14 марта. Из дневника Зинаиды Гиппиус

Вторник. Часов около шести нынче приехал Керенский. Мы с ним все неудержимо расцеловались.
Он, конечно, немного сумасшедший. Но пафотически-бодрый. Просил Дмитрия написать брошюру о декабристах (Сытин обещает распространить ее в миллионе экземпляров), чтобы напомнив о первых революционерах-офицерах — смягчить трения в войсках.
Дмитрий, конечно, и туда, и сюда: "я не могу, мне трудно, я теперь как раз пишу роман "Декабристы", тут нужно совсем другое..."
— Нет, нет, пожалуйста, вам 3. H. поможет. Дмитрий согласился, в конце концов.
Керенский — тот же Керенский, что кашлял у нас в углу, запускал попавшийся под руку случайный детский волчок с моего стола (во время какого-то интеллигентского собрания. И так запустил, что доселе половины волчка нету, где-нибудь под книжными шкафами или архивными ящиками).
Тот же Керенский, который говорил речь за моим стулом в Религ.-Филос. собрании, где дальше, за ним, стоял во весь рост Николай II, а я, в маленьком ручном зеркале, сблизив два лица, смотрела на них. До сих пор они остались у меня в зрительной памяти — рядом. Лицо Керенского — узкое, бледно-белое, с узкими глазами, с ребячески-оттопыренной верхней губой, странное, подвижное, все — живое, чем-то напоминающее лицо Пьеро. Лицо Николая — спокойное, незначительно приятное (и, видно, очень схожее). Добрые... или нет, какие-то "молчащие" глаза. Этот офицер — точно отсутствовал. Страшно был — и все-таки страшно не был. Непередаваемое впечатление (и тогда) от сближенности обоих лиц. Торчащие кверху, короткие, волосы Пьеро-Керенского — и реденькие, гладенько-причесанные волосики приятного офицера. Крамольник — и царь. Пьеро — и "charmeur". С.-р. под наблюдением охранки — и Его Величество Император Божьей милостью.
Сколько месяцев прошло? Крамольник — министр, царь под арестом, под охраной этого же крамольника. Я читала самые волшебные страницы самой интересной книги, — Истории; и для меня, современницы, эти страницы иллюстрированы. Charmeur, бедный, как смотрят теперь твои голубые глаза? Верно с тем же спокойствием Небытия.
Но я совсем отошла в сторону, — в незабываемое впечатление аккорда двух лиц — Керенского и Николая II.
Аккорда такого диссонирующего — и пленительного, и странного.
Возвращаюсь. Итак, сегодня — это все тот же Керенский. Тот же... и чем-то неуловимо уже другой. Он в черной тужурке (министр-товарищ), как никогда не ходил раньше. Раньше он даже был "элегантен", без всякого внешнего "демократизма". Он спешит, как всегда, сердится, как всегда... Честное слово, я не могу поймать в словах его перемену, и однако она уже есть. Она чувствуется.
Бранясь "налево", Керенский о группе Горького сказал (чуть-чуть "свысока"), что очень рад, если будет "грамотная" большевистская газета, она будет полемизировать с "Правдой", бороться с ней в известном смысле. А Горький с Сухановым, будто бы, теперь эту борьбу и ставят себе задачей. "Вообще, ведут себя теперь хорошо".
Мы не возражали, спросили о "дозорщиках". Керенский резко сказал:
— Им предлагали войти в кабинет, они отказались. А теперь не терпится. Постепенно они перейдут к работе и просто станут правительственными комиссарами.
Относительно смен старого персонала, уверяет, что у синодального Львова есть "пафос шуганья" (не похоже), наиболее трусливые Милюков и Шульгин (похоже).
Бранил Соколова.
Дима спросил: "а вы знаете, что Приказ №1 даже его рукой и написан?"
Керенский закипел.
— Это уже не большевизм, а глупизм. Я бы на месте Соколова молчал. Если об этом узнают, ему не поздоровится. Бегал по комнате, вдруг заторопился:
— Ну, мне пора... Ведь я у вас "инкогнито"...
Непоседливый, как и без "инкогнито", — исчез. Да, прежний Керенский, и — на какую-то линийку — не прежний.
Быть может, он на одну линийку более уверен в себе и во всем происходящем — неужели нужно?
Не знаю. Определить не могу.
На улице сегодня оттепель, раскисло, расчернело, темно. С музыкой и красными флагами идут мимо нас войска, войска...
А хорошо, что революция была вся в зимнем солнце, в "белоперистости вешних пург".
Такой белоперистый день — 1-ое марта, среда, высшая точка революционного пафоса.
И не весь день, а только до начала вечера.
Есть всегда такой вечный миг — он где-то перед самым "достижением" или тотчас после него — где-то около.

Предыдущие записи блогера :

13.03.2022 — 13 марта. Леонид Латынин

12.03.2022 — 12 марта. Борис Чичибабин

01.03.2022 — 1 марта 1942 года в дневниках-5

01.03.2022 — 1 марта. Александр Пушкин

21.02.2022 — 21 февраля. Сергей Петров

21.02.2022 — 21 февраля. Александр Блок

20.02.2022 — 20 февраля. Олег Борисов

20.02.2022 — 20 февраля. Федор Сологуб

20.02.2022 — 20 февраля. Дон-Аминадо

19.02.2022 — 19 февраля 100 лет назад

Архив записей в блогах:

Что у вас под носом?

Выкидывая мусор мы как будто прощаемся с ним навсегда, он просто исчезает из нашей жизни. Но на самом деле мусор никуда не исчезает, он просто перемещается. Но рано или поздно он окажется прямо у нас под носом, и никто не знает как скоро это случится. ...

Губернаторы рубят сук

Помните, в новый год отменяли электрички? Когда некоторые главы регионов не стали подписывать с пригородными компаниями договоры на оказание перевозок, и железнодорожникам пришлось остановить сообщение? После прошлогодней встряски и личного вмешательства президента, казалось бы, все пр ...

Владимир Маканин "Кавказский пленный"

Об этом авторе я услышал из информационного блока РБКа. Я включил телевизор, застав часть этого обсуждения. Как понял я, обсуждение было вызвано новостью, что "Архипелаг ГУЛАГ" ...

Один вопрос нашим ВКС

ладно город не бомбим, хотя еще вопрос но свою то базу оставленную в Тадморе могли бы прицельно бомбануть? Или планируем вскоре вернуться? ...

Набиуллина под гипнозом?

Скажите, а что происходит с Набиуллиной? Она что, под гипнозом, что ли? Такое ощущение, что ее психоаналитик ввел ее в транс и стал нашептывать страшное слово «таргетирование», и теперь она только и занимается тем, что таргетирует инфляцию. И я вам скажу, друзья, она скоро дотаргетир ...

14 марта. Из дневника Зинаиды Гиппиус

14 марта. Из дневника Зинаиды Гиппиус

Оставить комментарий

Популярные посты: