"Злой мальчик" Антон. Окончание
tanja_tank — 14.09.2017 Мы друзья или...?Прошел июнь, июль – письма не было. Сначала я думала, что еще рано, потом, что оно где-то затерялось на почте, потом, что Антон потерял мой адрес. Каждое утро я бежала к почтовому ящику, но он был пуст.
Наконец письмо пришло. Полстранички, сухо, ни о чем: погода хорошая, хожу на речку, в лес, катаюсь на велике. И так меня это письмо обидело…
Решила, что не буду отвечать, но потом написала что-то ядовитое, вроде: пиши такие письма крысе-Ларисе, а мне нафиг надо. Ответ пришел очень быстро, на шести страницах. Извини-извини, я идиот, я подумал, что совсем тебе не нужен, так глупо, ты мой самый лучший и единственный друг, теперь все будет по-другому, сядем за одну парту, будем не только в школе общаться.
Мы действительно сели за одну парту, весь день болтали, но после школы, как обычно, пошли в разные стороны, каждый в свою. Встретиться? Но у меня четыре раза в неделю была музыкальная школа, у него волейбольная секция, в выходные тоже что-то не получалось.
Когда люди хотят что-то, они это делают. Когда не хотят – ищут причины. То есть я хотела, а Антон искал причины, которые не позволяли нам, к примеру, сходить в кино или в парк.
Зато мы долго разговаривали по телефону. Через пару недель я заболела, Антон ни разу меня не навестил, но по-прежнему исправно звонил.
Вернувшись в класс, я обнаружила, что Антон сидит с Аней. Оказалось, что классная всех рассадила по своему усмотрению, о чем он мне не сказал. Мы по-прежнему переписывались, причем завели для этого толстую тетрадь, которая страшно интриговала одноклассников. Однажды у меня ее даже пытались украсть, но неудачно.
После лета тема Максима и Ларисы как-то сама собой сдулась, и на первый план вышли наши с ним собственные отношения. Эта была нудная, скучная, мутная писанина без капли смысла. Словоблудие – так будет точнее. Нравимся мы друг другу или просто друзья – на эту тему были испачканы десятки страниц. Ни к чему определенному мы так и не пришли.
Я задавала себе этот вопрос много раз и не могла ответить. Когда Антон болел, мне его не хватало. Кстати, я хотела его навестить, но он каждый раз отказывался – мол, у него мама всегда дома, мама все не так поймет, лучше не надо. Так я у него ни разу и не побывала, как и он у меня. Я часто думала о нем, вспоминала наши разговоры, но…
Вот, к примеру, я могла себя представить целующейся с Максимом и думала, что это, наверно, было бы очень приятно. Но поцеловаться с Антоном… бррр… Меня передергивало от одной мысли. Мне не нравилось, как от него пахнет. Не какая-то там грязь-пот, а обычный запах. Как-то он передавал мне нашу тетрадь и дотронулся до руки, его ладонь была противно влажной. У него была перхоть и иногда вылезали прыщи. Почему-то я представляла, как он выдавливает их перед зеркалом.
Но хуже всего были дискотеки. Правда, за весь восьмой класс он пригласил меня на медленный танец всего несколько раз. Мол, плохо танцует. Танцевал он действительно плохо, других девчонок вообще не приглашал. Но те несколько раз – это был кошмар. Он обнимал меня в танце, и мне в голову лезли мысли о том, что у него ниже пояса. И это было просто отвратительно. Если я танцевала с кем-то другим, таких мыслей не возникало. В общем, на круг выходило, что Антон мне не нравится. Но было что-то, что меня к нему притягивало. И, самое паскудное, он это прекрасно понимал.
В восьмом классе у наших мальчишек начался короткий, но бурный период лапанья. Причем лапали всех девчонок без разбору. Загоняли в угол и изучали анатомию. Под юбку, правда, не забирались, и на том спасибо. Некоторым девочкам это не нравилось. Я могла и в морду дать. Нас быстро оставили в покое, сосредоточив внимание на тех, которые визжали, но особо не возражали. Аня, соседка Антона по парте, была барышней видной, выглядела как десятиклассница или даже студентка, встречалась со взрослым гопником («Ооо, восьмиклассница!»), на приставания сопливых одноклассников только смеялась. Антон – по праву соседа – оглаживал ее чаще других. Он быстро сообразил, что мне неприятно на это смотреть, и делал это исключительно в моем присутствии («Ачетакова?»).
"Только друг скажет тебе правду"
При любой моей неудаче Антон – лучший же друг! – утешал меня, но очень своеобразно. Хоть я уже и не была отличницей, но училась хорошо. И все же тройки иногда проскакивали. «Не расстраивайся, - говорил он, - не всем же знать математику/физику/химию, зато ты…» В качестве «зато» предлагались вовсе не мои сильные стороны, наоборот. «Зато ты играешь на пианино» (я еле тянула музыкалку на тройки и не бросала, только чтобы не расстраивать маму). Или «зато ты умеешь шить» (шила я отвратительно, но на домоводстве заставляли, вещи эти я, конечно, не носила, но однажды сдуру показала Антону «кофточку»). Выходило так: если уж это – «зато», то все остальное и вовсе полный отстой.
Унижал он меня очень ловко и тонко, не подкопаешься. Но предельно ясно. Примеров можно привести множество. К пятнадцати годам у меня была вполне оформившаяся, очень даже неплохая фигура, но с изъянцем – толстыми коленками. На физкультуру нас заставляли надевать спортивные трусы, что меня очень раздражало. Как-то я пожаловалась Антону: какой идиот придумал это безобразие?! Антон внимательно осмотрел меня (в трусах!) и сказал: «Да, пожалуй… Хотя некоторые в трусах выглядят очень даже секси». Перевод был не нужен: некоторые – да, но только не ты.
В другой раз я сказала, что суперфирменные ливайсы сидят на мне ужасно, а вот уродские польские джинсы – идеально. Увидев меня в польских, он спросил: «Ты опять в уродских джинсах?». «Какого черта?» - поинтересовалась я. – «Но ты же сама сказала, что они уродские». На самом деле уродским в них было только отсутствие фирменного лейбла.
Все это может показаться ничего не значащими мелочами, но дело было в том, как он все это говорил. Интонации, мимика, жесты… Он мог проехаться насчет моей одежды, прически, манеры поведения, любого слова или действия. В любой момент. Все это подавалось так: а) я же твой лучший друг, кто еще скажет тебе правду, б) не расстраивайся, когда-нибудь кто-нибудь тебя обязательно оценит, а пока я побуду рядом, чтобы тебе не было слишком одиноко.
Я и глазом не успела моргнуть, как моя самооценка упала дальше некуда. Я чувствовала себя глупой, уродливой, никому не нужной замухрышкой. А, да, еще и толстой. Тогда при росте 156 см я весила 48 кг, но Антон часто говорил, что ему нравятся стройные девушки, глядя при этом в сторону девчонок, похожих на узниц Освенцима. Конечно, свою роль сыграли и обычные девочковые писькомерки: у кого грудь больше, у кого талия тоньше, или вообще дивное: «Вы с Таней одинаковые, только она выше, поэтому кажется, что ты толще». Но главную роль в формировании моих комплексов сыграл именно Антон.
В изоляции
В начале второй четверти он написал: «Кажется, мне нравится Лена из параллельного, мы вместе ходим на волейбол. Извини, мне очень жаль. Но я совсем не хотел, чтобы ты в меня влюблялась». Я ответила: «А с чего ты взял, что я в тебя влюблена?». Я видела его лицо, когда он это читал: его аж перекосило. Он положил тетрадь в сумку и… неделю не обращал на меня никакого внимания.
Сначала мне было страшно обидно, потом пробилась какая-то эйфория: «Швобода, швобода!». Но она быстро испарилась. Я поняла, что осталась в вакууме. Если в седьмом классе меня приняли хорошо, то в восьмом, общаясь с Антоном, я забыла, что надо притворяться социализированным существом. И всего за пару месяцев очутилась на красной черте, ниже которой была только каста неприкасаемых, которых хоть и не травили, но и не замечали. То есть, если я обращалась к кому-то, мне вежливо отвечали, но в компании не звали. Меня это мало трогало, пока я знала, что у меня есть Антон, но как только он от меня отвернулся, стало очень неуютно.
Я выдержала неделю. Потом некий внутренний голос начал петь в уши: «Да какая тебе разница, кто ему нравится? Ты ведь действительно в него не влюблена. Вы просто друзья. Сделай первый шаг, будь умнее». Я сделала. Написала: «Как дела с Леной?». После уроков он положил передо мной тетрадь и молча вышел из класса. Прочитала я только дома. Несколько страниц. У Лены есть парень, поэтому ему ничего не светит. И ему очень-очень плохо. А я – лучший друг! – бросила его в самый тяжелый момент. Он-то думал, что всегда сможет на меня положиться, что я поддержу его, но… Я сидела с отвисшей челюстью – я его бросила?!
Еще неделя ушла на обсасывание этой ситуации: кто кого бросил, кто кого обидел, кто виноват. Потом нам, видимо, надоело переливать из пустого в порожнее. В итоге все равно виноватой оказалась я, но он меня великодушно простил. После этого начался следующий акт Мерлезонского балета. Я была жилеткой, чтобы в нее плакаться, носовым платком, чтобы вытирать сопли и слюни. Каждый день я читала и слушала, как прекрасна Лена, как он ее любит и как сильно страдает. Не передать, как мне это было в тягость. Я уже жалела, что решила помириться, но теперь уже не могла ничего сделать. Мне постоянно пелось в уши, что я – единственная его опора, и без меня он пропадет. И мне казалось, что было бы подлостью оставить его без поддержки.
"Антон сказал, что ты его любишь"
Ближе к концу года Лена поссорилась со своим парнем, и Антон заявил, что теперь они вместе. Сопли-вопли сменились рассказами о том, как он счастлив. И это было не меньшей обузой, но как только я пыталась намекнуть, что, может, не стоит рассказывать мне о том, куда они ходят и что делают, сразу же получила по башке. Как?! Ты не хочешь разделить мою радость?! Какой же ты тогда друг?! И все это сопровождалось тонкими намеками: ты-то никому не нужна, если не я – ты останешься совсем одна, ты правда этого хочешь?! Разумеется, я не хотела. И поэтому терпела.
На новогодней дискотеке ко мне подошла Лена. «Оля, прости, пожалуйста, - сказала она. – Мне очень неловко, что так вышло. Антон сказал, что ты его любишь, но он к тебе относится только как к подруге, не больше». Я устроила Антону безобразную сцену, но он выкрутился: мол, Ленка его не так поняла, ничего подобного он ей не говорил. Но даже если бы и говорил – ну и что? Ведь мы же с тобой только друзья, разве нет? Это была такая мантра: «Мы только друзья». Я повторяла ее, когда в новогоднюю ночь плакала под елкой. Смешно, но я просила ДМ - то ли Деда Мороза, то ли Дорогое Мироздание, - чтобы меня избавили от этого кошмара. Хоть как-нибудь.
На зимние каникулы я поехала в лагерь. Со мной в отряде оказался наш одноклассник Артем. Когда я только пришла в класс, он проявлял свой интерес совершенно детсадовским образом: спрятать сумку, захлопнуть дверь перед носом, наступить на ногу. Потом, вроде, повзрослел и только посматривал печально в мою сторону. В лагере он то и дело оказывался рядом. В последний вечер мы танцевали на дискотеке все медленные танцы, потом гуляли по берегу реки. Это было именно то, о чем я мечтала: снег, фонари, никого вокруг. Он брал меня за руку, помогая перебраться через сугробы, и это было очень приятно. Не помню, о чем мы разговаривали, но было именно легко и весело – ничего подобного я не испытывала уже очень давно. Если хорошо подумать, это мое самое теплое и нежное воспоминание за все школьные годы. И я подумала, что, кажется, Дед Мороз исполнил мою просьбу.
Вернувшись из лагеря, я по привычке позвонила Антону. Уж не знаю, что дернуло меня рассказать об Артеме. Видимо, от радости потеряла последние остатки соображения. Помолчав, Антон переспросил: «Артем? Серьезно? Но он же полный кретин! Хотя…» «Хотя… для тебя сойдет» - вот что это значило. Он тут же перевел разговор на Лену и долго рассказывал, как они провели каникулы.
На следующий день я пришла в школу, Артем кивнул мне равнодушно – и все. Как будто ничего не произошло. Мы здоровались, разговаривали о чем-то, не более того.
Думаю ли я, что к этому приложил руку Антон? Не знаю. Допускаю ли такую возможность? Вполне. В моем доме жил Илья, парень из параллельного, спокойный, приятный. Иногда мы одновременно выходили утром и вместе шли в школу. Пару раз бывали друг у друга дома, болтали, слушали музыку, не более того. А потом пошел мерзкий слушок, будто Илья хвастается, что гуляет со мной и не только… Не разобравшись, я наговорила ему кучу гадостей, а он только стоял и хлопал глазами.
Уже потом, когда Антон уехал, я узнала, что именно он запустил этот слух. Я задала в письме прямой вопрос, на что он начал выкручиваться: нет-нет, услышал от кого-то, может, повторил… случайно… С Ильей мы потом все выяснили, я попросила прощения, но стыдно бывает до сих пор, каждый раз как вспомню.
Эта история с Артемом добила меня окончательно. Я больше не сопротивлялась. С каждым днем становилось все хуже и хуже. Антон сладенько утешал меня в своей обычной манере и по-прежнему ежедневно докладывал о своем счастье с Леной. Перемены они проводили вместе, вместе шли домой. А мне оставалась тетрадь и телефонные звонки.
Их идиллия продолжалась месяца полтора, потом они поссорились, и Лена снова стала встречаться с бывшим. Цикл начался сначала. Снова сопли-вопли-слюни. Ах, ах, я так несчастен! Только теперь к этому добавился новый мотив: все бабы – суки и твари. Зло свое он срывал на мне. Но если раньше это было тонко, то теперь стало очень даже грубо, хотя суть была прежней: ты – никчемная каракатица, скажи спасибо, что с тобой хоть кто-то дружит. Да, он не уставал подчеркивать, что мы дружим. Возможно, поэтому мне всю жизнь в слове «дружба» мерещится какой-то подвох. Я обижалась, мы ссорились. Я часто возвращалась домой в слезах, плохо спала, стала хуже учиться, бросила музыкалку (маме сказала, что слишком много времени отнимает, а скоро в школе экзамены). Заканчивалось все одинаково: я первая шла мириться, Антон – нехотя, поломавшись, - соглашался.
Испорченный выпускной
Началась весна, и тот же самый внутренний голос сказал: если ты так сильно страдаешь, то, может, все-таки это не просто дружба? Может, ты действительно в него влюблена? И я поверила, что да – это вот такая несчастная любовь. Однажды я ему даже чуть в этом не призналась. Был конец мая, все цвело, у нас была физкультура в парке. Я уже знала, что сразу после экзаменов Антон уедет. Его отца переводили на повышение в соседнюю область.
Я сидела на скамейке под каким-то цветущим кустом, он бежал по дорожке, я позвала его… Какая разница? Все равно все скоро закончится. Но Антон то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал. К счастью – так я была избавлена от еще одного унижения. Впрочем, до конца истории было еще далеко.
К концу учебного года Антон стал каким-то подозрительно хорошим. Перестал меня доставать и даже ныть о Лене. Я обманывала себя, что хоть сколько-то ему дорога, и что ему тоже жаль со мной расставаться. Он даже несколько раз пригласил меня на прогулку, когда мы готовились к экзаменам. Но, по правде, разговаривать о нас не хотелось, а другие темы мы находили с трудом, поэтому прогулки эти были довольно тягостными.
На выпускном Антон ко мне даже не подошел. Его вообще нигде не было. Я готова была разреветься при всех, потому что знала: рано утром он уезжает. Если мы сейчас не попрощаемся, значит, не попрощаемся вообще, а для меня это было очень важно. Все уже расходились (никаких ночных гуляний в восьмом классе не было), и вдруг он появился откуда-то. Мы забрались в темный угол, не помню уже, о чем говорили, поцеловались все-таки на прощание. Так и запишите, господа, мой первый поцелуй был с парнем, с которым я вовсе не собиралась целоваться, и это было противно.
Я, как обычно, поехала на лето к бабушке и там получила письмо, которое заставило меня сначала рыдать, а потом истерично даже не смеяться, а ржать. В этом письме Антон писал, что с начала мая снова встречался с Леной, но решил не говорить мне об этом, «чтобы не расстраивать» (вскользь упоминалось, что именно она настояла на этом). То есть вся его «хорошесть» были ничем иным как враньем и маскировкой.
Дальше он писал, что во время выпускного они были у Лены дома, и он «испытал физическую близость» (эта фраза показалась мне настолько дурацкой и похабной, что я запомнила ее дословно). Дальше следовали пикантные подробности (например, что Лена уже давно не девушка, так что ему повезло). После чего он (тадам!) благодарил меня за те, чувства, которые я испытывала к нему, и просил прощения за то, что не мог их разделить. Еще раз с пятой цифры. Парень благодарит девушку за ее чувства к нему и тут же рассказывает с картинками, как спал с другой. Вопрос: он идиот или садист?
И снова я сделала глупость, ответив на это письмо. Видимо, у меня был рефлекс, как у собачки Павлова: есть письмо – надо ответить. Ответ был откровенно хамский, я высказала все, что думала, все, что накопилось за весь год. Закончила просьбой избавить меня от описаний его половой жизни и вообще оставить в покое. Я была уверена, что поставила точку. Рассчитывала за лето собрать себя веничком на совочек и осенью начать все с начала. Наладить отношения с одноклассниками, завести хоть каких-то приятельниц, возможно, новеньких, которые должны были прийти из другой школы. Но, как говорится, хрен там плавал.
Письмо от Антона пришло быстро. Я даже подумала, что он не получил мое, но в самом начале он благодарил меня за ответ. И больше никакой на него реакции. Писал о новой школе, новом доме, о ребятах, с которыми познакомился. И… о девушке, которая ему понравилась. Ничего не изменилось! Просто теперь он был не рядом, а в другом городе.
Вместо того чтобы выбросить его письмо в мусорник, не распечатывая, я писала сухие короткие отписки, почти ничего о себе, в основном об одноклассниках, учителях. И каждый раз наивно надеялась, что он не ответит. Но Антон исправно отвечал. Два года! Я по-прежнему была лучшим другом, жилеткой и носовым платком, только на расстоянии. Он писал о девушке – сначала одной, потом другой, без конца ныл и жаловался. То, что я ничего не писала о личном, он понимал правильно: что у меня никого нет. И, разумеется, гнул свое: ничего, и на твоей улице еще перевернется грузовик с пряниками. Конечно, я могла бы что-то придумать, но почему-то этого не делала.
Я вернулась к прежней тактике романтической влюбленности, выбрав в качестве предмета десятиклассника, который вряд ли даже подозревал о моем существовании. Правда, теперь в этих чувствах не было легкости, надежды, ожидания, как раньше. Я привыкла думать о себе как о безнадежной неудачнице. В десятом я чуть было не влюбилась заочно в известного футболиста (классика жанра!), но он показался слишком старым. Потом был первокурсник Миша, с которым мы познакомились на дискотеке и пару раз сходили в кино. Скорее всего, он просто решил не связываться со школьницей, но для меня это было очередным подтверждением: я никому не интересна.
Кончилось все тем, что я начала встречаться с парнем из девятого: мы болтали на переменах, ходили в кино и целовались на последнем ряду. Мне было скучно и противно. Это во взрослом состоянии год, пять, даже десять лет разницы – ерунда, все равно Пугачеву и Галкина не переплюнуть. В школе год – это пропасть. Для девочки встречаться с мальчиком на год младше - просто днище. Это означает, что она готова пойти гулять с любым, кто ей улыбнулся. Мне было невероятно стыдно, я себя ненавидела, тогда как социальный капитал моего кавалера наоборот взлетел до небес. В конце концов он променял меня на свою одноклассницу – и это было даже ниже самого днища.
25 лет спустя
Дальше история сделала очередной поворот. После школы я вернулась в родной город и поступила в университет. Антон совершенно неожиданно приехал туда же и тоже поступил в институт. И, разумеется, немедленно объявился с претензиями на все то же место наипершего друга. На мое счастье, его общежитие было на другом конце города, а по телефону-автомату много не наговоришься.
У меня появился парень, но отношения у нас складывались очень непросто. В основном по моей вине – я все портила, не в силах до конца поверить, что кто-то может меня полюбить. Антон крутил свою заезженную пластинку: если твой парень не может оценить тебя по достоинству, найдется кто-то другой, кто сможет. А пока он, Антон, лучший друг, рядом. И тут же начинал рассказывать о девушках в группе и в общаге. Мне очень хотелось послать его матом туда, откуда не возвращаются, но… язык не поворачивался. Это было словно гипноз.
А потом вдруг все закончилось. Я вышла замуж и на свадьбе видела его в последний раз. Через месяц Антона забрали в армию (было несколько лет, когда студентов призывали), он написал мне еще пару писем и заглох. Чему я была очень рада, потому что мужа присутствие в моей жизни подобного персонажа очень сильно нервировало.
Брак мой проскрипел два года и тихонько развалился. По-хорошему, нам совершенно не стоило жениться, но я, видимо, очень боялась снова остаться в одиночестве. То есть это был такой более взрослый вариант девятиклассника. После этого в моей жизни было несколько довольно деструктивных отношений, хотя и недолгих, а потом второй брак, тоже не сказать, чтобы простой. Тем не менее, мы перевалили за серебряную свадьбу и надеемся продолжать в том же духе.
От одноклассников я знала, что Антон женился, переехал с женой в бывшую республику, ставшую страной, развелся, снова женился. Закончил институт, в этой республике был каким-то небольшим начальником, сейчас где-то за границей работает.
Лет десять назад он нашел меня в соцсетях, но контакта не получилось. Мы обменялись парой-тройкой сообщений, и все. Правда, однажды он приезжал в мой город в командировку, написал и уговорил встретиться. Первое, что он сделал в ресторане - отчитал официантку за то, что недостаточно быстро подошла. Довольно грубо отчитал. Говорил больше он, меня перебивал, в конце концов я и говорить, и слушать перестала, только кивала и ждала, когда уже можно будет уйти.
Я смотрела на него и думала: что я делаю в ресторане с этим мужиком, похожим на старого потрепанного узбека? Неужели это пугало отравило три моих школьных года и заставило считать себя настолько непривлекательной? Мне было неловко и стыдно, что люди видят меня рядом с ним – совсем как в конце седьмого класса, когда кто-то спрашивал: «А что у вас с Ивановым?». Нам не о чем было разговаривать, мы выжимали из себя неловкие фразы о семьях, детях, работе, пытались вспоминать школу – но это была слишком неприятная тема.
Больше мы не встречались и вообще никак не общались. Надеюсь, что больше и не встретимся.
|
</> |
https://bit.ly/2XeDSF7
Автоматический заработок от 90.000 рублей в месяц
Гарантия возврата денег.