Башня. Новый Ковчег-6. Глава 15. Мельников

two_towers — 06.12.2024

Перед дверью апартаментов Анжелики Бельской Мельников остановился, помедлил, собираясь с мыслями. Идея прийти сюда пришла к нему не сразу. Но обстоятельства сложились так, что ничего другого пока предпринять было невозможно, да и мальчика, сына Анжелики, который подставился с фальшивым пропуском для дочери Савельева, следовало вывести из-под удара, и кому как не матери это сделать. Тем более, что его мать, Анжелика Бельская, министр юстиции, могла многое.

Приёмную Марковой Олег покинул в спешке, хотя и старался перед Ириной Андреевной ничем себя не выдать. Сказалась многолетняя выдержка, и он, взяв себя в руки, терпеливо и вежливо объяснил Марковой, что мальчику нужен покой и желательно приложить что-нибудь холодное к шишке. Затем сослался на срочное сообщение от своего секретаря и поинтересовался, может ли он зайти позже, обсудить интересующий его вопрос. Естественно, заговаривать теперь с Марковой о том, о чём просил его Стёпка — о девушке Айгуль Сафиной, попавшей в людоедскую программу Верховного, — было в высшей степени неосмотрительно, и Олег это понимал, как и то, что потом придётся выдумывать новый предлог для визита.

Уже в коридоре, шагая по направлению к лестницам, ведущим вниз, и то и дело переходя на бег, Мельников прокручивал в уме полубезумный бред больного ребёнка: Шура, сам того не ведая, раскрыл важную информацию, практически пересказал весь разговор Марковой с Караевым, случившийся по-видимому только что — гематома на голове Шуры была свежей. Сбежав по лестнице, Олег на минутку остановился. Здесь, на нижнем этаже Надоблачного яруса, ему предстояло пройти через КПП, и лучше было сразу определиться, куда бежать дальше: в больницу или к Долинину, в притон.

Его отцовская душа рвалась в больницу. Там были дети, Ника, Стёпка…, сын же наверняка сунется, не сможет остаться в стороне, а Караев вряд ли сделает скидку на то, что Стёпка ещё ребенок. Но как бы не велико было это желание, чувство долга и здравый смысл победили: спасти Нику он не успеет — Караев получил информацию о том, где находится девочка, не меньше получаса назад, и скорее всего он уже там. А вот Долинина предупредить об этом было просто необходимо, а, значит, оставался только один путь — в притон на восемьдесят первый.

Приняв решение, Мельников повернул к Южному КПП, но, не доходя каких-то десяти метров, остановился как вкопанный. У стеклянной, просматриваемой насквозь будки охраны стоял уже знакомый Олегу человек. Сейчас на нём был застёгнутый на все пуговицы военный китель, безупречно отглаженные по стрелке брюки сидели как влитые, нигде не топорщась, но в память Олега навсегда впечатался другой образ: мятая белая рубашка с расстёгнутым воротом, небрежно закатанные по локоть рукава, крепкие мужские руки и лицо, открытое и приветливое, с мягкой полудетской улыбкой — палач Караева.

Впрочем, лицо этого человека и сейчас было приветливым и открытым, он что-то рассказывал охраннику, по всей видимости, смешное, потому что оба военных то и дело заходились в смехе, раскаты которого долетали до Олега. О чём они разговаривали, Мельников, конечно, слышать не мог, но увиденного было достаточно, чтобы понять — проходить через КПП сейчас нельзя. Почему-то первое, что пришло в голову: ждут именно его, и как только он попытается покинуть Надоблачный уровень, за ним тут же установят слежку. Недаром его так внезапно отпустили после допроса, ничего толком не объяснив.

Олег быстро развернулся, пока его не успели заметить из будки охраны, и решительно зашагал назад, к лестнице, поднялся, не чуя под собой ног и стараясь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце.

Звук звонка в квартире Бельской оказался резким — Олег даже вздрогнул, слегка отступил назад и удачно: дверь открыли почти сразу, как будто его ждали. Красивая девушка в аккуратной униформе горничной приветливо поздоровалась, улыбнулась одними губами и, как только он представился, попросила его следовать за ней.

— Располагайтесь, Олег Станиславович, — девушка вежливо показала рукой на молочно-белый диван, раскинувшийся в центре огромной, больше похожей на холл гостиной. — Анжелика Юрьевна сейчас подойдёт.

Олег присел на диван и огляделся.

Он ни разу не был у Анжелики, — особой дружбы они не водили, — и его неприкрытое любопытство было отчасти оправданным. Гостиная, практически пустая, если не считать геометрически строгого дивана, большого, в виде буквы «П», на котором сидел Мельников, действительно напоминала холл, какие обычно бывают при больницах, или даже огромную больничную палату, бьющую в глаза стерильной белизной. Это впечатление было настолько ярким, что, если бы не разноцветные картины на одной из стен, представляющие собой натянутый на подрамник холст, размалёванный весёлой детской рукой, и не ваза с мандаринами на низком столике, то, казалось, что можно услышать тихое бряцанье хирургического инструмента, ещё теплого после обработки в автоклаве, который везёт по коридору на тележке операционная сестра.

Мысли странным образом перекинулись с этой нелепой больничной ассоциации на Стёпку: где он сейчас, добрался ли до дома, не вздумал ли куда-нибудь бежать, горячая голова, и отцовское сердце вновь обдало холодным страхом. А ведь если бы не Стёпа, Мельников вряд ли подумал бы о другом мальчике, о том, ради которого он пришёл сюда, в эту стерильную и кажущуюся неживой квартиру.

На Стёпку Олег наткнулся, едва поднявшись на этаж, где располагался его собственный кабинет и приёмная медицинского сектора — это было буквально двумя этажами выше от тех КПП, что отделяли Надоблачный уровень от всей остальной Башни. Сын, взволнованный, раскрасневшийся, налетел на него с разбега, выпалил:

— Папа!

и застыл, не зная, что сказать дальше.

Да и сам Мельников растерялся: за ворохом проблем, которые на ходу разрастались, как снежный ком, он совершенно позабыл и о сыне, и о жене. Первым опомнился Стёпа, заговорил поспешно, то заглядывая отцу в лицо, то отводя глаза.

— Папа, что случилось? Мама говорит, ты не ночевал дома. Она нервничает, а твоя секретарша…

Олег приобнял сына за плечи, отвёл в сторону, к декоративной нише, где на массивной подставке возвышался бюст Луи Пастера — такой же, только поменьше стоял на этаже, где учились студенты-медики, — и быстро, не вдаваясь в детали, рассказал, что произошло.

— Степан, ты уже не ребёнок, должен понимать, что шутки кончились. И я тебя очень прошу — иди домой и никуда не выходи, пока я не вернусь. И позвони обязательно маме, успокой её. Ты мне обещаешь?

— А Гуля? Айгуль? Ну та девушка, о которой я тебе говорил. Ты о ней что-нибудь узнал?

— С ней всё будет в порядке. Правда.

Наверно, первый раз в жизни Олег соврал. Соврал, глядя в растерянные, беспокойные глаза сына. Даже пациентам с самым страшным диагнозом Олег говорил правду, не давая ложных и напрасных надежд, но тут соврал. Сейчас для него не было ничего главней, чем отгородить, обезопасить сына, уговорить его посидеть пока дома, не возвращаться в больницу, где может быть смертельно опасно, и, даже если потом Стёпка обвинит его, бросит в лицо злые слова — пусть, Олег стерпит, выдержит. Только бы с сыном ничего не случилось, потому что Соня… Соня не переживёт.

— Ты мне обещаешь сделать то, что я тебя прошу?

— Папа…

— Ты мне обещаешь?

— Хорошо, — Стёпка нехотя сдался под его напором. — Хорошо. Я обещаю.

— Добрый день, Олег.

Знакомый приятный голос заставил его обернуться. Анжелика вошла в гостиную, присела на тот край дивана, что был напротив, приветливо улыбнулась.

В неформальной обстановке они (хотя и не были близки) машинально переходили на «ты», как и многие люди, симпатизирующие друг другу. Олег и раньше, до всех этих бесконечных светских раутов и приёмов, которые ввёл в моду Ставицкий, хорошо относился к Анжелике, — её уверенность и прохладная доброжелательность всегда импонировали ему, — а теперь, в той ситуации, в какой он оказался, когда приходилось всё время оглядываться и быть начеку, сдержанная и хорошо владеющая собой Анжелика Бельская казалась ему чуть ли не потенциальным союзником.

Она выжидающе смотрела на него. Густые пепельные волосы, обычно собранные в причёску, сейчас были распущены и мягко падали на плечи. Она откинула мешающую ей прядку, едва заметно качнув головой, на мочке уха сверкнула коротким синим пламенем серёжка.

— Ты удачно меня застал. Я заскочила домой буквально на пять минут, взять кое-какие документы, а тут твоё сообщение. Оно меня, признаться, обеспокоило.

— Сообщение… а, да, сообщение, — Олег оторвал взгляд от затейливо выполненного украшения, серёжка была сделана в виде снежинки, и ярко-синие камешки, отражаясь от мелких, вьющихся вокруг них бриллиантов, казались ещё ярче. Где-то он такое уже видел. — Я понимаю, оно, возможно, показалось тебе странным и несколько эпатажным, но я сейчас всё объясню.

Олег попытался собраться с мыслями. Никакого плана в голове у него не было, он просто не успел ничего придумать, и теперь не знал, с какой стороны подступиться: сразу выложить то, что он услышал от Шуры Маркова, либо же начать издалека, со своего ареста, допроса Караева и его беспочвенных подозрений. Наконец решил, что лучше с Шуры.

— Я только что был у Марковой, в офисе. И узнал кое-что, что представляет для тебя опасность.

— От Марковой? — неподдельно удивилась Анжелика. — Она сказала тебе, что мне грозит опасность? Ирина?

Она вдруг рассмеялась, будто он сказал что-то смешное, запрокинула голову, блеснула ровными белыми зубками. Потом резко остановилась и, продолжая улыбаться, произнесла:

— Извини за такую бурную реакцию, Олег, но в такое невозможно поверить. Мы с ней совсем не близки и даже более того… Не знаю, в курсе ли ты, но мы с Ириной — дальние родственницы, наши бабки были близнецами, настолько похожими, что их многие путали, и при этом друг с другом они совершенно не ладили. Да и наши с Ириной отношения нельзя назвать дружескими, напротив… хотя, — Анжелика махнула рукой. — Наши семейные дрязги вряд ли кого-то интересуют. Просто ты меня очень удивил, когда сказал, что Маркова…

— Нет, не Маркова, — перебил её Олег. Это было не очень вежливо с его стороны, но время поджимало. — Так получилось, что я разговаривал с её сыном, хотя разговаривал — это громко сказано, у ребёнка явные проблемы с психикой, помощь профессионала ему точно не помешает, но мальчик сказал кое-какие вещи, которые напрямую касаются тебя и, даже не столько тебя, сколько твоего сына.

Пока Олег произносил свою тираду, он, не отрываясь, смотрел на красивое лицо своей собеседницы, пытаясь считать её реакцию. Информация о болезни Шуры Маркова оставила её равнодушной, возможно, действительно семейные разборки дали такую глубокую трещину, что родственных чувств между двумя ветвями семьи почти не осталось, хотя, может, оно и к лучшему. Но когда же он упомянул её лично, Анжелика едва заметно напряглась, правда, тень беспокойства тут же исчезла, стоило только Мельникову поправиться, сказать, что опасность касается не столько самой Анжелики, сколько её сына.

Это было немного странно, — его Соня на всё, что имело хоть какое-то отношение к Стёпке, реагировала бурно, — а тут… Впрочем, Олег списал это на разность темпераментов: Соня — импульсивная, порывистая, а Анжелика Бельская напротив — сдержанна и скупа на эмоции.

— Он что-то натворил? Алекс? Что-то сделал не то?

— Нет… хотя да. Ты ведь знаешь, что он знаком с дочерью Савельева?

— Знаю, — в голубых глазах Анжелики мелькнула осторожность. — У Серёжи Ставицкого зреют какие-то матримониальные планы на этих детей, хотя я считаю, что об этом думать рано. Да и девочка к тому же исчезла. Погоди…

Анжелика, которая до этого сидела в несколько расслабленной позе, выпрямилась.

— Погоди, ты хочешь сказать, что мой сын…

— Да, — Олег кивнул. — Мальчик причастен к исчезновению Ники Савельевой. Пользуясь служебным положением, он подделал пропуск, по которому Нике удалось скрыться.

Анжелика прикрыла глаза, сделала глубокий вдох. Её лицо неестественно застыло, а губы напротив слегка подрагивали. Она словно пыталась собраться, не дать вырваться на волю поднимающемуся раздражению и гневу. Это длилось какие-то секунды, всё-таки госпожа Бельская неплохо владела собой.

— Это правда? Ты сказал, что услышал это от сына Марковой. Я знаю этого ребёнка, он… странный.

— Это правда, Анжелика, — Олег устало качнул головой. — Потому что я сам видел этот поддельный пропуск. И я помог спрятать Нику Савельеву.

— Ты? — лицо Анжелики опять вытянулось от удивления. — Но… зачем?

— Понимаешь, — Олег немного задумался, подыскивая слова. — При всей моей лояльности к Верховному использовать девочку в политических играх — ведь он с её помощью шантажировал Савельева — это низко. И твой сын хотел помочь ей. Возможно, там есть какие-то романтические чувства, кто его знает. А я оказался втянут в это дело совершенно случайно и никак не мог позволить детям натворить глупостей. У меня была возможность спрятать девочку, и я спрятал.

— Спрятал? Где спрятал?

— В одной из своих больниц. Но теперь это неважно. Я думаю, что её уже нашли или вот-вот найдут. Дело в том, что об этом стало известно Караеву, у него какие-то дела с Марковой, вскрылась вся эта история с поддельным пропуском — твой сын его выправил по фальшивой служебной записке, которая каким-то образом попала в руки Марковой. Вот это мне как раз и рассказал Шура, хотя и очень путанно. И самое плохое, это случилось где-то час назад, может, немного меньше, но в любом случае у Караева было достаточно времени, чтобы спуститься на сто восьмой, в больницу.

— На сто восьмой? — эхом повторила Анжелика.

Она поднялась с дивана, подошла к огромному зеркалу — ещё одна деталь, которая хоть как-то скрашивала безжизненный интерьер — и уставилась на своё отражение. Олег невольно повернул голову, следя за ней взглядом.

— Анжелика, твоему сыну грозит опасность.

— Да-да, опасность, — опять повторила она.

Тон, которым она это произнесла, был слегка растерянный и даже расстроенный и никак не вязался со взглядом зеркального отражения Анжелики: голубые глаза смотрели равнодушно и отстранённо, какая-то пугающая пустота была в них. Сердце Олега неприятно кольнуло. Но наваждение быстро исчезло, Мельников решил, что это всего лишь игра света и тени.

— Это всё? — она повернулась к нему. Ей почти удалось взять себя в руки, она смотрела на него спокойно и даже бесстрастно.

— Не совсем. Караев считает, что в деле похищения Ники замешан не только твой сын, но и ты.

Брови Анжелики опять удивлённо поползли вверх.

— Да-да, — опережая её, сказал Мельников. — Я знаю, что это бред, но Караев… В общем, эту ночь я провёл в тюрьме, меня схватили люди Караева, я подозреваю, без ведома Верховного, конечно, а утром был допрос, после чего меня неожиданно отпустили.

— Ты в тюрьме? Час от часу не легче.

— На допросе Караев упоминал серёжку, которую нашли в квартире Верховного. Он утверждает, что её потеряла ты, и считает, что это неоспоримая улика против тебя.

— Серёжку? Потеряла в квартире Верховного?..

— Про это упоминал и Шура в своей сбивчивой речи. Так что какая-то серёжка у Караева точно есть.

— Ну, возможно, я и теряла, не знаю, — красивое лицо накрыла лёгкая тень беспокойства, Анжелика немного нервно потеребила мочку уха, коснулась пальчиками ярко-синей снежинки. Интересное украшение, но оно почему-то вызывало у Олега какой-то диссонанс. — Не помню точно. Кажется, да. Теряла, но вот где…

— И кроме того, — Олег вздохнул. — Это уж, конечно, вообще ни в какие ворота, но сказать я должен. Караев считает, что мы с тобой любовники, со всеми вытекающими последствиями, разумеется. Хотя всё это, конечно, ерунда. Не стоит обращать внимания. По большому счёту, важно только то, что я услышал от Шуры Маркова, хотя у мальчика, надо признать, реальность путается с выдумкой. С одной стороны, он достаточно чётко всё рассказал про служебную записку, которая была подделана, и тут же нёс совершенную ахинею про убийства, называл какое-то странное имя… Ивар, кажется. Про какие-то толстые папки говорил…

— Ивар? — встрепенулась Анжелика. — Папки? Что за папки?

— Не знаю. Просто папки. На столе у Марковой лежала какая-то папка, действительно толстая, похожая на досье из архива. Наверно, она попала в поле зрения мальчика, и больной разум всё перепутал. А что?

— Нет-нет, ничего, — торопливо проговорила Анжелика. Она всё ещё выглядела растерянной, но Олег заметил, что она уже приходит в себя и даже, кажется, просчитывает дальнейшие действия. — Спасибо, что предупредил. А теперь… понимаешь, мне на самом деле надо бежать. Я ведь заскочила буквально на несколько минут, никак не думала, что придётся такое услышать.

— Да-да, конечно, — Олег встал. — Я тоже пойду. Я просто хотел предупредить, насчёт мальчика. Если Караев до него доберется, то церемониться не будет. Мальчика надо спасать.

— Какого мальчика? А да, Алекса. Разумеется, Олег, разумеется… мне кажется, я знаю, что надо предпринять. А теперь извини. Извини. Мне нужно идти.

***

Мельникова Анжелика проводила сама, словно хотела удостовериться, что министр здравоохранения наконец ушёл. Какое-то время постояла в прихожей, пытаясь унять бушующие внутри эмоции.

— Господи, ну что за идиот, — сказала негромко, в пустоту перед собой.

Реплика эта относилась к её сыну, неблагодарному щенку, которого вытащили с какой-то помойки внизу, отмыли, одели, чуть ли не дорожку ковровую наверх выложили. Его сам Верховный обласкал, а это сулило деньги, карьеру, великолепное будущее — да такие перспективы никому не снились. А этот болван не нашёл ничего лучшего, чем спустить всё коту под хвост и из-за кого — из-за девчонки, которую и так ему обещали. Он настолько глуп? И в кого только? Папаша его, хоть и был редкой сволочью, но к разряду дураков точно не принадлежал.

Впрочем, судьба мальчишки Анжелику волновала мало — гораздо больше её беспокоила Маркова со своим любовником Караевым (то, что эти двое были близки, секретом для Анжелики не являлось), и та информация, которую рассказал Олег: про серёжку и про папку… особенно про папку.

Анжелика подошла к зеркалу в прихожей, поискала на тумбочке расчёску, рассеянно сдвинув рукой какие-то бумаги, нашла, два раза провела расчёской по густым локонам — Анжелика любила свои волосы — и снова задумалась.

Выдумка с серёжкой, допустим, ерунда… хотя со счетов это сбрасывать всё же не стоило. Чёрт его знает, что за серёжка в руках Караева, откуда она? Может, Маркова подкупила горничных, и мерзавки стащили первую попавшуюся, а то и сама Ирина выкрала — с неё станется. И теперь будут тыкать этой серёжкой Верховному в лицо, нагромоздив тонну лжи.

Анжелика в сердцах бросила расчёску на тумбочку.

Нет, с серёжкой она, разумеется, выкрутится, но вот папка, архивная папка, это куда как серьёзней…

О чём идёт речь, Анжелика поняла сразу, едва только Мельников упомянул имя Ивара. Нераскрытое убийство их с Ириной прадеда, который скончался в тюрьме при весьма загадочных обстоятельствах. Похоже, Маркова решила извлечь на свет божий эту заплесневелую историю, даже в военных архивах покопалась, не без участия Караева, само собой, и теперь дело об убийстве Ивара Бельского в руках этой мелочной суки.

Разумеется, Анжелика немного представляла себе, что в этих папках. Прямых улик там, конечно, нет и быть не может — все тайны унесла с собой в могилу бабка Анжелики, Элиза, в аду теперь чертям рассказывает о своих грехах, — но и хорошего в том, что это старьё всплывёт наружу, тоже мало.

Память услужливо подсунула картинку: вечеринка у Верховного дома. Когда это было? Два или три дня назад, кажется — очередное скучное мероприятие, от которого до зевоты сводило скулы. Анжелика поморщилась. Юра Рябинин тогда так накачался, что уснул прямо на диване, Наталья изо всех сил пыталась сохранить лицо, хотя какое тут может быть лицо, их милая дочурка только что не стриптиз готова была устроить перед этим щенком Алексом, аж, из платья рада была выскочить, а вот Серёжа… Серёжа её удивил и заставил насторожиться. Весь вечер он казался вялым и безучастным, сидел перед камином, не отводя немигающего взгляда от вспыхивающих огоньков ненастоящего пламени, а потом вдруг встрепенулся, заговорил, резко и неожиданно. Это была странная речь, не с начала, а с середины, как если бы Серёжа что-то рассказывал, а потом его отвлекли, он прервался и спустя какое-то время возобновил свой рассказ ровно с того места, где его перебили.

Все сделали вид, что заинтересованы, хотя, разумеется, по-настоящему никто его не слушал. Серёжины разглагольствования о чистоте рода были предсказуемы и оттого утомительны, все просто ждали, когда он выдохнется. Но в этот раз он коснулся Ивара Бельского, глаза под толстыми стёклами очков лихорадочно заблестели, голос то и дело патетично срывался.

— Анжелика Юрьевна! —он схватил её за рукав и потянул, как маленький мальчик. — Пойдёмте, пойдёмте! Вам это будет интересно, вот увидите!

Анжелике пришлось подчиниться. Серёжа увлёк её в кабинет, сунул в руки какой-то старый, пыльный альбом — наверняка извлёк из сундуков своей бабки, Киры Алексеевны, та тоже была помешана на всяких фамилиях и родословных, — и принялся увлечённо рассказывать, тыкая пальцем в фотографии Ивара Бельского, а их там было немало. Руки у Серёжи вспотели, и каждый раз, когда он касался пальцем очередного портрета прадеда Анжелики, на бумаге оставался мокрый след…

Что ж, — Анжелика нервно откинула назад волосы, ещё раз взглянула на своё отражение в зеркале, — надо признать, Маркова совсем не дура, она всё рассчитала правильно. Если вскроются подробности смерти Ивара Бельского (конечно, её бабка Элиза приложила к этому руку, кому как не Анжелике это знать — старая карга успела шепнуть кое-что внучке на ушко), это может в корне изменить отношение Верховного к Анжелике. А если добавить сюда проделки её безмозглого сына и прочую ложь, умело состряпанную Марковой, то картина получается совсем нерадостной. Всё вместе это положит конец её карьере, да и не только карьере. А если…

От мысли, что внезапно пришла ей в голову, Анжелика приободрилась. Если всё сделать быстро, то, возможно, ей даже удастся их переиграть. Что там сказал Мельников? Ника Савельева сейчас в больнице на сто восьмом, а Караев… Караев у Верховного, кажется. А значит, не всё потеряно.

Она бросилась в спальню.

— Ну, наконец-то. А говорила, что недолго, — Ник всё ещё лежал в постели. При виде Анжелики на его лице растеклась широкая улыбка. — У меня не так уж много времени…

— Послушай, ты говорил, что Караев у Верховного. Так? — Анжелика проигнорировала откровенно призывный жест и взгляд любовника.

— Не волнуйся, у нас есть ещё полчаса, нам хватит.

— Ник, он у Верховного? Точно? — она добавила жёсткости в голос.

— Точно. Верховный лично звонил, был очень раздражён, потребовал отпустить Мельникова, которого Караев вчера арестовал, а утром допрашивал. Потом сказал, чтобы Караев немедленно шёл к нему. А Караев как раз отправился к этой, Марковой, из административного. А что? Что-то случилось?

На красивом лице Жданова отразилось беспокойство.

— Обстоятельства изменились. Одевайся, — бросила Анжелика и направилась к двери.

Пока всё складывалось удачно. Если Караев у Верховного, значит, дочка Савельева по-прежнему в больнице, и, если поторопиться, то рыбка попадёт в другие сети, не Караевские, главное, не медлить, сделать всё быстро, чтобы никто не успел опомниться.

Анжелика взялась за ручку двери и вдруг остановилась. Обернулась, посмотрела на любовника, который уже поднялся и, стоя к ней спиной, застёгивал рубашку. Даже его спина выражала обиду. Идиот. А, впрочем…

Она вернулась, тихо приблизилась к Жданову, обняла его, прижалась к спине.

— Послушай, а ты случайно не знаешь, может быть, твой Караев что-то упоминал. Его ничего не интересовало в архиве? Какие-нибудь очень старые дела?

— А откуда ты знаешь? — удивился Жданов. — Как раз сегодня утром он меня гонял в военный архив. За делом Бельского, имя ещё такое необычное…

— Ивар?

— Точно. Ивар Бельский. Я ещё подумал — однофамилец твой, что ли. Или какой дальний предок. Делу-то тому лет семьдесят.

— И где это дело?

— Не знаю. Я отдал Караеву, кажется, он взял его с собой. А что? Это как-то тебя касается? Ты же тогда не родилась даже.

Болван, тупоголовый солдафон, не мог сразу ей сказать, пронеслось в голове у Анжелики, и она почувствовала острое раздражение. Определенно, со Ждановым пора заканчивать, тело у него, конечно, выше всяких похвал, но хоть немного мозгов-то должно быть в голове. Она с усилием погасила поднявшуюся в душе злость. Разумеется, Жданов — уже отработанный материал, но именно сейчас он может пригодиться. Пусть мальчик напоследок принесёт пользу.

Анжелика прижалась к нему сильнее, почувствовала, как напряглись его мускулы, участилось дыхание. Она прильнула губами к уху, слегка укусила его за мочку.

— Помнишь, ты говорил, что тебе надоело скрывать наши отношения? Знаешь, Ник, я и сама думаю — от кого мы таимся? Мне кажется, пришло время всем объявить о нас. К тому же, моё положение, оно же может помочь и тебе продвинуться по служебной лестнице. Спутнику министра юстиции не пристало быть простым адъютантом.

— Анжелика, ты правда… правда этого хочешь? — Жданов обернулся и с надеждой посмотрел на неё.

— Ну, не всё сразу, такие дела решаются постепенно. Но, если всё сделать по уму, то со временем, я думаю, ты вполне сможешь подвинуть своего начальника. Муж министра…

— Муж? Анжелика, я не ослышался, ты хочешь, чтобы я стал твоим мужем?

— А ты разве этого не хочешь? — Анжелика провела рукой по его волосам.

— Больше всего на свете! Я даже мечтать о таком не смел!

«Разумеется, не смел, идиот!» — подумала она, проникновенно глядя ему в глаза и ища в них то, что ей сейчас было нужно — преданность и послушание.

— Ник, ты ведь сделаешь для меня кое-что? Только исполнить всё надо быстро и в точности, как я тебе скажу.

— Для тебя, любимая, всё что угодно! — заверил её лейтенант, и она поняла — этот милый и глупый мальчик действительно всё сделает. Всё, что она попросит. Анжелика едва скрыла презрительную усмешку.

Спустя десять минут, проводив тщательно проинструктированного Жданова, Анжелика уже стояла в прихожей у телефона и набирала знакомый номер.

— Наташа? — глаза привычно нашли в зеркале отражение, и Анжелика почувствовала, как к ней возвращается хорошее настроение. — Наташа? Надо срочно встретиться. Нет, до вечера не ждёт. Это очень срочно! Приходи ко мне, я сейчас дома. Нет, это поздно. Прямо сейчас. Поверь, это намного важнее свадьбы твоей дочери. Всё, я жду!

Анжелика положила трубку. Женщина из зазеркалья понимающе улыбнулась и поправила тонкую нитку серого жемчуга на шее.

*************************************

навигация по главам

Башня. Новый Ковчег-1

Башня. Новый Ковчег-2

Башня. Новый Ковчег-3

Башня. Новый Ковчег-4

Башня. Новый Ковчег-5

Сохранено