сотканным из многих ниток, а ДНК-генеалогия работает только с одной ниткой – это не имеет никакого отношения ни к науке, ни к жизни. Канатоходец ходит по одной нитке, она же проволока, и его и зрителей это вполне устраивает. Ковер здесь никто не требует. Далее, ДНК-генеалогия работает на самом деле с тысячами «ниточек», каждая – прямая наследственная линия, как правило, по линии отец-сын, и каждая уходит вглубь веков и тысячелетий, десятков и сотен тысяч лет, порой и на миллионы лет, как было показано в наших работах. Используя эти «ниточки», а на самом деле гаплотипы современных людей и шимпанзе из зоопарка, было показано, что их общие предки, человека и шимпанзе, жили примерно 5 миллионов лет назад. Что-то не припоминается, чтобы подобная работа была сделана с использованием генома. И дело вовсе не в том, что в геноме мало информации, а в том, что извлекать ее генетики пока умеют очень ограниченно.

Немало было комментариев, что да, профессор Сломинский выступил неважно, не готов оказался, не разбирается в вопросе, надо было Балановского на дебаты пригласить. Комментаторы не в курсе, что с Балановского и начинали, но он на дебаты не пошел. Слаб он для дебатов, результат был бы тот же самый, и полагаю, что намного хуже. Хуже – потому что профессора Сломинского я щадил, о чем и сказал в передаче, от него мало что можно было ожидать, действительно, далек от обсуждаемых вопросов. Балановского я щадить бы не стал, и он это прекрасно понимает, потому и отказался. Более того, дебаты с Балановским у нас были, правда, на его «наезды» я незамедлительно отвечал, но от него ответов уже не было, каждый раз он предпочитал тихо, не прощаясь… Примеры здесь:

Балановский как системный наперсточник (переход на основную статью через четыре абзаца)

Балановщина

«Родина слонов» в исполнении Балановского

Показательны многие другие статьи на Переформате. Каждый раз он от ответов воздерживался. Потому и уклонился от предложения дебатов на День ТВ. Так что комментаторам – не надейтесь, не пойдет Балановский на дебаты. Ему гораздо лучше, когда его заочно нахваливают, что, типа, вот он на дебатах показал бы себя и науку. Не показал бы. Иначе этот дутый его «имидж» сразу бы сдулся.

Еще одна причина, зачем я написал этот очерк. Шулерство профессора Сломинского надо все-таки показать, и это характерно для современной РАН. Я не зря сказал, что перед дискуссией посмотрел на научные публикации оппонента, и увидел там нечто, что многих должно шокировать. Я не стал говорить об этом на дебатах, хотя, возможно, стоило бы. Опять, не хотелось добивать оппонента, которого и так сильно огорчило мое упоминание о его цитируемости в научной литературе. В комментариях к ролику звучало, что я этим «перешел на личности». Те комментаторы просто не понимают, что цитируемость – это важный показатель научного уровня человека в науке. Надо знать, какого уровня в науке добился человек, который выходит на дебаты. Но когда оппонент откровенно «не тянет», то аудитория должна знать, насколько его научные работы находят (или не находят) отзыв в научной среде. Об этом и говорит цитируемость научных работ. Если работы мало кому интересны, то их и не упоминают в научной литературе, не цитируют. Если интересны и важны – то индекс цитируемости высокий.

Например, один из авторов статьи, которую упомянул Сломинский, сказав, что «у меня четыре статьи категории Q1», по фамилии Ripke, имеет индекс цитируемости 89. Это означает, что его список основных статей состоит из 89 статей, на последнюю из которых в научной литературе сослались 89 раз. Сколько на какую другую статью из этого списка сослались, уже не так важно, если мы знаем, что на 89-ю статью сослались 89 раз, на остальные 88 статей в списке ссылок уже больше. Так вот, на первую, самую цитируемую статью Рипке сослались 3608 раз. В ней он был вторым автором, что показывает его непосредственное участие в статье. Вопросов нет. Я с удовольствием побеседовал бы с Рипке, потому что его уровень в науке безусловно высокий.

Так вот, согласно тому же списку Google Scholar, в котором приводятся цитируемости, индекс профессора Сломинского равен 12. Это – ниже требований, например, в США, для занятия должности профессора в университете или в другой научной структуре. Обратите внимание, что в эфире я этого не сказал, как не стал приводить свою цитируемость. Зачем мне добивать оппонента окончательно? Сейчас могу привести, для сведения, что мой индекс цитируемости 31, и самая цитируемая работа имеет 726 ссылок в научной литературе. Кстати, сам я на эту работу никогда не ссылался, так что цитируемость «не нагонял». Это легко проверить по тому же Google Scholar. Более того, я в ней единственный автор, как и в последующей статье в списке, на которую тоже сотни цитирований.

А в отношении «перехода на личности» – почему же не перейти, когда это информативно, и дает возможность понять, кто есть кто? Идя на дискуссию, надо понимать, что такие вопросы неизбежно возникнут, особенно когда оппонент имеет, так сказать «хуцпу», возражать по принципам, «как устроена наука» (об этом немного ниже). Ну раз затрагиваешь такие вопросы, то надо демонстрировать свою научную квалификацию, в том числе и цитируемость в научной печати, и какое место занимаешь среди соавторов, и как читают твои научные статьи. Это все имеет прямое отношение к дебатам. Вот, например, как читают мои научные статьи (это – ресурс ResearchGate, данные на 18 октября этого года). По вертикальной оси – число прочтений статей за неделю, по горизонтальной – календарные даты, итоги ресурс подводит каждую неделю. Видно, что мои статьи читаются на уровне 350-450 чтений в неделю. Меня это вполне устраивает. Еще несколько лет назад это число было на уровне 50-70 (Клёсов А.А. «Кому мешает ДНК-генеалогия» (М., Книжный мир, 2016, стр. 414).



Я бы привел аналогичный график по чтению статей моего оппонента, но упомянутый ресурс таких данных не приводит.

Перейдем к тому, что вызвало моё возмущение в дискуссии, и что я сейчас называю форменным шулерством. Только терпение не дало мне желания выложить это в дискуссии. Дело в том, что Сломинский сообщил – «у меня есть в этом году четыре статьи в журналах категории Q1». Но он не сообщил, что в тех статьях, и многих более ранних более 300 соавторов (!). Пример – ниже, статья в журнале Nature, 2020 год. В статье – 23 автора, фамилии их приведены под названием статьи, Сломинского среди них нет. Отдельно идет список из 312 фамилий, под названием «коллаборанты», то есть те, с кем струдничали основные авторы. Это – Рабочая группа по шизофрении консорциума по психиатрической геномике. В этой группе есть фамилия Сломинский. И это он называет «у меня статья». Подобных статей у него – несколько, где он везде в составе «рабочей группы», а среди основных авторов его нет.



Вот – еще один пример, похлеще предыдущего. Здесь в соавторах статьи 537 (!) человек:



Найти фамилию моего оппонента в списке соавторов непросто. Подсказываю – она близко к концу, под номером 442. И таких статей у моего оппонента много, перечисляю журналы навскидку (включая те два, что приведены выше), в каждой статье – более 300 соавторов, в каждой профессор Сломинский ближе к концу. В каждой – та же система: в начале списка авторов идут от 2 до 12 фамилий основных авторов, профессора Сломинского среди них никогда нет, и затем – «рабочая группа по …» (идет название очередной рабочей группы геномного консорциума) с сотнями «соавторов», среди них – профессор Сломинский. Вот в этих журналах опубликованы статьи моего оппонента, в каждой, повторяю, сотни соавторов. Все они, или почти все, «категории Q1», только какое это имеет значение? Статьи-то не его… Это как объявлять, что он имеет Золотую звезду Героя, потому что город, в котором он живет, награжден званием «город-герой». Тем не менее, эти статьи приведены на сайте Института молекулярной генетики как статьи профессора Сломинского.

Nature, 2020 (представлена в печать)
Nat. Genetics, 2019 (март)
Mol. Psychiatry, 2019
Nat. Genetics, 2019 (июнь)
Amer. J. Med. Genetics, 2019
Cell, 2018
Sci. Rep., 2018
Amer. J. Med. Genetics, 2018
Nat. Commun., 2017
Nature, 2016
Nat. Neurosci. , 2016
Amer. J. Med. Genetics, 2016
Nat. Genetics, 2015 (март)
Nat. Genetics, 2015 (декабрь)
Amer. J. Human Genetics, 2015
Nature, 2014
Amer. J. Human Genetics, 2014

Раньше в науке такого не было. Но голь, так сказать, на выдумки хитра. Каждому из этих сотен «авторов» в послужной список идет статья в «Q1» журнале, и каждая ссылка на статью идет в индекс цитируемости каждому из сотен «авторов». В наше советское время такого количества авторов в научных публикациях не было, даже 8-10 авторов заставляли поднимать в недоумении брови. Я уже упоминал выше, что в моих наиболее цитируемых статьях я – единственный автор. У моего оппонента статей, в которых он был бы единственным автором, вообще нет. Только коллективы. Вообще в науке есть эмпирическое правило – если до 40 лет ни одной статьи под своей единственной фамилией не опубликовано, то больше никогда и не будет, тем более когда он – начальник. Потому что идет творческая деградация начальника, на него уже начинает работать коллектив. Казалось бы, ну хоть обзор по своему направлению науки мог бы написать, не так ли? Аналитический обзор, с анализом проблем и перспектив развития данного направления. Но куда там, деградация только усиливается. Это – проблема РАН в целом.

Кто-то, во всем ищущий компромат, скажет про меня – он, мол, сводит счеты с оппонентом. Ничего подобного. Я профессора Сломинского до того не знал, и о нем не слышал, и больше, видимо, не услышу. Да и знать не хочу. Какой он был оппонент – все видели, какие там «счеты»… Дело вовсе не в оппоненте, дело в порядках, заведенных в РАН. Кто-то должен был об этом сказать. Вот я и говорю. Из РАН-то никто об этом не скажет, не захотят рубить сук, на котором сидят.

Прошу меня понять правильно. Я вовсе не против публикаций статей с сотнями соавторов, это по разным причинам «примета времени». Но я возражаю против того, когда при этом говорят «моя статья», тем более в дискуссии, когда аудитория не имет понятия, как там дела обстоят на самом деле, и вводится в заблуждение. Это – мягко говоря. Мне откровенно не нравится, когда такие статьи с сотнями «соавторов» идут в послужной список научного сотрудника, как будто он сам такую статью написал и опубликовал. Мне откровенно не нравится, когда цитирования таких статей присваиваются каждым из сотен «соавторов», потому что это по сути шулерство. Мне откровенно не нравится, когда начальники от науки (хотя бы в своей лаборатории РАН) не пишут и не публикуют научные статьи под своим единственным именем, что и было бы доказательством научной квалификации. Естественно, нельзя требовать, чтобы все статьи, выходящие из лаборатории, были за одним авторством, это невозможно, экспериментальная наука обычно коллективна, два-три-четыре автора – это нормально. Но руководитель группы, заведующий лабораторией, член ученого совета, директор института должны время от времени публиковать научные статьи, которые они сами написали и подали в печать. Без этого РАН деградирует.

Как антипример приведу название своей довольно объемной статьи, опубликованной больше 30 лет назад, в мою бытность заведующего лабораторией и временами исполняющего обязанности директора Института биохимии Академии наук СССР. Статья называлась – «Какие актуальные проблемы современной биохимии представляются наиболее важными и интересными». Автор – один. Как и во многих других моих научных работах. Академик Н.Н. Семенов, единственный российский Нобелевский лауреат в области химии, кафедру которого в МГУ я заканчивал, большинство статей писал как единственный автор, и публиковал аналитические статьи в таких журналах, как «Доклады Академии наук СССР», «Успехи химии» или «Успехи физических наук». Академик Национальной АН США, Берт Вэлли, под чьим началом я работал в Гарвардском университете много лет, регулярно публиковал научные статьи под своим единственным авторством, и к моим статьям не приписывался, которые я тоже публиковал из того же университета за единственным авторством. Кстати, эти мои статьи продолжают быть в списке моих наиболее цитируемых, например, в журнале Biochemistry, с числом ссылок 313 и 131.

Кстати, когда я в дискуссии сказал, что не имею понятия, что такое «категория Q1», то профессор Сломинский с деланным сокрушением воскликнул – «ну, извините». Типа – позор такого не знать. После я выяснил. Оказалось, это околонаучное бюрократическое изобретение для подачи заявки на гранты, чтобы отсекать тех, кто публикуется в «Мурзилках» и прочих трудах конференций молодых ученых. Последнее – дело хорошее для тренировок с написанием тезисов докладов, но не для получения грантов. «Категория Q1» – это престижные и умеренно престижные научные журналы. Поскольку я никогда заявки на гранты не подавал и гранты не получал, то и, понятно, не знал, что это такое. Я просто в таких журналах публиковался, без всяких «Q1».

Так вот, голь действительно на выдумки хитра, и лазейка была найдена – публиковаться коллективами по 100-500 человек, и каждый получает публикацию. На мой взгляд, это банальное шулерство. И не только на мой – среди моих друзей и знакомых в США, докторов наук и профессоров из России, никто не знал, как выяснилось, что такое эти Q, но когда я им показал статьи, как приведены выше, с такими авторскими «коллективами», то они независимо это охарактеризовали как «наглость», «мошенничество», «жульничество». Теперь читателю, наверное, стало понятнее, почему я заговорил о вкладе оппонента в науку, и о цитируемости. Про статьи моего оппонента с числом «соавторов» 300-500 я в дискуссии говорить не стал, зачем добивать? Свою цитируемость по этой же причине не приводил. Поэтому негатив недоброжелателей, что я якобы стал «меряться» цитируемостью, как всегда, ложь. Так что спокойно их игнорирую. Как и игнорирую профанов, которые объявляют, что у меня нет научных публикаций вообще, и по ДНК-генеалогии в частности. Кстати, публикации по ДНК-генеалогии у меня есть в числе наиболее цитируемых, первые три опубликованы еще в 2009 году, это были первые статьи по этому направлению в зарубежной печати (в российской печати их уже к тому времени было много), две статьи в журнале J. Genet. Geneal. (2009), с числом цитирований 48 и 45, и в журнале Human Genetics, одном из самых престижных в мире в области генетики человека, с 23 цитированиями, и далее идет серия статей в международных журналах. В большинстве – за одним автором, остальные – с двумя. Все цитируются неплохо.

Итак, рамки расставлены, научный уровень моего оппонента в обсуждаемой тематике ясен, он – ниже некуда. Так что вопрос о компетентности оппонента в вопросах ДНК-генеалогии уже, видимо, любому ясен. Но если кто-то думает, что хорошо, в ДНК-генеалогии он действительно не разбирается, то уж в геноме – должен разбираться, то этот кто-то должен еще раз подумать. Дело в том, что геном геному рознь, и здесь мы опять выходим на уровень постановки задачи. Профессор Сломинский определенно является специалистом по геномному изучению наследственных заболеваний. Но он, могу заверить читателя, не является специалистом по изучению генома для исследований состава и миграций современных и древних народов и древних племен. Это было ясно с самого начала, слушая его вопросы и разъяснения. Попробую пояснить.

Дело в том, что методология изучения генома в задачах по наследственным заболеваниям кардинально отличается от методологии в задачах по изучению древних миграций и по изучению современных групп населения. В первом случае надо найти, идентифицировать дефектный ген (или несколько генов), и в дальнейшем искать его целенаправленно в разных индивидуумах. При изучении древних ДНК с целью выявления миграций племен и народов никаких дефектных генов нет, или, точнее, их не ищут. Поэтому четко обозначенной цели в геномных исследованиях такого рода нет. Работают некими вероятностными подходами, при которых исследуемый геном разрубают «в лапшу», и сравнивают с некими «референсными геномами», в которых усредняют все геномы данной популяции, усредняют геномы мужчин и женщин, усредняют все гаплогруппы, гаплотипы и субклады, то есть геномы, в которых есть соответствующие мутации, обратимые или необратимые, короче, гетерогенный набор геномов «референсной популяции» превращают по возможности в гомогенную систему.

Это – набор сотен тысяч и миллионов мелких, средних и крупных фрагментов геномов, как получилось при усреднении и превращении «в лапшу». И далее сравнивают или коллективную лапшу с другой коллективной лапшой (при сопоставлении разных популяций), или лапшу из ДНК отдельного человека с коллективной лапшой «референсной популяции». Сравнение ведется поиском «похожестей», такой поиск ведет компьютер. Естественно, «похожести» бывают разной природы, по разным причинам. Одни – совершенно случайные, чисто статистические. Ведь ДНК состоят всего из четырех нуклеотидов, и при разрубании в лапшу усредненных ДНК популяций и ДНК отдельного человека всегда попадаются совпадения. Компьютер записывает – «нашел похожести».

Далее, есть похожести по неизбежности, ДНК людей вобще схожи на 99% и более, у всех нас в основном одни и те же гены, потому что мы построены в целом очень сходно. У всех легкие, сердце, селезенка, печень с почками, и так далее. Эти гены тоже разрубаются в лапшу, и компьютер, разумеется, записывает – «похожи», что у лапши с лапшой, что у человека с «референсной» лапшой. Похожестей уже набирается куда как много. Наконец, есть похожести по наследственности, унаследованные от мамы с папой, и далее от их мам и пап, и так далее. Компьютер добавляет их в общий список похожестей, он же железный и не знает, откуда эти похожести, ему все равно. И выдает весь список исследователям. Это – их счастливый момент. В первую очередь потому, что с этими похожестями они могут поступать как хотят. Какая задача ставится, так похожести и отнесем.

Поэтому когда профессор Сломинский в «дебатах» сообщает, что «геном можно наложить на карту», и что-то там получить или доказать, он говорит неправду. Накладывают не геном, а те самые «похожести», которые уже обработали исследователи. Они уже выбрали, что их устраивает. Они же знают, что там – прибалты, там – татары, там – кавказцы, здесь, в центральной части Равнины – русские, и так далее. Они, исследователи, прекрасно знают, где и каким цветом должно получиться. А цветом – потому что они ту лапшу, в похожестях, раскрашивают в цвета мультикультурализма. Ответ-то заранее известен.

Вот захотелось им отделить Украину от России – нет проблем. Сделали так, что Украина на «геномной карте» окрасилась в один цвет, а прилегающая Россия – в другой. Причем между ними оказалась резкая цветовая граница. Это – работа Балановских, не придумано, так это и было. А ДНК-генеалогия показала, что народы украинский и русский практически идентичны, по всем ДНК-показателям, и Y-хромосомным, и митохондриальным ДНК. Различия – на единичные проценты. Когда их, Балановских, уличили в подтасовке, да тем более конфликт разгорелся между двумя странами, да тем более когда данные ДНК-генеалогии опубликовали, тут Балановские дали задний ход. Оказывается, украинцы и русские – никакой разницы нет, так геном показывает, смотрите, цвета на карте одинаковые. Дывытесь, хромадяне, очередная победа геномной науки. Что, не знает об этом профессор Сломинский? Либо знает, но предпочитает не упоминать, либо не знает. Что хуже?

Как показали последние годы, «геномная наука» в приложении к современным и древним популяциям может показать всё, что угодно, как захотят авторы – это когда ответ заранее известен, или таковы политические предпочтения, как в примере с Украиной. Когда ответ заранее известен – о, это для геномной науки большая удача, она всегда с заранее известным ответом совпадает. Действительно, а как же иначе? Если не совпадет – это же могут поинтересоваться, почему не совпадает, ответ же уже известен. Это себе дороже будет, ведь не объяснить. А вот когда ответ заранее неизвестен, или он серьезно противоречив, тогда геномная наука входит в ступор. Хороший пример – геномные поиски ариев в Индии, искала команда под руководством профессора Дэвида Рейха из Гарвардского университета. Это – ведущий специалист по геному древних популяций в мире. Правда, у него все сводится к охотникам-собирателям и фермерам. Охотники – собиратели – это те, которые были ранее 7000 лет назад, а фермеры, стало быть, это позже 7000 лет. А поскольку ДНК из захоронений на самом деле не показывают, кто там охотник и кто – фермер, то так и ориентируются, по времени захоронений.

Так вот, когда взялись за поиски древних ариев в Индии, а также маршрута, которым они в Индию могли прибыть, то их накрыл скандал. Одни индийские профессора и политики считают, что никаких ариев в Индии не было, их придумали английские колонизаторы, чтобы унижать индийский народ. Другие считают, что арии были. Проблема. Для геномных исследований надо ведь, чтобы ответ был ясен заранее, и его надо подтвердить, чтобы «сделать красиво», и продемонстрировать мощь геномной науки. А здесь – незадача, всем не угодить. Перед другой половиной надо ответ держать, пояснять, как нашли или ариев, или их отсутствие в древней Индии. В итоге было принято оптимальное решение – что не удалось подтвердить ни ариев, ни их отсутствие. Так и опубликовали. В виде компромисса придумали «периферийных индийцев», надо же было хоть что-то показать. Статья вышла, и я получил коллективное письмо от индийских профессоров, которые меня спросили, а что в этой статье, может, это они, индийские профессора, что-то не понимают? Что там новое есть-то? Если ничего нового нет, написали они, то мы и обсуждать статью не будем. Я написал им, что в статье ничего нового нет, так что можно и не обсуждать.

Интересно, знает ли о таких «геномных исследованиях» профессор Сломинский? Он так активно рассказывал в дискуссии, что геном, мол, это наше всё, он дает массу информации, а ДНК-генеалогия «выплескивает» это богатство… Слушал я его, и за него переживал. Это надо же, столь девственное незнание сохранить, и жить тем, что понаслышке почерпнул. А вот что в этом отношении показала ДНК-генеалогия – что 5900 лет назад (с тех пор в Y-хромосоме образовались 41 снип-мутация, каждая в среднем образуется за 144 года, вот и получается примерно 5900 лет назад) образовался снип R1a-Z645, носители которого примерно 5000 лет назад вышли на Русскую равнину, и образовали снипы R1a-Z645-Z280 (4900 лет назад), R1a-Z645-M458 (5000 лет назад) и R1a-Z645-Z93 (4600 лет назад). Половина современных этнических русских имеет снипы Z645-Z280 (восточные славяне) и Z645-М458 (западные славяне), они на восток не пошли, остались на Русской равнине и расселились там же, как и прошли на запад, став балтийскими славянами, балканскими славянами, предками значительной части современных русских, украинцев, белорусов, поляков, чехов, словаков, словенцев, в меньшей степени литовцев, латышей, эстонцев. А носители снипа R1a-Z645-Z93 прошли на восток, оставляя на пути ряд археологичнских культур – срубную (R1a-Z645-Z93-Z2123), потаповскую, синташтинскую, андроновскую, и перешли на Иранское плато, став авестийскими ариями, в Индию, став индоариями (R1a-Z645-Z2123 и R1a-Z645-L657), на Ближний Восток (R1a-Z645-L657), а также в Монголию, Алтайский регион (хакасы – частью их современные потомки), в Китай (где сейчас проживают десятки миллионов носителей R1a-Z645-Z93).

