Абстракции насилия


Команда, которая насилует и избивает население страны, жертвуя им или заставляя его приносить жертвы – во имя чего она это делает? На этот счет, когда до такого исторически доходит дело (то есть вообще весьма и весьма нередко), существует несколько обоснований.
Модель первая: команда насилует и избивает население, чтобы это население не насиловали и не избивали.
Что, конечно, вряд ли имеет смысл, но таково типично левое безумное целеполагание. Подразумевается, что осуществляемое над населением бесчинство может успешно осуществлять кто-то другой – капиталисты, фашисты, олигархи, бандеровцы, сионисты и т. д. А нельзя такое допустить. Чтобы капиталистам завтра ничего не досталось, начинаем бить по головам уже сегодня, колотим наотомаш, беспощадно, сколачиваем неорганизованное быдло в организованную избиваемую силу, и… жалким фашистам рядом уже просто нечего делать. Такова логика сталинизма: жертвы необходимы и неизбежны, это цена «выживания», единственный способ «защитить независимость» и «сохранить страну» от злых ворогов. Дальше Сибири не сошлют, хуже, чем в лагере, не станет – вот и они, любимые наши стабильность и уверенность в завтрашнем дне.
В качестве иллюстрации можно вспомнить новочеркасские события 1962 г. Никак нельзя было не расстрелять недовольных рабочих. Ибо на волне протестов, воспользовавшись настроением и смутой, к власти могли вернуться вражеские контрреволюционные силы, а они зело страшны, подавляют любые протесты угнетённых, вплоть до того, что – какой ужас! какие изверги! – безжалостно расстреливают недовольных.

Модель вторая: команда насилует и избивает население, не думая о долгосрочных последствиях, но просто потому, что она есть шайка бандитов, которая инстинктивно грабит и набивает карманы.
Но, перерезав и ограбив население, «викинги», которым в воображаемой модели (условно замкнутой) податься дальше некуда, лишаются источника ресурсов. Население ограблено и вымерло, брать у него уже нечего. Тогда процесс перераспределения продолжится на следующем уровне – между самими грабителями и насильниками. Потом на следующем, где их останется ещё меньше. В конце концов они самоуничтожатся, переводя друг друга в разряд ограбленных и лишённых и численно уменьшаясь. На последнем предельном уровне не останется никого – перережут друг друга, а если кто-то выживет, то сдохнет с голода на горе отнятого/перераспределённого добра.

Модель третья: команда насилует и избивает демиургически, создавая из населения державную машину – например, чтобы насиловать и избивать ещё кого-то другого, тех, до кого рука пока не дотянулась.
Но кто среди всего этого не подвержен насилию и избиению? Иначе: кому принадлежит эта машина? Предположим, никому – за исключением одного особого человека, что фактически тождественно ничейности. То есть насилуемы и избиваемы все, и члены команды тоже, за вычетом одного, сингулярной фигуры доверия. Но тогда это так же не имеет никакого смысла, как происходящее в первой модели. Все друг друга насилуют и избивают и это всё вместе называется «великая держава»? Нет, начинается стираться граница с моделью номер два и процесс вырождается в уже рассмотренный вариант. Машина работает как машина по производству рабов (а единственное исключение в данном случае только тем и занимается, что подтверждает правило). Но где же господа (без культивирования и воспитания которых предоставленные самим себе рабы сойдут с ума и всё потеряют)? Значит, у машины должно быть больше одного учредителя.
Модель четвёртая: демиургически-сословная.
Таким образом, люди должны разделиться на тех, кто насилует и избивает, но кого не насилуют и не избивают, и тех, кто в различной степени подвержен насилию и избиению. Интересный эффект: насилие, эволюционируя, расслаивается и выгораживает себе зону, свободную от самого себя. Если, конечно, оно служит отправным пунктом, что как раз и являлось базовым допущением в данном рассуждении. Возможно ли иное? Да, но…

Продолжение следует
|
</> |