Акунин, «История», том 9, Николай II

Тема ещё ближе к современности, ещё лучше знакома по школьному курсу истории, поэтому, наверное, пройдусь только по интересным словам.
В контексте северо-востока Сибири, Акунин пишет, что интерес к региону был сугубо коммерческий, там добывали пушнину и «рыбий зуб». Полез смотреть — последний оказался моржовым клыком. Видимо, использовался как альтернатива слоновой кости (почему бы и нет — в египетском отделе Лувра есть предметы из зубов гиппопотама).
Рассказывая про Георга I, Акунин пишет, что тот был «родственник и свойственник Романовых сразу по нескольким линиям». Я всегда путался (да и считал бессмысленными) все эти странные слова для описания родственных связей: кум, деверь, свояк. Полез смотреть — свойственник оказался более осмысленным словом, потому что описывает целую категорию людей. Это «член семьи через брак» — поэтому слово и идёт в паре с «родственником» (надо полагать, это «член семьи по крови»).
Слово «стачка» изначально было оценочным. Это от глагола «стакнуться» — когда злоумышленники втайне договариваются о чём-то. «Забастовка» была более нейтральным вариантом. Сейчас, как мне кажется, оба этих слова имеют одинаковую эмоциональную окраску (которая зависит исключительно от политических предпочтений окрашивающего).
Читая про забастовки 1905 года, зацепился за фразу «в Москве отключили водопровод». Я помню, как где-то на четвёртом «Крепком орешке» до меня внезапно дошло понятие критичности инфраструктуры. Что все эти забастовки на транспорте или теракты на жилых домах и офисных башнях — это ничто по сравнению с перекрытием воды или электричества. Понятно, что в 1905 году водопровод ещё не был настолько критической инфраструктурой. Даже в 1980-х в Донецке регулярно то отключали воду, либо подавали откровенно непитьевую, и мы ходили с вёдрами на соседнюю улицу, где было что-то вроде колодца. А сейчас я даже не представляю, куда можно пойти, если воды в кране не будет.
Собственно, причина / повод тех самых забастовок — кровавое воскресенье. Серов видит собственными глазами расправу над мирным шествием. Он пишет серию картин, в частности «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?». Я сначала подумал, что это Акунин в подписи к иллюстрации стебётся над солдатами, но нет это официальное название картины. По настроению (отвращение к армии, сражающейся с законным поведением собственного народа) похоже на современное «Выходи гулять» Касты.

С удовольствием встретил упоминание Петра Рачковского. Его упоминал и другой мой любимый писатель — Умберто Эко в «Маятнике Фуко».
По школе помню термин «восстание боксёров», но тогда меня это название совершенно не интриговало. Акунин пишет, что это чисто европейское название. Восставшие китайцы часто владели какими-то боевыми искусствами, а европейцы тогда знали только бокс — вот так повстанцы у них и получились боксёрами.
Оказывается, «чахотка» — это старое название туберкулёза. Акунин приводит ещё один вариант — «консумпция». Видимо, потому что «чахнущий» человек «сгорает» как свечка.
Акунин описывает очень интересный вариант антисемитизма у Победоносцева. Практически нынешняя положительная дискриминация. Цитата Слиозберга: «Благодаря тысячелетней еврейской культуре евреи представляются элементом более сильным духовно и умственно; при темноте и некультурности русского народа борьба против более сильного в культурном отношении элемента, евреев, не представляется для него возможной; для того, чтобы несколько уравнять шансы этой борьбы, является справедливым, с точки зрения правительства, поставить евреев в худшее правовое положение, при котором слабая способность окружающего населения бороться была бы уравновешена». Сегодня этот текст, конечно, выглядит скорее русофобией, чем юдофобией :-)
Перепись 1897 года проводилась с использованием электрических счётных машин и перфокарт. Википедия подтверждает, а в качестве иллюстрации я нашёл рекламу этих самых счётных машин в Scientific American — видно, насколько этот том уже близок к нашему времени, я до сих пор читаю французскую версию этого журнала.

На момент вступления США в первую мировую войну американская армия насчитывала 120 тысяч человек. Для сравнения, в российской армии перед началом войны было полтора миллиона солдат, немедленная мобилизация довела её до 5 миллионов, а всего за первую мировую войну было мобилизовано более 15 миллионов человек.
Сопровождающий роман неплохой (это эпоха Фандорина, поэтому неудивительно, что у Акунина получается хорошо попадать в неё). Зацепило лишь рассуждение главного героя, посмотревшего в Лувре на Джоконду и рассуждавшего о том, почему именно эта картина стала всемирно известной. По мнению героя, потому что ей посчастливилось попасть в королевскую коллекцию. А на самом деле рядом висящий Франсиабиджио (в современной транскрипции Франчабиджо) ничем не хуже! Герой романа имеет в виду «Портрет мужчины», 1510 года (примерно то же время, что и «Мона Лиза»). Но при этом эта картина тоже из королевской коллекции (куплена Людовиком XIV в 1665 году). Хочется верить, что Акунин таким образом подтрунивает над этой манией удивляться «и что все нашли в этой Джоконде?», выводя её на чуть более высокий уровень (всё-таки не в пустую критика, а сравнение с откровенно сравнимой картиной), но всё равно с фигой в кармане (ключевой аргумент оказывается совершенно неверным, и это проверяется за 5 минут, да только кто же в реальной жизни будет проверять даже свои высказывания, не говоря уже о чужих).

|
</> |