Так что в Индии потомки древних ариев легко идентифицируются по их снип-мутациям, и ДНК-генеалогия показывает, что они – выходцы с Русской равнины примерно 4600 лет назад. Они же – в синташтинской культуре на Южном Урале, ископаемые ДНК датируются 4100 лет назад, снип R1a-Z645, как и в Индии. И в срубной культуре на Русской равнине – как в Индии, R1a-Z645-Z2123. Переход ариев в Индию проходил примерно 3600 лет назад.

Ничего этого геном показать не смог. Так что не надо «заливать» про то, какой геном информативный в отношении древних миграций. Может, когда-нибудь и будет, но пока этого нет. Методология «геномного анализа» по сути порочная. ДНК-генеалогия – намного эффективнее геномных данных в этом отношении.

Еще вопрос Сломинского в дискуссии, который он так и не смог сформулировать, пришлось ему помогать. Это – как определяются значения констант скоростей мутаций в Y-хромосоме. К сожалению, время постоянно поджимало, поэтому ответить как следует было невозможно без иллюстраций расчетами. А как это сделать в дискуссии? На самом деле ответ легкий, и я его сейчас дам. Есть два типа мутаций в Y-хромосоме, одни необратимые, определяют появление новых снипов, субкладов, гаплогрупп. Другие – обратимые, происходят в гаплотипах. Первые, необратимые, происходят в среднем со скоростью одна мутация вo всей Y-хромосоме в поколение, точнее, в раз в 21 год. Поскольку в Y-хромосоме 58 миллионов нуклеотидов, то скорость необративных мутаций в среднем равна 1/58 000 000/22 = 0.821×10-9 в год. Специалисты договорились нормировать эту величину не на всю Y-хромосому, а на ее «референсный» фрагмент размером в 8.45 миллионов нуклеотидов, тогда скорость снип-мутаций равна в среднем 0.00694 в год, или одна мутация в 144 года.

Скорости обратимых мутаций, в гаплотипах, рассчитываются совсем по-другому. Для этого применяют серии из сотен и тысяч гаплотипов. В каждом гаплотипе есть 111 маркеров, то есть 111 чисел, которые время от времени, в ходе сотен и тысяч лет, изменяют свое значение. Например, в серии из 3466 гаплотипов гаплогруппы R1b-L21, которые встречаются в основном на Британских островах, 45-й маркер по счету, под названием DYS472, в 3461 случае равен 8, в четырех случаях равен 9, и в одном случае равен 7. То есть за все время, прошедшее от жизни общего предка всех 3466 гаплотипов, в них произошло всего 5 мутаций. В маркере DYS455 за то же время произошло 63 мутации, в маркере DYS492 – 70 мутаций, в маркере DYS534 – 2267 мутаций, а в маркере DYS710 – 3594 мутаций. Уже ясно, что скорости мутаций разных маркеров в гаплотипах очень сильно различаются, и что DYS472 – «медленный» маркер, и DYS710 – «быстрый». Собственно, эти два маркера и выставляют рамки для всего диапазона скоростей мутаций для всех 111 маркеров в гаплотипах. Осталось превратить эти числа мутаций в «константы скоростей», разделив на 3466, и нормировать на число лет до общего предка всех 3466 гаплотипов. Далее, это же надо сделать для всех 111 маркеров, и для десятков и сотен серий гаплотипов по всем регионам и континентам. В итоге мы пришли к величинам констант скоростей мутаций, которые оказались практически равны друг другу (для каждого маркера) независимо от региона или континента. На то они и константы скоростей мутаций. Иначе говоря, у всех людей, независимо от их происхождения, гаплогруппы, расы, константы скоростей мутаций по всей планете одинаковы. В сжатом виде это изложено в статье (A.A. Klyosov, V.V. Kilin. “Kilin-Klyosov TMRCA Calculator for Time Spans up to Millions of Years”, Advances in Anthropology, 6, 51-71, 2016). Это все значительно подробнее и со многими примерами объяснено в учебнике «А.А. Клёсов. Практическая ДНК-генеалогия для всех», М., Концептуал, 2018, Глава 2 «Расчетные методы ДНК-генеалогии».

Согласитесь, что в таком виде объяснять на дебатах было бы бесполезно. Если бы оппонент хоть немного подготовился к дискуссии, вопрос вообще не возник. Но он не только не подготовился, но и просто не имел понятия о предмете «дискуссии». Оттого и вопрос, им заданный – «R1a1 – это какой этнос?». Как и в других случаях, я не стал в дискуссии говорить, что это жуткая безграмотность, пожалел оппонента, но сейчас напишу. В дискуссии я ответил относительно деликатно, что оппонент не владеет современной терминологией. Но дело не только в терминологии, сама постановка вопроса показывает, что профессор Сломинский не понимает ни в этносах, ни в гаплогруппах. Мало того, что субклад R1a1 (соответствующий снип М459) образовался 128 снип-мутаций назад, то есть примерно 18 тысяч лет назад, и ни к какому этносу относиться просто не может. За эти прошедшие тысячелетия Y-хромосома обросла десятками и сотнями нижестоящих снипов, в среднем за это время образовалось 125 снипов, которые привели их носителей и потомков в любой этнос Евразии. Помимо того, нет ни одного этноса, который бы состоял только из одной гаплогруппы или одного субклада, все они содержат разные гаплогруппы и субклады, некоторые этносы больше, некоторые меньше.

Многие в комментариях к видеоролику отмечали мое терпение. Это – правда. Выслушивать человека, который ни бельмеса не понимает в предмете дискуссии, но пыжится, чтобы это не заметили ведущий и зрители, нужно немалое терпение. Далее, за мою научную жизнь, а это более 50 лет, я не раз встречал людей, до смешного центричных в отношении своего научного направления, и ничего другого не признававших. Как правило, это были начинающие сотрудники, молодые, неопытные, с ограниченным кругозором, банально глупые. По уровню – не выше ассистентов. Но профессора с такой «парадигмой» я встречаю впервые. Могу объяснить это только одним – он работал по отработке некоего «задания», ему непременно надо было дискредитировать ДНК-генеалогию. Отсюда все эти «узкое направление», «ограниченное», «выплескиваете всё остальное», «для вас это всё», и так далее. Он настолько примитивно бился за непризнание другого направления науки (в котором, повторяю, он не разбирается), что другого объяснения у меня нет. Ведущий его спрашивает – «вы согласны, что ДНК-генеалогия предоставляет важную информацию для науки?», но он и это не смог из себя выдавить. Его ответ – «я согласен, какую-то информацию она предоставляет». Пересматривая видеоролик несколько позже, я не мог удержаться от смеха. Казалось бы, естественным был ответ – да, ДНК-генеалогия работает в своей области, по решению своих задач. Я работаю с геномом, изучая наследственные заболевания, в своей области, по решению своих задач. Кто бы возражал?

Ведущий его спрашивает – вы считаете, что ДНК-генеалогия ошибается? Нет, отвечает оппонент, «она не ошибается», и опять заводит разговор про весь геном. Я ему про кольцо на лапке птицы, по которому можно прослеживать миграции птиц, а он про птицу целиком, что мы остальные вопросы про птицу «выбрасываем». Пришлось ему подсказать, что да, кольцо нам не скажет, почему и как птицы чирикают, как вьют гнезда, но в данном вопросе, с кольцом, орнитолога интересуют направления и пути миграции. Как и ДНК-генеалогию, только интересуют пути и миграции человека. Плюс ряд других важных вопросов изучения древнего мира. Профессор Сломинский, к моему разочарованию, никак не соглашался с тем, что в науке ставят вопросы и их решают, создавая или используя соответствующую методологию. На мои слова, что так устроена наука, мой оппонент возразил (правда, вяло) – «наука устроена по-другому немножко», но так и не пояснил, а как же она «устроена по-другому немножко». Опять было ясно, что его «задание» (которое или ему было дано, или он сам такое перед собой поставил) – было ни с чем не соглашаться, но без пояснений.



Далее здесь

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив