13 января 1968 года

vazart — 13.01.2023 Теги: Литвинова из дневников:

Александр Бек, писатель, 65 лет
13 января.
Я в Малеевке. Приехал вчера. Сегодня со вкусом и аппетитом принимаюсь за работу. Идут очень важные главы.
В эти дни родилась у меня концепция — (Ленин как) Дон Кихот русской революции. Чувствую: в ней много плодотворного.
За дело!

Давид Самойлов, поэт, 47 лет, Москва:
13 января.
День рождения у Дуси.
Она и Золотухин усталы, измучены процессом. И все же разговор то и дело возвращается к нему. Речи адвокатов, кажется, были хороши. Небольшая толпа, стоявшая на морозе перед зданием суда, молча вручила защитникам цветы.
Блистательно поведение Литвинова-внука и Богораз.
Наши власти не могли помиловать подсудимых. Это означало бы введение свободы слова.
С другой стороны — для пресечения нужен диктатор. «Средний слой» мечтает о нем. «Высший» не может на это решиться. Диктатор прежде всего съест их.
Корнилов говорит, что борьба методами политики неминуемо приводит к нечаевщине. Грязь порождает грязь.
Но что тогда – гражданский подвиг? Возможно ли нравственное усовершенствование общества без борьбы за его свободу?
Могут ли подданные быть внутренне свободны?
Снова наш старый, нерешенный вопрос о путях.

Примечания:
С 8 по 12 января 1968 г. в Москве проходил судебный процесс по делу Александра Гинзбурга, Юрия Галанскова, Алексея Добровольского и Веры Лашковой. Все они обвинялись в антисоветской агитации и пропаганде. Гинзбургу вменялось в вину составление и передача на Запад "Белой книги" по делу Синявского и Даниэля, Галанскову — составление
самиздатского литературно-публицистического сборника "Феникс-66", Добровольскому и Лашковой — содействие Гинзбургу и Галанскову.

Б. А. Золотухин защищал на процессе А. Гинзбурга, а Д. И. Каминская — Ю. Галанскова.
Литвинов Павел Михайлович (р. 1940) — преподаватель физики, правозащитник,
внук наркома иностранных дел М. М. Литвинова.
Богораз-Брухман Лариса Иосифовна (р. 1926) — правозащитница, первая жена Ю. Даниэля.
П. Литвинов и Л. Богораз-Брухман написали письмо, направленное не советским властям, а мировой общественности, с призывом требовать освобождения подсудимых из-под стражи и повторного разбирательства в присутствии международных наблюдателей. Это письмо П. Литвинов
11 января 1968 прямо у здания суда вручил сотрудникам КГБ и милиции, а также журналистам.


Лидия Чуковская, литературовед, 60 лет:
13 января.
Эфир полон процессом… Воззвание от Павла Литвинова и Ларисы Даниэль…А мне хотелось узнать НЕ из эфира, т. е. не только из эфира. И сегодня узнала из очень верного источника крохи.
Процесс этот по форме действительно беззаконнее всех предыдущих. Судьи не давали говорить свидетелям защиты и адвокатам. Публика (подобранная по билетам) улюлюкала на подсудимых и свидетелей защиты. Когда одна свидетельница что-то говорила в защиту Алика, он сам ей крикнул: «Что ты пытаешься, Андропов в зале»! Мать Гинзбурга сначала не пускали, а пустив, почти не слушали…
Все дни там была Ира, невеста Гинзбурга. И мать Галанскова.
А перед Гинзбургом я виновата, я о нем дурно думала. А он вел себя безупречно — на следствии и на суде. В последнем слове сказал, что это — не суд, и просил только одинакового наказания с Галансковым.
Добровольский, по-видимому, провокатор.



Варлам Шаламов, писатель, 60 лет
В России был только один художник с палитрой будущего — Врубель.
Декоративный акцент только подтверждал то, что внутри.

Через Храбровицкого сообщил Солженицыну, что я не разрешаю использовать ни один факт из моих работ для его работ. С[олженицын] — неподходящий человек для этого.

Страдания не любят. Страдания никогда не будут любить.

Вот в чем несчастье русской прозы, нравоучительной литературы. Каждый мудак начинает изображать из себя учителя жизни.

Мать М. уничтожила в 1957 году весь архив отца, все письма с Колымы, боясь, что все начинается сначала.

Смерть Достоевского накануне 1 -го марта символична.

«Учительной» силы у искусства никакой нет. Искусство не облагораживает, не «улучшает». Но искусство требует соответствия действия и сказанного слова, и живой пример может убедить живых к повторению — не в области искусства, а в любом деле. Вот какие нравственные задачи ставить — не более.

Учить людей нельзя. Учить людей — это оскорбление.

С[олженицын] — вот как пассажир автобуса, который на всех остановках по требованию кричит во весь голос: «Водитель! Я требую! Остановите вагон!» Вагон останавливается. Это безопасное упреждение необычайно...

Курбский — один из основателей русской литературы (как и Грозный).
Курбский — Герцен XVI века.
Подр[обность]: секретарем Курбского был предок Достоевского.
Двадцать лет назад Чухонцева бы расстреляли по такому доносу — статье Новицкого (Письмо историка Г. Новицкого «Вопреки исторической правде» («ЛГ», 1968, 7 февр.) было целиком посвящено разгрому «Повествования о Курбском» (О. Чухонцев, «Юность», 1968, № 1), где были такие строки: «Чем же, как не изменой, воздать за тиранство...»).
Как знать, может быть, Достоевский сдержал революцию мировую своим «Преступлением и наказанием», «Бесами», «Братьями Карамазовыми», «Записками из подполья», своей писательской страстью.

У меня столько же книг, сколько у Герцена и Тургенева.

Задача поэзии не ускорить, а притормозить время.

Роман «Отцы и дети». О ничтожестве детей?

Богу не нужны праведники. Те проживут и без Бога. Богу нужны раскаявшиеся грешники.
Самое главное не то, что нет дыма без огня, а то, что нет огня без дыма.

Я боюсь людей бесстрашных.

И по Гоголю честный человек — подлец.

«Новый мир» — это глубокая провинция, безнадежно отставшие литературные и общественные концепции устарели.

Мир, в котором священник — праведник, не располагает к религии.

Заведующий отделом поэзии — военный, раненный в правую руку.
Надо написать работу о Толстом, важную работу.

Три человека понимали в Первую мировую войну, что нужен мир с Германией: Распутин, Ленин и Генри Форд.

Лучшее, что есть в русской поэзии, — это поздний Пушкин и ранний Пастернак.

Много есть хороших смертей, но для нашего времени лучшая смерть — Эйзенштейна .
Последняя моя книга «Воскрешение лиственницы» посвящена Ирине Павловне. Она — автор этой книги вместе со мной. Без нее не было бы этой книги.
Молитва отца была молитвой атеиста.
Самый главный вопрос в поэзии — это вопрос влияний. Не написаны работы о поэтической интонации, о рифме (что такое рифма).
Дача и погибшие лютики на весенней земле под лопатой.

Одиночество — это не столько естественное, сколько оптимальное состояние человека. Двое — наилучшая цифра для коллектива. Трое — это ад. Все равно, что тысяча. Вот рубеж: один, два.

Никакого «плана содержания» не бывает в стихах, а вот план выражения бывает, заботит автора.

Я много был в театре этот год. Не слышал ни слова из-за глухоты, но благодаря Ирине мир театра воскрес для меня — хоть и в тысячной доле. Только с ней видел много спектаклей.

Легко лгать в камне, как лгал Микеланджело. Труднее лгать в стихах.

Платонов немало заимствовал у Пришвина, что не замечено.

Луначарский всегда работал с комиссаром. Сначала это была Крупская, потом Покровский... В. Н. Яковлева.

Слово «раскулачить» в словаре употребляется вместо «разграбить».

«Золотой теленок». Бендер — Гамлет. Фильм о Корейко.

Айвазовский так помнил море, как я — блатных. Даже новые впечатления писал всегда по памяти, по воображению, по страстной зрительной памяти.

Мои рассказы — это, в сущности, советы человеку, как держать себя в толпе.

У Грибоедова не было ничего литературного. Бесконечно количество стихов, очень слабых. «Горе от ума» — исключение.

Проза Белинкова очень напоминает прозу Рейснер. Столь же цветиста.

Шоу оттого был так кровожаден (и восхвалял Сталина и т. д.), что был вегетарианцем.

Со времен Христа не было большего благодеяния человеку, чем пенициллин.

Христос, наверное, был похож на Флеминга: медлительный, неуверенный и настойчивый, повинующийся внутренней воле, ограниченный, с узкими интересами, малоразговорчивый.
Смертный грех женщин — это приверженность к гостиничной чистоте.

Самое мое несчастье и самое счастливое через одно и то же — неумение ошибаться в людях.

Обременительная штука — память


Натан Эйдельман, истрик, писатель, 37 лет
13 января.
Ахматова. 1948 г. Пасха.

Я всем прощение дарую,
И в воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А непредавшего—в уста.

Разговоры Ахматовой (Лидия Корнеевна) недоброжелательные и свободные. Цветаева - не поэтесса... «Я не читала ни строки Белинского»... Украину и речь («мамо», «ходымо») не полюбила... Анна Николаевна Энгельгардт — глупая, сдобная красавица — 2-я жена Гумилёва, с некрасивой дочкой. Отец её — известный журналист, дед — шестидесятник. Нуждается страшно после смерти мужа, продаётся, развращена, продавала листки Гумилёва за водку для любовников, умерла с дочерью только в блокаду Ленинграда.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив