2 февраля 1942 года

топ 100 блогов vazart02.02.2022 в дневниках

Вадим Шефнер, поэт, 27 лет, сотрудник редакции фронтовой газеты:

2 февраля.
14.30. Получил письмо от Левы от 11 января. Пишет, что мама и Галя живы, но у Гали распухает по утрам лицо. Милый, милый Лева. Он ест кошек. И Галя тоже ест. Бедные, бедные мои родные и друзья. Вчера с запозданием привезли «ЗП» от 31.1.42. Там напечатано мое стихотворение о Малько и моя подпись под карикатурой Иванова. Сегодня сдал Полякову новое стихотворение «День придет». Написал и сейчас отправляю письма: маме, Леве, Диме, Терезе, Оресту Верейскому. Чувствую себя лучше, чем вчера, но чертовский кашель



Ольга Хузе, библиотекарь, 32 года, Ленинград:

2 февраля.
<�…> Для школы для вечера написала половину конферанса и обработала сцены из повести С. Григорьева «Малахов курган». Если исполнители не слягут, то вечер, как будто, налаживается. Хорошо поговорили с А. В. Жихаревой о книгах, немного отвлеклись от безрадостной действительности.
Тете Мане тяжко. Страдает физически и нравственно.


Вера Инбер, поэт, 51 год, Ленинград:

2 февраля. Писать хочется, как иногда — есть. По существу работаю ночью, вместо того чтобы спать. Как только ложусь, мозг как бы говорит: «Вот теперь настал мой час. Начнем!» И мы начинаем.
Я сплю так неглубоко, так поверхностно, что стоит мне только наполовину проснуться, как я уже нахожу в своем сознании строку или даже строфу. Они как бы стоят ночью у двери и ждут, чтобы их впустили. И как только намечается малейшая щелочка — они уже тут.
Наташа видела у входа в какую-то из клиник два обнявшихся трупа.




Михаил Пришвин, 68 лет, Ярославская область, Переславль-Залесский район:

2 февраля.
Вчера в раздумье о возможности революции в Германии и конце войны я сказал: — Разбаловался я за войну. Помнишь, сколько у меня уходило времени на заботу о хлебе насущном: целый день телефон, заказы, просьбы, договоры. А теперь выдают 400 гр. хлеба, кое-что припасаем, картошку, мясцо, — вот и все, и пишу я, о чем только мне захочется. — Милый, — ответила Ляля, — как это ты не поймешь, что то навсегда кончилось: мы теперь всегда так будем жить, в пустыне, и писать только то, о чем хочется. Ты благодари судьбу, что со мной сошелся: я тебе обещаю свободу твоего писания.
Собираемся навестить Москву, купили для этого мяса по 55 р. кило. А если бы с осени знать, могли бы запасти мяса по 3 р. кило. И так все и у всех, никто знать того не хотел, что война затянется. В ту или другую сторону говорили, а война должна скоро кончиться. Но это больше для приличия говорили «в ту или другую сторону», внутри же себя каждый имел в виду одну сторону, немцев.
Не очень думается, что немцы весной опять к Москве подвинутся. Чувствуешь, будто они потеряли моральное основание для нового наступления. Раньше нам всем казалось, будто немцы — это люди высшей культуры, что они ведут большую идейную войну против нашего неразумия. Теперь, когда они показали свою слабость, все содеянное ими обращается во зло, и крестоносцы становятся просто злодеями.
План для ведущих и Pflicht для ведомых — вот основание немецких успехов в завоевании. А слабость их, как оказывается, в том, что этим «План» и «Pflicht» они себя ограничивают. За пределами этих категорий творческого расчета и священного повиновения немцы беспомощны, между тем, как высокое творчество требует еще вольного самоопределения в духе за пределами разума. Так, они растерялись, когда победили Францию, и не нашлись, чтобы мгновенно победить Англию. Так же не нашлись перед Москвой 16 октября, нужно было прийти и взять, а у них это, вероятно, с планом не сходилось. И тут-то слишком уже поздно оказалось, что план был построен на неверном основании, т. е. на предположении случайности власти большевиков и наличии морального сопротивления им народа.
Приходил Юшков С. А. Все яснее становится, что он маньяк. Его idie fix в том, что способом учета в производстве можно спасти страну (Мессия-учетчик). Тут не Бог, не Слово, не Дело, а Цифра. Тут что-то от Ленина («социализм есть учет»). А в конце концов это воинствующие рационалисты, характерные для нашей страны. У Тургенева это Хорь, но и Калиныч тоже тип. Хорь и Калиныч — гениальное произведение.
— Так это и запомни против «суеты сует» и вечного повторения одного и того же, что ничто не повторяется в природе и людях. И само солнце изменяется, неизбежно приближаясь к концу. Всякое повторение только кажется, и потому кажется, что берется в отношении и себя...
Предрассудки времени: жизнь солнца настолько больше жизни отдельного человека, что в отношении к человеку какому-нибудь оно — вечность.
А если бы у солнца было сознание, то человек весь даже для него был бы не больше шевелящейся и существующей плесени.
Следовательно, длящаяся в веках повторяемость одного и того же явления, вроде восхода солнца, есть только с точки зрения существа с укороченным веком повторяемость.
С точки зрения какого-нибудь великого в отношении нашего солнца светила — как великого солнца в отношении человека — это солнце лишь на одно вселенское мгновение вспыхнувший вертящийся клубок перегорающего металла.
Итак, длящихся повторений, как нам кажется, в природе вовсе нет и быть не может.
Это есть даже не реальность отношения нашего, а скорее — настроение от усталости (для молодежи нет повторяемости, для старости все повторяется).
Значит, понятие «законы природы» включает в себя нашу ограниченность восприятия жизни временем: на наш век солнце всходит и заходит, как ему должно заходить, как ему положено «законом». И мы, пользуясь этим «законом», считаем часы, минуты, секунды. Но сущность жизни совершается не по часам и законам, И все в природе неповторимо, все беззаконно и совершается в первый и последний раз. Весной света мы даже и совсем забываем о времени, и нам кажется тогда, будто солнце не по закону пришло в повторение, а единственный раз.
Весной света пробуждается такое чувство жизни — все это космическое (творческое) беззаконие. В этом состоянии всякий «закон» (и церковный) отменяется. Это состояние духа и называется благодатным. Законы создаются для детей («всех»). Солнце восходит в первый раз.
Местами, где реже деревья с востока, поземица так заделала мою тропу, что приходится ее вновь протаптывать. И вот когда я с мыслью какой-нибудь иду по тропе и вынужден бываю топтать, мысль моя уходит в силу топтания и так основательно, что когда освобождаются ноги на не занесенной тропе, я с большим трудом иногда возвращаюсь к прерванной мысли.
Вот так и война теперь мне кажется, как будто люди топчутся и мыслить не могут.
До того не можешь мыслить о войне, что ничего не выдумаешь... а сердце — по самому умному сердцу ничего не скажешь. Сердце нигде...
Когда рук не хватает, чтобы дотянуться до чего-нибудь, человек хватается за ум и что-то в помощь себе придумывает. Вот эта способность хвататься за ум себе в помощь и создает таких людей вроде Ленина, строящего на этой способности человека благоденствие всего общества.
Вот так и создается наш век воинствующей индустрии.
Бедное, оставленное на произвол судьбы человеческое сердце! Как мне на тебя положиться?
Итак, повторяемость явлений в жизни есть субъективное чувство человека, признак усталости. Но штампованные вещи надоедают (утомляют) именно благодаря своей повторяемости (всюду один и тот же шкаф или пепельница). В природе ничего не повторяется. Бог един и по образу своему созидает новую тварь, как особь единственную в своем роде и неповторимую. Откуда же является у человека машина и стандарт?




Георгий Князев, историк-архивист, 54 года, Ленинград:

2 февраля.
226[-й] день войны. Понедельник. Сузившийся до трех аршин из-за болезни ноги мой малый радиус расширяю мысленно во все стороны настоящего, прошлого и далекого будущего, только не близкого, не завтрашнего.
Делаю большие путешествия в глубь веков, перебираю год за годом из прожитого мною полвека и те события в мире, которых я сделался не участником, так современником, а иногда свидетелем... Множество мыслей, соображений, образов приходит в голову. Вчера весь вечер перебирал газетные вырезки. Попался мне 1936 год. Великие перелеты. Самолеты на службе человечеству, культуре. Ребенок поднял ручки кверху и улыбается летящим в небе стальным гигантским птицам. Шахматный турнир. Страсть к борьбе, к победам, преображенная в чистое радостное искусство. Как некогда жертвоприношения людьми были заменены животными, а потом символами их — хлебом и вином. Бескровные чистые жертвы! Сделанный из кружев, как из белой паутины на черном поле, герб Советского Союза, самого дорогого, что создано было человечеством за последние пятьдесят лет. И вдруг события на Рейне... Когорта германцев, вступивших в Кёльн, проходит мимо знаменитого собора. И слышен топот их мерных шагов... Но немцы только собирают свои земли, они заботятся о своей безопасности, хотят, чтобы и у них было свое место под солнцем... Тщетная оказалась иллюзия. Это был топот сапог не собирателей своей земли, а новых завоевателей мира, страшнее всех предыдущих, которых знала история. И простая картинка, вырезанная из газеты, делается большим историческим документом.
Что мне делать с моими вырезками? М. Ф. принесла мне разбирать их с определенной целью: топить ими печь. А я отобрал так мало ненужного. Ведь вырезал я, что попадало в мой кругозор, чем-либо поражало меня, привлекало мое внимание. Поэтому все интересно, все отражает пережитое.
Вот и история Академии наук. Лузинщина. Смерть академика И. П. Павлова. Смерть президента Академии наук СССР, первого выборного бессменного при советской власти президента. Вся страна, весь мир отозвались на эти события. Вот телеграмма Сталина и Молотова вдове И. П. Павлова: «Ленинград Васильевский остров 7 линия дом 2 Серафиме Васильевне Павловой, Совет Народных Комиссаров Союза ССР и Центральный Комитет Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) выражает Вам и Вашей семье свое глубокое соболезнование по поводу смерти Ивана Петровича Павлова — великого исследователя и ученого. В. Молотов. И. Сталин». Траурное извещение от СНК и ЦК ВКП (б) о кончине великого ученого академика И. П. Павлова, последовавшей 27 февраля [1936 года] в 2 часа 52 минуты после непродолжительной болезни.
А вот замечательное письмо И. П. Павлова советской молодежи, написанное им незадолго до смерти со словами, которые надо вырезать золотыми буквами на мраморной доске, как скрижали: «Никогда не пытайтесь прикрыть недостатков своих знаний хотя бы и самыми смелыми догадками и гипотезами... Научитесь делать черную работу в науке. Изучайте, составляйте, накопляйте факты!» «Факты — это воздух ученого!» «...Но, изучая, экспериментируя, наблюдая, старайтесь не оставаться у поверхности фактов. Не превращайтесь в архивариусов фактов. Пытайтесь проникнуть в тайну их возникновения, настойчиво ищите законы, ими управляющие». «...Третье — это страсть. Помните, что наука требует от человека всей его жизни. И если бы у вас было бы две жизни, то и их не хватило бы вам. Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека. Будьте страстны в вашей работе и в ваших исканиях!» «Наша родина открывает большие просторы перед учеными, и нужно отдать должное — науку щедро вводят в нашей стране. До последней степени щедро!»
Золотые слова... Алмазные слова! Я видел И. П. Павлова за несколько дней до его смерти. Встречался с ним не раз, но только не разговаривал: не осмеливался быть назойливым. Я был современником И. П. Павлова и одновременно работал с ним в Академии наук.
И. П. мечтал дожить до 100 лет, нормального предела человеческой жизни. В 1936 году он замышлял большие углубленные работы в изучении высшей нервной деятельности и еще более крутого поворота к изучению человека — психиатрии и психологии. Он заявлял о себе: «Я уже не самозванец в психологии! Моя помощь ученого в борьбе за здорового, сильного и умного человека станет ощутительной». Осенью он собирался поехать в Мадрид на конгресс психологов... Так он планировал свой год в январе, в конце февраля его уже не было в живых!..
Вот другой великий старик... Урну с прахом его несут к Кремлевской стене Сталин и Молотов. Телеграмма их трем дочерям великого старика с выражением глубокого соболезнования. Правительственное сообщение. «...Советский Союз в лице академика Карпинского потерял одного из крупнейших своих ученых, выдающегося общественного деятеля и бессменного руководителя Академии наук начиная с 1916 года...» «Академик А. П. Карпинский, завоевавший своими научными работами мировую известность, является основоположником советской геологии и имеет крупнейшие заслуги перед Советской страной»...
Передовая в «Правде»: «Советская страна чтит своих ученых».
Торжественное погребение ученого в Кремлевской стене было широким и красивым жестом правительства. А. П. был замечательный старик. Я с ним иногда встречался, разговаривал. Мы жили несколько лет на одной лестнице. Я нередко видел его на заседаниях, на улице (в конных дрожках или в санках). В 1935 году он с семьей переехал в Москву, и в феврале 1936 года я видел его в последний раз во время моего визита к нему. В свое время я подробно записал эту навсегда памятную мне встречу с вели-ким стариком. Выборы нового президента ознаменовались снова привлечением к Академии наук общественности. 23 декабря Общее собрание АН избирает президентом академика В. Л. Комарова, получившего 68 избирательных (плюсов) и 2 неизбирательных (нолей) при общем числе поданных записок — 70.
Но в этот же год в Академии не прекращалась и внутренняя борьба. Были исключены из членов Академии наук Чичибабин и Ипатьев как невозвращенцы. Развернулась тяжелая Лузинская история с печатанием его трудов за границей и его «антисоветскими традициями». В 1936 году Щусев проектировал грандиозное здание для Академии наук на берегу реки Москвы. В том же году я с Черниковым организовал в Москве Отделение Архива, ездил туда в феврале, мае и осенью...
Летом я и М. Ф. жили в Морье, на Ладожском озере. Месяц, проведенный мною там, один из счастливейших в моей жизни. Не верится, что это было действительно, а не во сне, не в сказке!.. Весь месяц я провел на лодке на дивной речке, широким руслом впадавшей в озеро-море... Там, перед финской войной, деревню снесли и устроили форт, а во время теперешней войны никто не расскажет, что сталось с теми дивными местами. 1936 год, пожалуй, последний вполне еще мирный год... В 1937 году небо начало заволакиваться густыми черными тучами. Хотя еще были проблески, в которых было видно ясное, чистое, вечное, глубокое, синее небо...
Неужели выбрасывать все эти документные обрывки прошлого? Не могу. Возможно, что они и погибнут, но пусть тогда и погибают, уничтоженные случаем, обстоятельствами, сам не могу их уничтожить полностью. Я переживаю прошедшее, и тот, кто начнет перебирать их впоследствии, неизменно также переживет это прошедшее. Так я мысленно расширил свой малый радиус, пока на недавнее прошлое, на историю своей родной Академии наук. Я и не знал, как я люблю ее, как мне дорого не только ее прошлое, но и настоящее и как я волнуюсь за ее будущее...
Вот эту статую Пушкина работы скульптора Козлова я мечтал видеть на берегу Невы напротив «Медного всадника», на выступе бывшего Исаакиевского моста со стороны Васильевского острова. Пушкин должен стоять над самой рекой в полуобороте к памятнику Петра и на Запад. Мне хотелось бы видеть еще на Пушкине крылатку или плед, развевающийся на ветру. Краткая надпись — «Люблю тебя, Петра творенье...» — должна была бы украшать гранитную глыбу, постамент статуи, и под ней одно слово: ПУШКИН.
Когда-то я об этом писал в газеты, еще, кажется, куда-то. Но в 1937 году ни с того ни с сего объявили Биржевую стрелку Пушкинской площадью и... потом забыли об этом. Васильевский остров попал в опалу как низкий, затопляемый, и все строительство на нем остановилось.
Не осуществилась и другая моя мечта — видеть на старейшем академическом здании — б[ывшей] Кунсткамере — мраморную доску с надписью: «Здесь с 1741 по 1765 год работал Михайло Васильевич Ломоносов». У города не хватило денег, Академия в лице начальника ЛАХУ Федосеева оказалась нераспорядительной и нерадивой; член Ленсовета академик С. А. Зернов, к которому я обращался особо, стар и пассивен, и доску к зданию не приготовили и не прикрепили. Виноват, конечно, и я, что не был энергичен до назойливости, до дерзости.
Я так люблю строгий, стройный вид моего родного города, «Невы державное теченье, береговой ее гранит», что каждый камешек, каждый уголок дорог мне, в особенности на моем пути, который я проделываю почти ежедневно от Никольского моста до Академии наук.
Две плохенькие из преплохоньких репродукций предо мной. Что же делать, если мне не удалось вместо них приобрести фотографии!.. Но дело не в плохих репродукциях, а в том, что на них изображено. У Леонардо да Винчи — высшее напряжение сцепившихся в смертельной борьбе всадников, обезумевших от звериной злобы и ожесточения... Дерутся не только они, но и лошади. Это предел человеческого падения в бездну кровавого кошмара жестокой звериной борьбы.
Вторая репродукция с гравюры Калло. Назовем ее «Расправа». На дереве десятки повешенных... На земле — ожидающие своей участи.
Нам страшно настоящее, но вот и прошлое!

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Достал ЖЖ! Почему в нем через раз показывает видеоролики? Это только у меня? Если проблема у всех, то почему админы не чешутся? Или так задумано, чтобы всех нас отсюда ...
Китайские ударные вертолеты CAIC WZ-10 проводят ракетные стрельбы ПТУР HJ-10 по танкам Т-34, выставленным в качестве мишеней. ...
Инцидент с няней в хиджабе, разгуливающей почти по центру Москвы с отрезанной головой ребенка в руках и с криками "Аллаху акбар!", настолько "концептуален" сам по себе, что все эти "современные художники" должны обзавидоваться и "уйти из профессии". По сравнению с ЭТИМ и "человек-собака", ...
У меня тут имеется небольшая реликвия советских времен - книга "Детское питание", 1957 года выпуска. Чтобы совершить экскурс в прошлое, достаточно ее перелистать и заново пересмотреть страницу за страницей - прекрасно помню, какие мысли и чувства у меня вызывали каждая фотография, ка ...
Прошло два месяца от начала действия минских соглашений. Два месяца назад было остановлено масштабное наступление вооруженных сил Новороссии, которое должно было освободить территорию Донбасса от украинских войск. Что в результате? За время перемирия под обстрелами погибло более 300 (да ...