Библиотеки - 2

alfare — 08.10.2023 Нехорошо, конечно, морочить вам головы куском незаконченной повести, но когда я попытался выхватить оттуда небольшую цитату, то понял, что лучшей иллюстрацией будет процитировать полностью несколько глав. Это один из лучших текстов, что писал про Библиотеку. Жаль, что не закончил. Писался он в удивительный период, это был 2007 год, я тогда впервые открыл для себя удивительное место, совершенно волшебное, чайный клуб "Золотая черепаха", и тогда же первый год как узнал вкус и аромат настоящего зелёного чая, не той ерунды, что продавалась во всяких "элитных" отделах, а привезённых из Китая свежайших и нежнейших... И как же они помогали писать! Я позволил себе такой финт на месяц или полтора - раз в неделю, по средам брал без содержания до обеда, просыпаясь, сразу делал чай, тогда обычно Лун Цзин, и садился писать. И ещё писал по субботам... Повесть осталась недописанной, о чём я очень жалею. Отчасти потому, что на работе стало напряжней, мои увольнительные прижали, да и вообще стало хуже, но главное - повесть слишком усложнилась. Она начиналась как детская, но, как это обычно у меня и бывало, вырулила куда-то в навороченные дебри.

* * *



– 1 –

Эту сумасшедшую идею предложила Ленка. Хотя, надо бы сказать, мы все немножко сумасшедшие – и мне это нравится. Мне нравится то, что мы понимаем друг друга, нет, не читаем мысли, а просто у нас почти никогда не случается так, что одному взбредает в голову заниматься тем, чего остальные вообще не хотят.

С чего это всё началось… Мама Павлика – Хозяйка Библиотеки.

На самом деле её зовут Соня Олеговна, и она считается заведующей городской библиотекой номер 4. Но всё не так просто.

Вообще, мама Павлика – самая загадочная женщина на свете! Когда я её увидел первый раз, она показалась мне худой и сутулой старухой, и даже одежда – какое-то мышиное платье и седой платок на плечах – показались мне припорошенной пылью книг. Я тогда смутился, потому что подумал – Павлик будет стесняться, что у него такая ветхая мама. А мне придётся делать вид, что всё нормально, и мама у него классная, и всё такое…

Ну и дурак же я тогда был!

Через неделю я встретил Соню Олеговну на улице. Я бы не узнал её, но она улыбнулась мне и сказала:

–Привет, Рыжик!

(Ещё чуть-чуть отступлю – извините, ладно? Я не рыжий ни чуточки, и даже ни одной веснушки у меня нет. Это Ленка меня так назвала, когда мы познакомились – на мне была оранжевая рубашка и брюки такого странного цвета, я не знаю, как он правильно называется, ну, пусть будет "тёмно-рыжий". Я не против, когда меня так зовёт Ленка или ещё кто-нибудь, к кому я хорошо отношусь, но вообще моё имя Алик).

Итак, я уставился на Соню Олеговну и, наверно, даже раскрыл рот. Потому что сейчас она была лет на сорок моложе!.. Она улыбнулась мне (так и не услышав от меня обычного "здрасьте"). Можно бы подумать, что на самом деле это была вовсе не мама Павлика, а какая-то его родственница – сестра, например – но я сразу и очень ясно понял – это она, Хозяйка Библиотеки!

Был яркий, солнечный день, дорожка в парке просто сияла золотыми листьями октября, а я шёл по ней, долго-долго, и это было такое состояние… такое совершенно необычное состояние, когда ты готов ко всему – хоть к явлению летающей тарелки прямо вот сюда, на поляну с бронзовым мальчишкой на коне, хоть к тому, что из за ближайших деревьев выйдет экскурсия троллей, и они спросят у тебя что-нибудь совсем незначительное… какую-нибудь чепуху.

Ну, а теперь пришла очередь рассказать про Библиотеку.

Ленка как-то призналась мне, что и она сперва очень боялась за Библиотеку. Это хлипкое с виду здание находится почти в самом центре города. Обнаружить его не так-то просто. Если идти по главной улице, на которой сверкают рекламой всякие гостиницы, бутики, салоны и так далее, а потом в одном месте протиснуться в совершенно незаметненький просвет между домами – ты попадаешь в дворик, окружённый стенами домов с облупленной штукатуркой, разбитым асфальтом, и запахом гниющей картошки в подвалах. В дальнем конце этого двора и спряталась Библиотека.

Если бы здание было по-настоящему старинным, например, дореволюционным, его могли бы объявить каким-нибудь памятником культуры, подреставрировать, – и порядок! Но нет. Это был самый заурядный, серый трёхэтажный дом, при одном взгляде на который мне становилось ясно – при первой же возможности его жильцов расселят, а здание снесут.

Не снесут, сказал Павлик, когда я поделился с ним своими страхами. Вообще-то, я ему верю, когда он что-то говорит так определённо. Но тогда не удержался, спросил:

–Откуда ты знаешь? Тут земля ужас какая дорогая.
–Мама сказала, – пожал плечами Павлик. И я как-то вдруг сразу и навсегда перестал тревожиться за Библиотеку.

Библиотека казалась маленькой и тесной, и в ней почти никогда я не встречал посетителей. Редко-редко какой-нибудь седой старичок или немодно одетый школьник проскальзывали мимо меня от стола, за которым Соня Олеговна заполняла карточки, к двери. Сперва я решил, что здесь и книг-то нормальных не отыскать. Пылились тома собрания сочинений Карла Маркса, всякие скучные романы про жизнь в стране, которая называлась Советский Союз, ну, была конечно, какая-то классика, вроде Достоевских и Толстых… Но кому взбредёт в голову тащиться за ними сюда?!

Может быть, поэтому Соня Олеговна разрешала всем читателям исчезать в дебрях книжных полок, снимать наугад томик за томиком, шурша листами, открывать книжки неизвестных авторов, теряться во времени и в тусклом свете редких лампочек, вдруг понимая, что давным-давно поздний вечер, и хоть дома знают, где ты, и не будут сильно ругать, но пора, пора…

Мы приходили в библиотеку чаще втроём, но всегда получалось так, что в лабиринте полок оказывались наедине с книгами, теряли друг друга, забывали друг о друге, и только если случалось обнаружить по-настоящему интересную книгу – мы выносили её к столу Хозяйки, и там вспоминали, что где-то в глубине книжной тишины остались люди, которым срочно нужно показать находку – и идти скорее домой – или к Ленке, или к Павлику – но по дороге обязательно поговорить друг с другом о Будущей Книге, и обо всяких вещах, вообще-то не слишком важных, но без которых этому вечеру будет чего-то не хватать.

- 2 -
В то утро было воскресенье. Я спал очень долго, хотя обычно даже по выходным вскакиваю часов в восемь утра. Я проснулся первый раз рано, услышал шуршащие из кухни тихие голоса родителей, запах кофе и гренок, и мне стало уютно и хорошо. Я понял, что сейчас снова засну.

И это произошло быстро, так быстро, что я удивился. Едва повернувшись на другой бок, я уже спал. Я видел сон. Начало было до того странным, что у меня возникло такое чувство, словно я встал на пороге, вдохнув резкого воздуха первого зимнего дня!

Вокруг меня кипела жизнь! Жил большой город, ездили машины, люди торопились по своим делам – или шагали беззаботно, в парках ветер лениво двигал золотые и бурые листья, как будто играл сам с собою в шахматы, тучи в небе раздумывали, начинать ли дождь… где-то играла музыка, а если точно – то много где – это работало радио, и кто-то пел себе под нос, а в доме через дорогу какая-то чудная старушка уже перебирала клавиши рояля, как чётки, тихо-тихо.

Я покрепче зажмурил глаза и свернулся под одеялом в тугой-тугой комочек. То, что я чувствовал, было так замечательно, что мне просто необходимо это сохранить. Хотя бы кусочек!

И вдруг я понял, что стою в Библиотеке! Стою не по-настоящему, а так, как привидение. Могу ходить, где хочу, всё трогать, слушать и смотреть. А меня никто не увидит.

Я улыбнулся. Это было так замечательно, так здорово, что если честно, мне даже хотелось немножко повизжать.

Я повертел головой, ища Соню Олеговну. Выходной у неё понедельник… но… ах, да, ещё ведь слишком рано! Сегодня библиотека работает с десяти часов. Как жаль! Мне хотелось, чтобы в Библиотеке сейчас кто-нибудь был. Просто потому, что какой интерес оказаться привидением, если ты даже не можешь испытать всю прелесть своего состояния невидимости?!

Я огорчённо вздохнул… и тут же понял – в библиотеке я не один! Кто-то тихо дышал между полками и листал страницы книг.

Дух захватило от предвкушения приключения! На цыпочках (хотя зачем, если разобраться?) и не дыша, я двинулся вглубь библиотечной полутьмы.

Кажется, я шёл долго. Минуты скользили мимо меня, удивлённо замирая, поглядывая на меня и шушукаясь. И вот я увидел спину мальчишки, и понял, что это был Павлик…

Это оказалось странно и немного неправильно – я же был готов обнаружить тут какого-нибудь вампира или, в крайнем случае, таинственного исследователя древних манускриптов (допустим, он уже пересмотрел все главные книгохранилища страны, и теперь принялся за такие вот крохотные библиотечки, в надежде отыскать… ну, допустим, отчёт князя Олега о путешествии в страну Инков).

–Ты чего тут… – растерянно проговорил я, забыв, что временно являюсь как бы привидением. Но Павлик поднял лицо и совершенно не удивился. Он меня видел.
–Ага, - сказал он. – Ты вот как умеешь… Здорово. – Но, хоть он и сказал, что здорово, он показался мне невесёлым. Я бы даже сказал – очень невесёлым.
–Ты… а что случилось? Почему ты здесь? Ты тоже спишь, что ли?
–А ты спишь? – Он с любопытством посмотрел мне в глаза – и даже почти улыбнулся. – А я не знаю. Ты не обижайся, что я вам не рассказывал…
–Да что с тобой!? – Я почти крикнул, присел рядом, схватив его за плечо.
–Ну… я просто не знаю, кто я. Соня Олеговна – она же мне не мама на самом деле. Я вообще не помню, что со мной было раньше, ну, до того времени, два года назад, когда я тут очнулся, среди полок…
–Ничего себе… И про тебя не заявляли в милицию? Может тебя ищут твои настоящие родители?

Он пожал плечами.

–Мне кажется, у меня их нет. Ты… хочешь верь, хочешь нет… мне кажется, я просто не настоящий. Из какой-то книжки… Из тех, что стоят тут, на полках.
–Ты сумасшедший! – жалобно проговорил я – и зажал себе рот руками. Вот дурак! Но Павлик не обиделся.
–Может, лучше бы я правда был сумасшедшим…
–Ну, а чего ты нам не говорил?
–А ты бы поверил? Вот по-настоящему, совсем-совсем… Да я знаю, ты бы не стал смеяться и всё такое – но по-настоящему не поверил бы, правда же?

Я промолчал. Если честно, я не знаю. Потом я вспомнил:

–Да и вообще – мы же во сне!

Павлик посмотрел на меня как-то странно.

–Да? – сказал он. – Ну ладно. Давай тогда что-нибудь делать – не сидеть же вот так тут всё время.
–Ага. – Я обрадовался. Правда, глупо будет, если весь сон уйдёт на то, чтобы вот так сидеть и киснуть! – Пойдём к Ленке?!

– 3 –

А потом мы заблудились…

Это из-за Павлика. Он почему-то предложил ехать на трамвае, хотя идти было всего две остановки, а трамвай ходит туда какими-то обходными петлями, протискиваясь через улицы, на которых и машин-то не увидишь, а вместо людей – одни воробьи и бродячие собаки.

Павлик сказал, едва мы вышли из библиотеки: поехали? – и показал на притихший у остановки трамвай. И я тогда вспомнил про эти улочки, и кивнул. Но я это рассказываю не потому, что по правде виню Павлика – ничего подобного. Просто мне хочется объяснить всё подробно.

Трамвай был пустой, но это не удивительно – ведь было утро воскресенья. Мы встали коленками на задние сиденья. Один очень яркий, жёлтый лист клёна прилип к стеклу прямо между нами, и я и Павлик разом протянули к нему ладони. И так получилось, что сперва на стекле был этот лист, потом Павликова ладонь, а потом – моя. И мы засмеялись.

Трамвай останавливался, открывал двери, ждал пассажиров, но вместо них в вагон влетал сырой и пряный ветер, пробегал по сиденьям, и мы ехали дальше.

Наверно, мы пропустили нашу остановку. Какой-то человек вошёл в трамвай, высокий, тёмный, сутулившийся, он сел далеко впереди, надвинув на лицо чудную шляпу с широкими полями. Мы посмотрели на него – и вдруг поняли, что проехали остановку. Сорвались, выметнулись в дверь, и, часто дыша, стали оглядывать деревья и дома, соображая, где мы?

–Настоящая… - прошептал Павлик.
–Чего?!
–Мостовая.

Я посмотрел вниз. Я первый раз видел настоящую мостовую – с чуть выпуклыми булыжниками. На них было так странно стоять – я даже пошевелил пальцами, будто хотел сквозь подошвы ощутить шероховатость камней под ногами.

–Я не знал, что у нас в городе есть такая!
–Ей, наверно, не меньше ста лет, правда, Аль?
–Ну конечно! – Камни на вид были страшно старыми. Когда мы присели на корточки, чтобы погладить их, у меня на миг появилось ощущение, что, подними я голову – увижу красные, островерхие черепичные крыши, башенки со стрельчатыми окнами, и небо, такое чистое, каким оно никогда не может быть в моём настоящем городе…

Ударив нас воздухом из-под крыльев, над нашими головами пронеслись голуби.

–Ну, идём к Ленке…

И мы шли по тихим дворам и коротким, то и дело обрывающимся улочкам, крохотным паркам. Мы знали, что заблудились, но ведь глупо же было впадать в панику – это был всё-таки НАШ город, и мы знали, что в конце концов выйдем куда-нибудь…

Солнце заблестело в окнах верхних этажей старого кирпичного дома, и я улыбнулся – это был Ленкин дом.

–Как ты думаешь, ещё не слишком рано? – озабоченно спросил я Павлика. – Может, у неё все спят?

Я отпустил дверь подъезда и с наслаждением вспомнил этот звук – тихий скрип и хлопок старой деревянной створки. А потом – как шарики пинг-понга – наши шаги на пустой лестнице. Утро воскресенья – время, когда звуки так важны…

Ленка будто ждала нас – едва тренькнул звонок, она распахнула дверь и дала нам пройти. Ленка была пижамных штанах и майке, но глаза у неё не были заспанные.

–Я видела привидение.

Павлик вздрогнул, а я улыбнулся. Я сперва подумал, что Ленка придумала новую игру.

–Что оно делало? – спросил я.
–Оно бродило во дворе, там, под липами. Оно… будто искало что-то.
–Оно было прозрачное?
–Я… не знаю. Нет, наверно.

Тогда я удивился. Ленка – хорошая актриса, но сейчас она точно не выдумывала.

–Ну, а как ты узнала, что оно – привидение?
–Я… Оно было не отсюда. Оно трогало деревья, рассматривало траву. А потом оно подняло глаза на наши окна, и я испугалась.
–Но ты хоть можешь сказать, на кого оно было похоже? На простыню, или на воздушный шарик – или это обычный человек.
–Человек. Мальчик… или девочка. Я не поняла – на нём было что-то надето такое… ну, вроде спортивного костюма.
–Идём туда!
–Да, идём!
–Ну, ты оденься хоть!

Ленка посмотрела на меня обалделыми глазами, потом – стала хватать со стула по очереди – то носки, то гамаши, то джемпер… такой чокнутой я её ни разу не видел.

–Пошли, подождём пока в коридоре, – сказал мне Павлик.

–Только не уходите без меня! – крикнула Ленка.
...
(***********************из второй части***************************)

Я заболел. Поднялась температура, почти не помню, как приходил врач, и что он говорил. Помню только ледяные пальцы, от которых меня дёргал неприятный озноб, а потом стало легче, просто тепло, без мутного жара.

На следующий день температура спала, хотя побаливали глаза, особенно, если ими двигать вправо-влево. Я дотащился до книжной полки и схватил целую стопку книг, сгрузил их на стул у кровати. На звуки моей возни пришла мама, и сказала, что читать мне пока нельзя. Я ответил, что понимаю, по-настоящему читать и не собираюсь, только полистаю немного, может, где выхвачу пару строчек, где-то гляну картинку… Не собирается же она отказать больному человеку в последнем утешении?!

Она засмеялась, и сказала, что раз во мне проснулась хитрость, значит, скоро можно идти в школу. Сил у меня почти не было, но по опыту я знал – раньше следующего понедельника школа не светит. И улыбнулся.

Книжки оказались все без картинок. Кроме одной, совсем детской, библиотечной. Я жутко любил её читать во втором классе, а сейчас взял по старой памяти, решил "тряхнуть стариной", "вспомнить детство". Это был "Конёк-Горбунок", Ершова.

"За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе - на земле
Жил старик в одном селе…"

Прочитал немного – и сказка, укачивая, понесла меня в сон. Ритм стихов был – как плеск волны. Я плыл в лодке, и знал, куда плыву. Впереди была земля, на ней – село, в котором жил старик с тремя сыновьями, но это было не главное. Не главным был и сам царь, и краса-девица… Главное – это было то, что я плыву в волшебную страну, а стихи тёплым, упругим ветром гонят мою лодку…

* * *
Павлика ко мне не пускали почти неделю. Мама сказала, что болезнь заразная, а Павлик и так часто простужается. Поэтому, увиделись мы аж в следующее воскресенье. А во вторник вместе пошли сдавать книги. В городской библиотеке "Конька-Горбунка" у меня не взяли.

–Это из другой библиотеки, видишь, штамп не наш? Перепутал? – пожилая библиотекарша удивлённо повертела книгу в руках. И отдала, как показалось, с неохотой. И посмотрела почему-то подозрительно.
–Я болел, – глупо промямлил я, покраснел и поскорее отодвинулся от стола. Не решился ничего брать в этот раз, потянул Павлика за рукав.
–Значит, она из вашей библиотеки? – спросил я Павлика на улице. – Почему я не помню?

Павлик покосился на книгу, но в руки брать не стал, пожал плечами:

–У нас тоже штампы разные. Это только Соня может сказать.

Иногда он называл маму именно так – по имени.

* * *

"…Но конька не отдавай
……………
На земле и под землёй
Он товарищ будет твой:
Он зимой тебя согреет,
Летом холодом обвеет,
В голод хлебом угостит,
В жажду мёдом напоит"…

Длинные сны невозможно помнить долго. Тот, про Павлика, Ленку, близнецов и библиотеку, деревянную леталку и придуманный Стокгольм был таким удивительным, что я бы его записал, если бы не заболел. Когда я начал выздоравливать, я несколько раз прокручивал в памяти события сна, мне было жалко их забывать, я собирался взять тетрадку и ручку – но каждый раз слабость одолевала. Ещё я думал о том, что надо рассказать сон Павлику и Ленке. Но сначала Павлику, потому что он в этом сне был главным. Если ему понравится, и он скажет, что это, конечно же, просто сон, хоть и очень интересный – я расскажу Ленке.

Именно сейчас, когда мы подходили к библиотеке Сони Олеговны, я решился:

–Знаешь, я видел длинный-предлинный сон, и там попал в библиотеку, а ты оказался там тоже, и был на самом деле не из нашего мира, а… – Павлик повернулся и быстро приложил ладонь к губам. Я мотнул головой. Спросил шёпотом: – Ты чего?
–Игра такая, – ответил он непонятно. – Я тоже видел… похожий сон. Я потом расскажу.

Павлик толкнул дверь. Сегодня она почему-то не заскрипела, а я привык к этому звуку и огляделся, как будто хотел убедиться, что мы не ошиблись домом. Павлик тоже оглянулся, я встретил его взгляд, сосредоточенный, как будто мы играли в войну и прятались.

–Книжку не показывай, – предупредил Павлик.

Мы прошли в библиотеку, я спрятал книгу в коридоре под ремень, а сверху закрыл свитером.

–Почему?
–Ты же, наверно, вынес её просто так, не записывал.

Украл?! Я хотел возмутиться – зачем мне красть "Конька-Горбунка", она всегда в любой библиотеке есть. Павлик будто прочитал мысли:

–Да не крал, не крал… А просто так получилось, ну, случайно. Может, взял с другими и не заметил. Ты хочешь всё объяснять, что ли? Просто положишь на полку – и всё. Если захочешь… – прибавил он непонятно.

Почему-то так показалось – от игры света и тени, что ли – будто Соня Олеговна снова стала старше. Ещё она куталась в какую-то серую, старушечью шаль и отодвинулась на своём стуле куда-то в угол. Она была сейчас незаметной. Я даже подумал – будто паук притаился в пыльной паутине. И тут же стало неловко от такого сравнения, я покосился на Павлика – не угадал ли он и эти мои мысли?

Я думал, что Соня Олеговна заметит моё смятение. Всё было каким-то неправильным. И чем дальше – тем неправильней становилось. Просто из-за того, что я сам был сейчас другой. Раньше я приходил в библиотеку, как в уютный дом, и думал о том, какую же книгу я возьму, и какой от этого у меня будет праздник. А сейчас я чувствовал себя диверсантом в чужом лагере, и это было страшно неправильно. Разве Соня Олеговна – мой враг? Библиотека не должна быть таким местом, особенно ЭТА библиотека.

Это всё Павлик воду замутил. Была даже нехорошая, гаденькая мысль, что если Соня Олеговна спросит, что со мной – я буду молчать и смотреть на Павлика – пусть он и выкручивается. Но от этой мысли сделалось ещё противней.

–Мы посмотрим, чего почитать, – сказал Павлик Соне Олеговне. Она глянула на нас чуть удивлённо – или так показалось – и хотела что-то сказать, но Павлик сразу увёл меня за полки. Соня Олеговна привстала, словно собиралась подойти к нам, и в это время в библиотеку вошёл ещё кто-то. Я не видел, кто, но вообще-то было странное совпадение, потому что за все разы, что я сюда ходил, только однажды при мне появился посетитель.

Павлик тянул меня, я послушно шёл за ним, пока не сообразил, что мы идём как-то слишком далеко и долго. Я остановился и осматривался. Стеллажи тут были высокими, а свет доходил откуда-то с боков, так что верхние полки терялись в темноте, и я не мог определить, как высоко они тянутся – но ясно, что даже взрослый, высокий человек не дотянется до верха. Тут вообще было темнее. Я провёл пальцами по корешкам книг и вздрогнул – они все оказались старинные, из тисненой кожи. На пальцах остались пыль и лёгкие чешуйки позолоты.

Павлик стоял и смотрел на меня. Он будто ждал вопросов или что я стану как-то удивляться. Но я теперь впал в такое особенное состояние, когда готов ко всему.

–Тут можно заблудиться, – прошептал я. – Где мы?
–Где-то в подвалах. Видишь, – Павлик проговорил это громко и, как мне показалось, весело. Он подвёл меня к стене из неровных, прохладных камней. Прикоснувшись к стене, я тоже почувствовал за камнями метры земли.
–Это какое-то хранилище. Миллионы книг, и многие – на непонятных языках. Некоторые – такие старые, что я боюсь открывать, они могут разломиться, рассыпаться.

Мне пришла в голову одна догадка:

–Ты поэтому говорил, что библиотеку не могут закрыть? Потому что здесь всё это?

Павлик улыбнулся:

–Ну… и поэтому тоже. Но это не главное. Мы же ещё не пришли… Это просто хранилища, переходы. Они тянутся… Знаешь, в некоторых местах тут становится совсем темно. И оттуда тоже можно куда-то выйти.
–Ты ходил?
–Нет. Боялся. Потому что один. Представляешь – пробираться одному куда-то в подземелье, в полной темноте! Я всегда хожу так, чтобы стало темно, но не до конца, чтобы то место, откуда я пришёл, исчезло, а впереди появилось другое.
–Другое? Какое?
–Ну, видишь, впереди, между полок стало чуть светлее? Мы сейчас пойдём туда. Там тоже библиотека, почти такая же, как наша. Только там всегда пусто. Я ни разу не видел там людей… настоящих людей. Только тебя один раз…
–Меня?!
–В то воскресенье. Ну, когда ты заболел, ты же сказал, что видел меня во сне. Я был тогда здесь, и тоже видел, и говорил с тобой, и…
–И мы летали с Ивкой и Иволгой?!
–Наверное. Когда мы вышли из библиотеки, я хуже помню. Я бы сам решил, что это сон, если бы не ты. Раньше, когда я сочинял истории, я иногда будто становился их участником. Но как только возвращался обратно, они делались снами. А в этот раз всё по-другому. Как только ты начал говорить о своём сне, я это понял.
–А почему ты не дал мне рассказать на улице?
–Я… хотел проверить. Убедиться.
–В чём?
–Скоро увидишь.

Мы вышли в зал библиотеки – такой же, как тот, в котором осталась Соня Олеговна. Здесь её не было – только стол с карточками и несколько других столов для читателей. Всё было очень похожим, кроме одного – вместо стульев тут оказались кресла. Мягкие, большие, удобные. В такие можно забираться с ногами, умостив локоть на пухлый, кожаный подлокотник, подпереть голову и читать, читать, читать… Если бы Павлик не сказал мне, что это – совсем другое место, если бы не это путешествие в темноте среди полок неведомо где – я бы просто решил, что пока нас тут не было, в библиотеку привезли эти кресла, заменили ими стулья. А у стены поставили диван.

–У меня ощущение, что и сейчас здесь всё продолжает немного меняться.
–Да, это место немного меняется. От этого у меня очень странное состояние получается. Я и сам изменяюсь вместе с ним. Понимаешь, в обыкновенном месте всё происходит по законам. Если я столкну чашку со стола – она упадёт. Если я давно не обедал – мне захочется есть, я подумаю о супе и котлетах, потом я могу задуматься о том, из чего сварен суп, или почему тарелка круглая, или что будет, если капнуть супом на стол, ну, неважно, важно то, что любая мысль – она будет именно моей, она как-то получилась из всего, что было раньше у меня в голове и ещё из того, что случилось вокруг меня. Даже если сам я этих связей не вижу, я знаю, что они есть, или, может быть, не знаю, а чувствую. Обычно про них не думаешь, но когда это исчезает – всё становится вывернутым, чужим, даже жутким… Немного похоже, как если бы внезапно потерял сознание – и очнулся где-то в незнакомом месте. И много раз. Так случается только здесь. Что-то изменяется – и появляются какие-то мысли, которые непонятно откуда взялись. Бывает, конечно, что странные мысли появляются в нормальной жизни. Но те только кажутся необъяснимыми – а на самом деле они твои, и ты это в глубине души понимаешь, да и необычная мысль только одна, вокруг неё – всё привычное, нормальное. А тут – перемешивается всё, как будто твои мозги – кубик Рубика.
–Это плохо?
–Это… от этого странно себя чувствуешь. Не знаешь, что делать. Ведь я не помню, о чём я думал секунду назад. Там, в прошлом, образуются кусочки пустоты, они быстро заполняются, но я не знаю чем – настоящим или придуманным мною. А потом всё снова перемешивается, и то, о чём я думал, как о сне – оказывается, было на самом деле… Или далёкое прошлое вдруг придвигается, я понимаю, что оно было не пять лет назад, а на той неделе. Хорошо, когда я тут с тобой. Будто на якоре. Я знаю, что если случится такой скачок, ты останешься, и я тоже благодаря тебе не запутаюсь… не изменюсь совсем сильно, так, что перестану быть самим собой.

Правда, часто мне кажется, что эти мои страхи – не настоящие. Знаешь, есть такие страхи, я их называю "игровыми", страхи понарошку. Так иногда бывает во сне, ты сражаешься с врагом, со всякими монстрами – но при этом знаешь, что ты – настоящий, а они – нет. И ничего по правде они тебе сделать не могут, в крайнем случае, ты проснёшься. И притворяешься перед самим собой, будто боишься.

И здесь мне кажется, что бы ни случалось в этой библиотеке – по-настоящему мне ничего не угрожает. Как бы я ни менялся. В самом главном я останусь. Вот и получается, что в библиотеке с одной стороны, жутко, а с другой – чувствуешь себя абсолютно защищённым.

Павлик помолчал и посмотрел на меня:

–Вот. Теперь можешь достать книгу. Она, наверное, отсюда.

Точно! Теперь всё само собой в голове у меня сложилось. Я вынул "Конька-Горбунка" и…

–Возвращать почему-то не хочется. Странно, правда? Ладно бы "Три мушкетёра" там… а то просто книжка.
–Да я знаю. В том-то и дело, что не "просто". Здесь все такие. Они настоящие… Я думаю, это такое место, где хранится самый главный экземпляр каждой книги. Главная библиотека. И не только потому, что в ней есть все книги всех времён и со всего мира, но и сами книги тут не простые. От них как-то зависят все другие.
–Как это? Если я исправлю в этой книге слово, то оно изменится во всех остальных?
–Н-нет… не знаю. Вряд ли. Может быть, изменится, но надо исправить так, чтобы незаметно. Чтобы нельзя было узнать. Наверно, это не получится. Проще заменить книгу. Переписать.

Мне показалось, Павлик сам испугался сказанного. Он торопливо взял у меня "Конька-Горбунка", сунул на первую же полку.

–А теперь… я тебе покажу. Что обещал.

Я не смог вспомнить, что он обещал. А Павлик подошёл к полке у стены, просунул руку в пространство между ними и вытащил книгу. Дал её мне с непонятной улыбкой. Я открыл на середине…

–Это… тетрадь?
–Ежедневник. Такая штука, вроде большой записной книжки. Я выбрал её потому, что она похожа на книгу, а на самом деле – как тетрадь. Там только в начале написано, посмотри.

"…Утро было такое, что верилось во что угодно. Что бы захотел, то и получилось. Но я не решился сразу придумывать совсем невозможное.

Алька оказался сегодня в библиотеке. Так странно… Я так удивился, что рассказал ему про всё. Наверно, он даже обалдел от моих слов, но поверил. И я решился… Я давно хотел, но было жутковато. Мы первый раз вышли из Настоящей Библиотеки не через книгохранилище, а в дверь…"

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив