***
alena_73 — 25.05.2020 При рождении мне не досталось ни длинных ног, ни глубоких как синее море глаз, ни тонких аристократичных черт лица, ни даже завалящейся толстой косы до поясаИскрометное чувство юмора, то, что делает даже самых невзрачных душой компании, тоже ушло по блату кому-то другому.
Нет, наедине с собой я всегда умела поддерживать светскую и остроумную беседу, но как только в моей компании появлялся кто-то еще, всё – та самая веселая острячка-интеллектуалка куда-то испарялась, уступая место блеклой моли, настолько незаметной, что сквозь нее можно разглядеть рисунок на обоях.
Однажды, мне было, наверно, лет девятнадцать, мой тогдашний бой-френд позвал меня на какую-то вечеринку.
- Расслабься, будут все свои, - сказал он, нежно щекоча дыханием мою шею.
Только свои, ага…
…Я сижу, изо всех сил вдавив себя в мягкий уютный диван, стараясь не двигаться и не дышать.
Красивые высокие мальчики, модные рубашки, дорогие джинсы, все немного музыканты, поэты и фарцовщики, русский и зарубежный рок, гитара в чьих-то руках. Девочки курят тонкие сигареты, изящно зажав их своими музыкальными пальцами, хрипло и сексуально смеются. В воздухе аромат алкоголя, секса и юности. Сартр, Бродский, Пинк Флойд, новое прочтение Фаулза в постановках Романа Виктюка. Они называют родителей предками и как-то еще – я даже не знаю таких слов – тех самых родителей (хозяин квартиры директор какого-то завода?), которые съехали на выходные на дачу, оставив своему отпрыску и его друзьям на разграбление трехкомнатную квартиру с баром, полным крепкого импортного алкоголя.
Все немного и не немного пьяны.
- А давайте поиграем в игру! – громко говорит девушка Маша.
Машину внешность можно охарактеризовать одним словом «Ух!». Маша сидит на коленях у какого-то блондина. Блондин чуть морщится.
- Машка, ну…
- Ты ничего не понимаешь, Костенька, ничегошеньки! – Маша отвешивает легкий щелчок по красивому Костиному носу.
Машина игра проста: ответы на вопросы, ваше любимое имя, ваш любимый напиток, ваш любимый...
- Ваш любимый цвет! – громко провозглашает Маша.
Когда очередь доходит до меня, я теряю дар речи. Я краснею, бледнею и с ужасом понимаю, что не могу выдавить из себя ни слова.
Маша смотрит на мою белую блузку, купленную на вещевом рынке №3, на черные бархатные штаны, приобретенные там же, в открытой палатке, у толстой тетки в обесцвеченных мелких кудрях и кожаной куртке-пилоте – берите, девушка, сейчас такое все носят – штаны на резинке и вечно сваливаются, их нужно постоянно поддергивать, в них нельзя танцевать, красиво вскинув вверх руки, как делают другие девочки, они уверенно добавляют к моим сорока двум килограммам еще с десяток кило, отчего моя тщедушная фигура становится довольно увесистой и слегка беременной…
Маша смотрит на меня и говорит:
- Ну, наверно, белый, да? Белый твой любимый цвет?
- Белый, - хрипло выдавливаю я и для уверенности киваю головой.
И мне кажется, они все смотрят на меня, смотрят с легкой смесью презрения и жалости, смотрят и недоумевают. Дима, а ты точно уверен, что эта девочка с иняза, а не из культпросветучилища Борисо-Глебского района?
Наконец, Маша теряет ко мне интерес, отворачивается, и я облегченно вздыхаю.
… Дома я в сотый раз прокручиваю ситуацию у себя в голове. Придумываю остроумные реплики, неожиданные вопросы и меткие ответы. Мне хочется им всем доказать, что я тоже могу. И про Сартра, и про Виктюка, и про Пинк Флойд…
Я могу, я и правда могу…
|
</> |