Без следа
olga_srb — 25.01.2024 Как же это все-таки странно и грустно: живет человек, живет десятилетиями, накапливает разные вещи, обрастает личным имуществом, а потом умирает – и за очень короткое время от его пребывания на Земле не остается и следа…Как будто и не существовало его вовсе.
Как будто и не покупал он шляп и сорочек, тарелок и чемоданов, книг и тапочек.
Как будто он ничем не пользовался и ничего не производил.
Всё, что могло бы сохранить о нем осязаемую память, испаряется как туман, который плотной пеленой стелился над земной поверхностью, а затем бесследно развеялся в один миг.
Конечно, можно обратиться к теме выдающегося вклада в науку, гениальных открытий, вспомнить об отцах-основателям, о людях-легендах и о том, что «человек жив, пока его помнят», но это все риторика, не отменяющая моего тезиса.
Я говорю не о достижениях, способных пережить автора, а о вещественных следах, которые, по идее, должны сохраняться в огромном количестве, если учесть, сколько барахла накапливает каждый за годы жизни.
Число гениев невелико, и любой гений – тоже обыватель, нуждающийся в одежде, обуви, посуде, канцелярских принадлежностях и прочих атрибутах быта.
Даже у минималистов имеется внушительный по объему бытовой комплект, а что говорить о тех, кто не живет по принципу «купил одну вещь – выброси две»?
Эти размышления охватили меня вчерашним днем, когда я решила прочитать свой доклад на педиатрической конференции, выйдя в прямой эфир не из личного кабинета, а из мемориального.
Причина, побудившая меня временно поменять локацию, проста: в мемориальном кабинете, который часто используется для проведения разных научно-практических мероприятий, удобнее камера и лучше звук.
За десять минут до начала секционного заседания, в котором все докладчики, включая меня, принимали дистанционное участие, я удобно устроилась за столом в предвкушении долгожданной встречи с коллегами.
У меня было достаточно времени на то, чтобы предусмотреть все детали: приготовить стакан прохладной воды и подложить под камеру книги, чтобы она оказалась примерно на уровне глаз (поскольку я знала материал досконально, то, что камера слегка загородила экран, не препятствовало выступлению).
По плану секция должна была стартовать в половине первого, но начало откладывалось.
Сначала на пять минут, затем – на четверть часа.
Устав сидеть в низком старте, я решила почитать книжку, выбрав из имевшихся в наличии ту, что показалась самой интересной – рассказы Антона Павловича Чехова.
Открыв изрядно потрепанное издание на случайной странице, сначала я прочитала рассказ «Верочка», а затем следовавший за ним коротенький рассказ «Беззащитное существо».
Если вы его не читали, советую восполнить пробел.
А мне этот рассказ перечитывать перед докладом не следовало, потому что в нем хоть и иронично, но очень точно описывается человеческий типаж, с которым мне то и дело приходится сталкиваться на работе – потребитель-экстремист, считающий всех за дураков и идущий по головам.
Мы, конечно, не столь слабонервные как чеховские герои Кистунов и Алексей Николаич, но таких наглецов, прицельно бьющих на жалость, как Щукина, нам приходится выпроваживать регулярно.
Расстроенная прочитанным, я встала из-за стола и начала прогуливаться по просторному кабинету, чтобы вернуть приподнятое настроение.
Время тянулось медленно, располагая к философическим раздумьям.
Тягу к ним усиливал и музеефицированный характер помещения.
Прохаживаясь по комнате (начало секционного заседания задерживалось уже на полчаса), я обратила внимание на места, где паркетный пол вытерт заметнее.
Сейчас может показаться странным, что они находятся в наименее проходимых точках (например, под столом), но мы-то знаем их происхождение.
Дело в том, что человек, который пользовался этим кабинетом с момента постройки здания до последних дней своей жизни, здесь не только работал, но и жил. Во всяком случае, в последние семь-восемь лет он находился в нем безвылазно.
При нем огромный стол был разделен на две части и стоял иначе, и на места потертостей приходились ноги сидящего.
Еще больше, чем пол у стола, от постоянного хождения испортился пол в кухонном уголке. Это тоже легко объяснимо, если учесть обстоятельства, упомянутые выше.
Сейчас кухонькой никто не пользуется, а раньше, при жизни хозяина, здесь было много посуды, стоял тостер и холодильник (вместо стула).
Оставшись в одиночестве и имея достаточно времени для наблюдений, я осознала, что эти потертости – едва не единственные следы бытования человека, который прожил больше девяноста лет.
Думаю, что уничтожать их, полируя паркетное покрытие, было бы кощунством.
От длинной жизни не осталось иных вещественных признаков, кроме царапин на полу, а скудный набор личных вещей, представленный кожаным портфелем, сломанными очками и мятой записной книжкой, превращен в музейные экспонаты.
Грустно, правда?
…Хорошо, что через десять минут научная секция все-таки начала работу.
Если бы мои раздумья продлились дольше, мне было бы сложнее влиться в бодрый ритм конференции.
И все-таки это очень странно: бесследность бытия…
|
</> |