27 января. Ленинградцам...

Жили-были в Ленинграде две сестры, Сима и Зоя. На самом деле, сестер было больше, и братья еще какие-то были, и родители, но к второй блокадной зиме года папа и братья давно уже были на фронте, мама с младшими сестрами - в эвакуации, а Зоя с Симой не уехали. Не спрашивайте меня, почему. Не уехали и все тут. Думаю, что не так это было просто - уехать из осажденного города.
А жили они на шестом (последнем) этаже красивого дома в стиле Северный модерн на Петроградской. И работали в госпитале, причем считали себя ужасными везучками, потому что госпиталь тоже был на Петроградской, и им не надо было идти на работу через мосты, что было особенно опасно при артобстреле - на мосту не спрячешься. Опять же, старшая медсестра в госпитале была теткой доброй и понимающей, и поставила Зою с Симой работать в одну смену, так что они могли вместе на дежурство идти и вместе возвращаться домой, поддерживая друг друга по пути и не давая сесть в сугроб отдохнуть и замерзнуть насмерть.
Квартира, в которой жили сестры, была коммунальной, но к тому моменту, когда происходили описываемые события, девушки остались в ней одни - кто умер, кто ушел на фронт, а кто уехал в эвакуацию. Так что сестрицы жили на кухне, потихоньку дожигали остатки мебели, книг и паркета в плите - буржуйки у них не было, но плита была даже лучше, она тепло держала долго и дров ей надо было немного. И даже в бомбоубежище не спускались, чтобы сил впустую не тратить. Нет, сначала они спускались в бомбоубежище, и ходили дежурить на крышу - скидывать зажигательные бомбы, а потом обессилели. И если на крышу еще из чувства долга ходили - да и то только потому, что крыша - вот она, вышел на черную лестницу, поднятся на чердак - и крыша. А до бомбоубежища ползти с шестого этажа, потом вокруг дома, потом в арку, и только потом - бомбоубежище. Они, кстати, зимой даже за водой на Неву не ходили, а растапливали снег с крыши. И пить старались поменьше, чтобы не писать, потому что ведро в окно вылить, как делали мнгогие, у них совести не хватало, а выносить - сил не было.
Поэтому когда обстрел или бомбежка заставали их в госпитале - там всех, кто был свободен, сгоняли в убежище принудительно, хотя народ тоже особо не шел, силы берегли. А когда дома - они прятались между дверей. Не знаю, есть ли еще где-нибудь такая прекрасная вещь, как "между дуверей". В старых домах Петербурга такое устройство есть почти в каждой квартире, а в некоторых и по два, потому как выход на черный ход тоже часто был с двойной дверью. То есть входная вдерь в квартиру, тамбурчик на толщину капитальной стены, и вторая дверь. Причем, двери по качеству - одинаковые, то есть и входная дубовая, и вторая - тоже. В квартире у сестер таких тамбуров было два, но тот, что на парадную лестницу выходил, доверия не внушал - там и стена была потоньше, и дверь двустворчатая - что ни говори, а риск возрастает. Зато на черном ходе стена была толще метра, а двери - одностворчатые, толстенькие и невысокие. Казалось девочкам, что на черном ходе безопасней. Вот они по сигналу воздушной тревоги заматывались во все свои теплые тряпки, какие были, набивались (хотя чего уж там - набивались, они и до войны-то толстушками не были, а теперь и подавно - два скелетика) в тамбур черного хода, запирали обе двери и обнявшись, вздрагивая и повизгивая от ужаса при каждом близком разрыве, прежидали воздушную тревогу. А чемоданчик фанерный с тем, что сестрам казалось самым ценным, всегда там стоял.
В тот день, когда это случилось, вдруг соседский сын приехал. Он был в городе по какому-то своему делу, и его отпустили на полчасика семью проведать. а семьи-то уж и нет никакой. Мама его еще в первую блокадную зиму ушла и не вернулась, бабушка тихо у себя замерзла, а сестру младшую, совсем еще девочку, другая соседка с собой в эвакуацию увезла. Сказала, что на войне чужих детей не бывает, и увезла. Так что пришел солдатик, а нет никого. Только Зойка с Симкой, которых он за косицы еще пару лет назад таскал - и то не они, а тени. Ну, парень он был не жадный, и паёк, который своим принес, сестрам отдал. А сам поплакал немножко в том, что от его комнаты осталось - мебель-то с паркетом сестры давно на дело употребили - и пошел себе обратно воевать. Сима с Зоей, благо - в госпитале работали, ученые - обрушившемуся на них счастью в виде банки тушенки, луковицы, полбуханки хлеба и пакетику сахара обрадовались несказанно, но есть сразу не стали. Только хлеба по кусочку и сахара на кончик языка. Потому что знали, что если организм отвык от пищи, его обратно надо потихоньку приучать, чтобы не умереть от обжорства. Спрятали свои богатства в ящике под окном (опять же, не знаю, где такое еще есть, но в старых домах в кухне под окном делали стену потоньше, иногда даже в воздушной решеточкой на улицу, а изнутри - дверку, получался холодильник). И только собрались спать - почти что сытые и с перспективой поесть еще, как началась воздушная тревога. Зоя ни за что вставать не хотела, но Сима ее растормошила и выволокла в тамбур. И в последнюю минуту метнулась за своими сокровищами - решила, что капелька хлебушка им не повредит, неизвестно же сколько налет продлится, а тушенка, хоть и в банке, но как-то согревает. Бомбы падали совсем близко, разрывы просто оглушали, в какой-то момент от особо близкого взрыва сестры потеряли сознание. Сима первая очнулась, давай Зою трясти и по щекам хлопать, пока та тоже глаза не открыла. Прислушались - вроде тихо, можно возвращаться. Открыли дверь в кухню, а кухни-то и нет. Только известка в воздухе оседает, да горит что-то далеко внизу, этаж-то шестой. Зоя как увидела это, так и осела. Сима посильнее все-таки была, она дверь снова заперла заперла, сестру подняла кое-как, чемоданчик в руки - и на лестницу. Хорошо, слабые были от голода, резких движений не делали, потому что и лестницы тоже не оказалось. Остались наши сестрицы в междверном проеме на шестом этаже чудом уцелевшей стены.
Изготовились помирать, но за ночь не замерзли, хотя уже были близки к этому, а утром за каким-то хреном в свежие развалины военный какой-то забрел, они ему и покричали, как могли. Сняли их. Пожарные сняли - все-таки, пожарная служба работала все блокаду, несмотря ни на что. И уже до конца войны жили они при госпитале, деваться-то некуда. Потом, правда, когда мама с сестрами из эвакуации вернулись, им сперва комнату дали, а потом они и вовсе в свой дом отремонтированный вернулись, но это уже году в 47-ом было. А бомбоубежище, в которое они должны были идти, накрыто прямым попаданием...
Поздравляю вас всех с этим праздником.
Много можно сказать, но я просто выпью и помолчу.
В память о тех, кто прежил блокаду и в память о тех, кто погиб.