85 лет Веничке Ерофееву

maysuryan — 25.10.2023
Венедикт Ерофеев

Венедикт Ерофеев (1938—1990), которому 24 октября исполнилось бы 85 лет со дня рождения, был в 1970-е и 1980-е одним из моих соседей по дачному посёлку. Тем не менее самого его я никогда не видел и могу судить о нём только по рассказам общих знакомых. Ну, и по литературным источникам, конечно...
Само собой, Веничка был, как это и было модно среди диссидентствующей интеллигенции тех лет, ярым антисоветчиком и антикоммунистом. Что видно и по его самому знаменитому произведению — поэме «Москва—Петушки» (1970), которое стало одним из «евангелий» диссидентства — конечно, не в такой степени, как «Собачье сердце» Булгакова, но и не очень далеко от него. В 1989—1990 годах была популярна и публицистика Ерофеева — подборка цитат из Ленина с насмешливыми комментариями Ерофеева «Моя маленькая Лениниана», но она быстро забылась. А другие его вещи — о Фанни Каплан и прочие — такой популярности даже и близко не получили.

Как-то я уже писал, что в «Москве—Петушки» среди прочего Ерофеев легко, изящно, почти незаметно прошёлся и по Герцену с декабристами. Герцен писал о декабристах: «Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтоб разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рождённых в среде палачества и раболепия».
Ерофеев: «Я остаюсь внизу, и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы — по плевку. Чтобы по ней подыматься, надо быть ж*довскою мордою без страха и упрёка, надо быть п*дорасом, выкованным из чистой стали с головы до пят. А я — не такой».
Обратим внимание, как тонко, на уровне подсознания работает Ерофеев. Вся его изящная повесть последовательно заточена против героев вообще и революционеров в частности. Своё кредо главный персонаж произведения формулировал с ненавистью к самой идее героизма: «Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы мне прежде показали уголок, где не всегда есть место подвигу».
Кто знает... Может быть, дачный посёлок, где он обосновался в 1970-е, показался ему таким уголком? Там он жил в качестве постоянного гостя на даче известного математика, члена-корреспондента Академии наук СССР Бориса Делоне (1890—1980). Более известен внук Бориса Делоне, диссидент Вадим Делоне (1947—1983), участник диссидентской демонстрации 1968 года на Красной площади. Он и свёл Венедикта со своим дедом. Жительница посёлка Елена Тимофеева рассказывала: «Веню привёл на дачу своего деда Вадим Делоне летом 1975 года. Мне кажется, тогда Вене негде было жить, он скитался по друзьям и знакомым... У него даже паспорт был потерян. Об этом я знаю по его собственному рассказу и рассказу его жены... Его приютил на даче Вадим Делоне... Дед Вадима, Борис Николаевич, Веню очень полюбил. Когда осенью того же 1975-го его внуки Вадим и Миша уехали в эмиграцию, то он не только разрешил, но и сам попросил Веню с женой остаться».
Венедикт как-то рассказывал друзьям, что стал свидетелем прощания Вадима Делоне с родными местами перед отъездом: «Припал к «родной земле», начал рыдать, прощаясь навсегда. Вадим вообще не хотел уезжать. Да и человек он был эмоциональный». Умер Вадим во Франции, не дожив до 36 лет.


Вадим Делоне (1947—1983) под портретом Ивана Бунина

А Борис Делоне (Дед) был не только математик, но и альпинист, довольно знаменитый, имел на своём счету 125 восхождений, и в его честь даже был назван какой-то горный пик на Алтае. Как говорили, человек он был довольно колючий, но к Венедикту проникся симпатией. Он говорил о Ерофееве: «Временами я, выросший в дореволюционной профессорской семье, чувствую себя рядом с ним просто дикарём!».

Манера общаться Ерофеева была не совсем обычная. Из рассказов его местных знакомых:
Сергей Толстов: «Ерофеев был не простой человек. С большинством людей разговаривал злобно, никаких правил приличия не соблюдал... Они старику помогали, жили как-то почти семейно. Приезжала даже Венина мать. Делоне пролетариат вообще не любил, а тут удивлялся: «Просто продавщица, а нормальный человек, ну надо же, вы подумайте».
Наталья Павлова: «Когда я впервые здесь увидела Венедикта Ерофеева, то он был совершенно такой, каким я его представляла по книгам. Он был в кирзовых сапогах, белой сорочке — и совершенно неотразим».
Елена Тимофеева: «Он был очень лёгким в общении, хотя безумно ироничным. Он был очень деликатным человеком, но к его способу общения надо было привыкнуть. Оно не было обычным. Он всё время посмеивался, насмехался. Вот, например, он говорил: «Ты, девка, дура». «Ты, девка, дура» — и всё. Ну, а мне что, «дура» — и ладно. Смотря как к этому относиться... Сам-то он, конечно, умницей был, но в душе — ребёнок, «дитё»... Он говорил: «У меня на чердаке пулемёт, чтобы от китайцев отстреливаться». Тогда какой-то конфликт с Китаем был...»
Алексей Тимофеев: «У него жила кошка, она в это время окотилась. Котята были шустрые и носили следующие имена: «Петлюра», «Деникин», «Колчак», «Врангель»... Все они жили вместе с Ерофеевым в комнате».
Андрей Охоцимский: «Я думаю, что он написал так мало не от лени или пьянства, а от высокой требовательности к себе. Я знал его слишком мало, чтобы спорить с теми авторами, которые ставят пьянство в центр его образа жизни, но он в то время совершенно не выглядел алкоголиком, и пьяным я его тоже не видел ни разу. Он скорее казался представителем иного, более высокого мира. Он запомнился мне сидящим на пне перед домом в несколько напряжённой позе, в красивом белом джинсовом костюме. Он сидел неподвижно с совершенно прямой спиной и смотрел в одну точку. Когда я прошёл мимо, он посмотрел на меня очень серьёзным и несколько недовольным взглядом, как на нарушителя своих размышлений».

По соседству с Делоне жил на даче его начальник по Математическому институту, академик Иван Виноградов (1891—1983). Он был известен своим пещерным антисемитизмом и различными детскими наивными причудами, над которыми его соседи посмеивались, я сам это помню ещё по 1970-м годам, но это отдельная тема. Так, дачный участок у Виноградова был самый большой в посёлке — размером в пять гектаров! Его спрашивали, зачем ему такой большой кусок земли. Иван Матвеевич хвастливо отвечал: «Вот захочу, мне и ещё больше дадут!». Ерофеев переосмысливал всё это в сказочно-мифологическом ключе: «Вот вы думаете, что академик Виноградов — старик, убеждённый холостяк, все знают, что он женщинами не интересуется, а на самом деле у него на участке есть бассейн, в котором плавают нимфы...»

Как уже сказано выше, Ерофеев с Дедом Делоне прекрасно ладили друг с другом до тех самых пор, пока в 1980 году Деда не стало. И тут произошла некоторая драма, так как выяснилось, что Дед не приобрёл дачу в собственность, а лишь арендовал её, и теперь она возвращалась в распоряжение Академии наук. Его родных и Ерофеева попросили дачу покинуть.

Сергей Толстов: «Через два месяца после его смерти их попросили дачу освободить... А они жили на ней тридцать с лишним лет, с момента образования посёлка. Очень всё это было несправедливо. Я присутствовал, когда их выселяли с дачи... Событие было драматическое — прощались с дачей навсегда... Ерофеев переживал больше всех, пил всё время водку. Очень он не хотел съезжать. Мы грузим, а он требует, чтобы я в магазин за бутылкой ему ехал. И я вместо того, чтобы грузить, на велике гоняю за бутылкой, и он тут же эту бутылку выпивает... Я-то не пил, мне было неудобно, меня помогать позвали, что же напиваться в такой день. А Ерофеев раскис совершенно — не помогал, не грузил, а только сам напился... Ерофеев очень не хотел уезжать, наверное, даже боялся. Понимали и он, и Галя, что у него с Делоне связан совершенно другой образ жизни, трезвый. При старике ему было как-то неудобно пить. Старик сам был человеком спортивным и не пил. И Вене пить при нём было неудобно. Я видел, когда приходил, что он если и пьёт, то очень мало, очень. Я тогда прочитал его книгу «Москва-Петушки» и удивлялся, не понимал, потому что он не был похож на алкоголика».
После смерти Делоне Ерофеев не покинул это место — видно, сильно к нему привык, перебирался с дачи на дачу, то гостил у друзей, то снимал. В конце жизни у него было уже достаточно денег, поскольку он наконец стал знаменитым, и он вынашивал планы купить дом. Но эти мечты остались неосуществлёнными. Из дневника его жены Галины Шмельковой за апрель 1990 года: «Ему приснился сон, что не хватило денег на лестницу, что пришлось прыгать со второго этажа на асфальтированную, почему-то изрытую землю...»
В последние годы жизни он писал пьесу о Фанни Каплан, «трагедию в пяти актах», в которой, по его словам, никого из персонажей в конце не должно было остаться в живых. И комедию «Диссиденты» из жизни 1960-х годов.
В мае 1990-го Ерофеева не стало.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив