13 февраля 100 лет назад

13 февраля. Щеголев живет на Петербургской стороне. Это человек необыкновенно толстый, благодушный, хитроватый, приятный. Обаятелен умом - и широчайшей русской повадкой. Недавно говорит мне: "Продайте нам ("Былому") две книжки". Я говорю: "С удовольствием". Изготовил две брошюры о Некрасове, говорю: "Дайте пять миллионов!" Щеголев: "С удовольствием". Потом ходила моя жена, ходил я, не дает ни копейки. Дал как-то один миллион - и больше ничего.- "У самого нет". И правда: сын его сидит без папирос,- дальше некуда. А у меня ни одного полена. Я с санками ходил во Всемирную, выпросил поленьев двенадцать, но вез по лютому морозу, без перчаток, поленья рассыпаются на каждом шагу, руки отморозил, а толку никакого. Я опять к Щеголеву: " Ради бога, отдайте хоть рукописи".- "Да вам деньги на что?" - "А мне на дрова".- "На дрова?" - "Да!" - "Так что же вы раньше не сказали? Завтра же будут вам дрова. Пять возов!" Я в восторге. Жду день, жду два. Наконец моя жена идет сама к дровянику (адрес дровяника дал Щ[еголев]) - и тот говорит: "С удовольствием послал бы, но пожалуйте денежки, а то г-н Щеголев и так должен мне слишком много". Мы купили у него воз,- а я достал денег, отнес Щеголеву миллион и взял назад свои рукописи. С тех пор мы стали приятелями. Оказывается, он знаменит своим несдержанием слова. Это тоже в нем очаровательная черта - как это ни странно. Она к нему идет. Еще никогда он не сдержал своих обещаний. Вчера я с Замятиным были у него в гостях. Чтобы оживить вечер, я предложил рассказать, как кто воровал, случалось ли кому в жизни воровать. Щеголев медленно, со вкусом рассказал:
- Есть в Москве Мария Семеновна... Или была, теперь она пострадала от Чеки - а может, и снова возникла... У нее можно было пообедать и выпить. Очень хорошая женщина. И так у нее хорошо подавалось: графинчик спирту и вода отдельно. Хочешь, мешай в любую пропорцию. Ну вот я у нее засиделся, разговорился, а потом ушел - очень веселый. А были там еще какие-то художники - пили. (Пауза.) Художники казались ей подозрительны. Почему-то. На следующий день прихожу к ней, она ко мне: "Как вы думаете, не могли ли художники унести у меня одну вещь?" - "Какую?" - "Стакан-драгоценный, старинный".- "Неужели пропал?" - "Пропал!"- "Нет, говорю, художники едва ли могли".- "Тогда кто же его взял?" Она в отчаянии. Прихожу я домой и NN рассказываю о воровстве, NN идет к шкафу и достает стаканчик!" "Вы, говорит, вчера сами его принесли, показывали, расхваливали,- неужели это чужой?"
Даже при рассказе все огромное лицо Щеголева порозовело. Кроме нас с Замятиным были и Щеголева, Анна Ахматова и приехавший из Москвы Чулков. Ахматова, по ее словам, "воровала только дрова у соседей", а Чулков и здесь оказался бездарен.
Он очень постарел, скучен, как паутина, и умеет говорить лишь о Тютчеве, которым теперь "занимается". Душил нас весь вечер рассказами о том, как он отыскал такую-то рукопись, потом такую-то, и сначала был «один процент неуверенности», а потом и этот "один процент" исчез, когда к нему пришел покойный Эрнест Эдуардович Кноппе и сказал: был у меня в Париже знакомый и т. д. ...
Ахматова прочитала три стихотворения: одно черносотенное, для меня неприятное (почему-то) - потом два очень личных (о своем Левушке, о Бежецке, где она только что гостила) и другое о Клевете, по поводу тех толков, которые ходят о ее связи с Артуром Лурье.
Замечателен сын Щеголева, студент 18 лет, напускает на себя солидность - говорит басовито, пишет в "Былое" рецензии - по-детски мил - очарователен, как и отец.
Очень смеялась Ахматова, рассказывая, какую рецензию написал о ней в Берлине какой-то Дроздов: "Когда читаешь ее стихи, кажется, что приникаешь к благоуханным женским коленям, целуешь душистое женское платье". Впрочем, рассказывал Замятин, а она только смеялась.
Щеголев-сын рассказал, что И. Гессен ругает в "Руле" Тана, Адрианова, Муйжеля за то, что те согласились печататься в советской прессе, "а впрочем, как же было не согласиться, если тех, кто отказывался, расстреливали".
- И как они могут в этой лжи жить? - ужасается Ахматова.
Примечание.
Ахматова прочитала три стихотворения — по предположению исследователя творчества Анны Ахматовой Р. Д. Тименчика, стихотворение, показавшееся Чуковскому «черносотенным», — «Пива светлого наварено…» (1921). Упомянуты также «Бежецк» (1921) и «Клевета» (1922).
|
</> |