4 января 1943-го года
vazart — 04.01.2023 в дневникахТимофей Лядский, 29 лет, лётчик, пилот штурмовика Ил-2, Калининская (Тверская) область:
4 января.
Теперь летаем и в плохую погоду, лишь бы высота облачности была 100 метров и видимость — 1-2 километра. Иногда, придя с задания, садимся в снегопад при видимости до 500 метров, по несколько раз заходим на укатанную полоску шириной 200 метров.
В мирное время никто нигде в таких условиях не летал.
У Конюхова загорелся мотор в воздухе. Посадил самолет на фюзеляж возле аэродрома. Много неисправностей. Что поделаешь! Самолеты делают на заводах по принципу "давай-давай". Да и подростков много работает.
Полетаев промазал на посадке, выкатился с укатанной полосы в снег, едва не скапотировал, погнул концы винта. Штыков садился, а ему навстречу — другой самолет. Не увидели друг друга. Едва не столкнулись на больших скоростях, оба были на волоске от гибели. Повредили консоли плоскостей.
Встретил Дерябина. Вместе заканчивали школу в Энгельсе. Говорил, что воевал в Финляндии, сделал 20 вылетов на «чайке». От нервного перенапряжения потерял зрение и разбил три самолета. Сейчас комиссар эскадрильи.
Решил две получки послать Груне не через Люберцы, а прямо в Азию.
Всеволод Иванов, писатель, 48 лет, Москва:
Понедельник. [3–4 января]
Ничего не делаю. Читал даже мало. В голове — пустота, в душе — недоумение. Зашел к Анне Павловне. Живут в холоде, голоде, а девочка Маня — мечтательница. Несчастье! Вот 7-го день рождения, а что ей подарить — не знаю. Тоска. Шлепал по столице в рваных калошах и ботинках. С неба валом-валит снег, с крыш капает... и такое впечатление, как будто тебе прямо в душу.
Мира (Мария-Цецилия) Мендельсон-Прокофьева, 28 лет, Москва:
4 января. Устроили Сереже выходной день и поехали в Сокольники после двухлетнего перерыва. Эта прогулка будила дорогие, волнующие воспоминания.
Георгий Эфрон, сын Марины Цветаевой, 17 лет, Ташкент:
4 января.
Сегодня утром был с Новаковичем в военкомате. Потоптались на базаре (он продавал папиросы, я — рыбу; ха!); потом я пошел в военкомат и, сравнительно мало там промотавшись, вновь предстал перед комиссией. Я захватил документы об эвакуации, свидетельство о рождении и пр. и пр. Говорил о том, что я советский человек, учусь отлично, делаю доклады и хочу защищать родину, а не идти в трудармию; что не моя вина, что посадили отца и сестру и что я был за границей, и все в таком тоне, и попросился в артиллерийское училище. Оказывается, если бы я вступил в комсомол, этим было бы все значительно облегчено. Но поздно теперь. Как я мог знать, предвидеть? Тогда мне предложили каверзный вопрос: «Раз вы хотите защищать родину, что вы скажете, если мы вам предложим пойти просто в армию — не в училище, а просто в армию?» Я быстро начал соображать, что все-таки трудармия — это не фронт и лучше быть рядовым не на фронте — меньше риска быть укокошенным. И сказал, что ответил бы: «Решаете вы, а я бы хотел — пойти в артучилище». Тут они сказали, чтобы я пошел и подождал, а они обсудят. Потом вызвали и сообщили: «Решение комиссии остается прежним». Ясно, что они просто не имели права поступить по-иному: разговаривали они со мной вполне вежливо и сносно и просто ничего не могли сделать, раз по такой-то статье (есть осужденные, был за границей) полагается трудармия. Теперь я спокоен — du moins je sais que j’aurai tenté ce que j’ai pu. J’ai échoué; ce n’est pas ma faute. Сегодня продал пальто кожаное на ул. Ленина за 2200 р. Двести уже проел. Позвонил Л.Г. — увижусь с ней 6го или 7го; она еще ничего не знает. В Литфонде денег получить сегодня не удалось: говорят, их и нет. По крайней мере, за эти 5 дней отъемся изрядно. Сейчас иду на школьную вечеринку; говорят, будет жратва. Отправил Мульке телеграмму.
|
</> |