БЕЗУМИЕ ФРАНСИСКО ГОЙИ

nikonova_alina — 01.03.2023

Часть 2.

        С 1780 года Франсиско Гойя продолжает, и весьма успешно, продвигаться к карьерным вершинам. С самого начала его главной целью было стать первым живописцем короля Испании, и получить прилагающийся к этому приличный постоянный доход и высокий общественный статус. Не все шло гладко, но постепенно, шаг за шагом, Гойя продвигался к поставленной цели.

        В 1780 году Гойя все-таки приняли в Королевскую академию Сан-Фернандо за картину «Распятие», исполненную в холодном академическом стиле, а через пять лет он стал вице-директором живописного отделения академии. Примерно в то же время, даже чуть раньше, в 1779 году Гойя представил ко двору испанского короля Карла III целых 4 своих картины, и получил высочайшее одобрение, чему был бесконечно счастлив. Об этом событии он поспешил сообщить своему другу Мартину Сапатера в самых восторженных выражениях:

        «Если бы у меня было больше времени, я бы сообщил тебе о том, какую честь мне оказали король, принц и принцесса; они позволили мне с помощью Божией милости показать им четыре картины, и я поцеловал им руки (такого счастья еще никогда не выпадало на мою долю), я уверяю тебя, что я никогда не мог желать ничего большего, чем то, что досталось мне от моей работы, если б я смог только оценить ту радость, и то удовлетворение, которое в тот день овладело королем, но еще больше Их Высочествами…»

        Конечно, Гойя изрядно лукавил, поскольку в перспективе все равно жаждал большего. Вероятно, чрезмерное честолюбие нельзя считать психической проблемой, но нервов оно портит изрядное количество, особенно когда постоянно кажется, что тебя обходят милостями, недооценивают и недоплачивают.

        В конце 1780-первой половине 1781 года Гойю опять пригласили в Сарагосу, закончить роспись церкви Нуэстра Сеньора дель Пилар. В процессе работы Гойя почти окончательно разругался со своим шурином Байеу, контроль со стороны которого давно уже тяготил художника. Формально руководил росписью Байеу, а Гойя ощущал себя «простым подручным и оплаченным служащим». Поэтому Франсиско демонстративно отклонял все требования и замечания Байеу, конфликт грозил перейти уже определённую грань, но в дело вмешался богатый сарагосский купец Хуан Гойкох, который смог как-то сгладить отношения между родственниками. Гойя в итоге внес требуемые поправки, но все равно уехал из Сарагосы обиженным и потом еще долго не появлялся на родине.

        Гойя вернулся в Мадрид в июле 1781 года, и у него опять случился какой-то психологический срыв. Он снова впал в депрессию, говорил друзьям, что в столице его не ждет ничего хорошего, а жизнь его в опасности из-за злобных интриганов, которые так сильно вредили ему в Сарагосе. В это время он вообще забросил живопись, предпочитая работе посиделки в дружеской компании. В письмах к Мартину Сапатеро он постоянно жаловался на судьбу, и говорил, что впредь собирается предаваться «истинным своим страстям, а именно охоте и шоколаду».

        Возможно, это был понятный и типичный для художника кризис творчества, а, возможно, и очередное проявление психической болезни. Судя по всему, не получив от короля  ожидаемых милостей, Гойя очень сильно это переживал, также свою роль сыграла и зависть к Байеу, который все же превосходил по статусу Гойю, как тот ни старался пробиться наверх.

        Ко двору Карла III художника пригласили только в 1785 году. Но все же еще до этого времени постепенно он начал накапливать успехи, достижения и награды. Он получил заказ на большую картину для церкви Сан-Франсиско-эль-Гранде в Мадриде, начал писать заказные портреты испанской знати, получил очередное приглашение в королевскую резиденцию, где создал портрет инфанта Дона Луиса.

        К 1785 году депрессия Гойи полностью развеялась, и он написал своему другу: «…я был очень угнетен, но Бог послал мне вновь бодрость духа…Я доволен своими доходами так, как ими может быть доволен счастливый человек». В этом же году он, наконец-то достиг вершины своих мечтаний – получил заказ на портрет короля Карла III. Король был в то время уже, мягко говоря, внешне не самым привлекательным человеком (уставший, преждевременно постаревший человек, со сгорбленными печами, худым лицом, без зубов, кривоногий, с «шеей общипанной птицы», хотя для его почти 70 лет это вполне объяснимо), но Гойя умудрился превратить его портрет в подлинный художественный шедевр, а самого короля – в образ гуманного и просвещенного, почти идеального монарха, при этом не лишенного человеческой индивидуальности.

        Гойя снова начал работать на Королевской мануфактуре, и, наконец, в 1786 году получил титул «художника короля». Причем, его самолюбие приятно грело не только это звание, но и годовой доход в 15 тысяч реалов.

        С этого времени многое знакомые стали замечать, что Гойя стал чрезвычайно высокомерным. Он попытался максимально приблизиться к образу жизни настоящего придворного аристократа. Первым шагом к этому стала покупка лошади и собственного экипажа.

        Впрочем, новоявленный аристократ Франсиско Гойя оказался весьма неопытен в том, что касалось тонкостей выбора кареты. Его двухколесный экипаж оказался слишком легким и хрупким, так что при первом же выезде Гойя устроил ДТП, разбил свой экипаж вдребезги, да еще и ногу повредил, так что потом еще несколько месяцев хромал. Но зато новый дом в престижном районе на берегу Мансанареса, окружённый садом, полностью удовлетворял амбиции художника. Гойя даже начал изучать французский язык, модный среди испанской знати, и достиг приличных успехов.

        Близилось его сорокалетие, критический рубеж для очень многих мужчин, и Гойя опять начал впадать в депрессию. В 1787 году он писал Мартину Сапатеро: «я стал старым, на моем лице много морщин, ты меня даже, может быть, не узнал бы, если бы не мой плоский нос и не мои впалые глаза…»

        Впрочем, смена короля в 1789 году только укрепила положение Гойи при Дворе, а новый испанский монарх Карл IV подтвердил для него звание «придворного художника». Гойя начал вести себя высокомерно даже по отношению к высочайшим покровителям, позволяя себе не соглашаться с их мнением в отношении своей работы на Королевской мануфактуре. Один раз он даже заявил чуть ли не в лицо королю, что «назначение придворным художником освобождает его от обязанностей, связанных с ковроткацким делом». Скандал совершенно неожиданно замял его шурин Байеу, за что удивленный Гойя, который давно уже не ждал никаких милостей от родственника, одарил того эскизом большого ковра  с приложением милого извинительного письма:

        «По правде сказать я чрезвычайно благодарен. Что наши отношения не омрачились, и я вновь и вновь обращаюсь к Богу с просьбой освободить меня от вспыльчивой гордости, которая овладевает мною. И если я осознал уже, что должен иметь чувство меры, то меня привлекает мысль о том, что поступки в дальнейшей моей жизни будут менее плохими…» В итоге он вернулся к работе на мануфактуре, но постарался как можно скорее официально освободиться от этих обязанностей, который его сильно обременяли. Последним его эскизом для шпалер была знаменитая «Игра в жмурки»

        И до 1792 года в жизни Гойи, в сущности, все шло хорошо и спокойно, за исключением, возможно постоянных недомоганий его жены ( а чего еще ждать от ежегодных беременностей) и смерти его детей.

Продолжение следует…

Оставить комментарий

Популярные посты:

thurinus

Музыкальное лото SMARTY в Москве: когда игра становится праздником

a_krotov

Потеря рюкзака. И его нахождение.

ru_royalty

Король и королева Дании устроили новогодний приём для офицеров вооружённых сил

foto_history

Девочки из хореографической студии на занятиях в ДК "Меридиан". Москва, 1985 г.

pavel_shipilin

О политических беженцах с Украины

bench1968

Корабли на монетах. Танкер Киркук. Ирак.

prilepin

Парадоксы нашего бытия

jalla00

Объяснительная записка

val000

Приличные анекдоты и шутки. Часть 108.

• Ранее
• Архив