Записки психиатра

borkhers — 26.04.2012
*
Нужно сорок дней стоять перед истеричкой на коленях, но на сорок первый Вы должны поставить на колени ее!
*
Это энергичное выражение принадлежит Е.А.П., моему первому учителю в области психоанализа. ему в то время было за восемьдесят. Он сотрудничал с Моисеем Вульфом, единственным подготовленным психоаналитиком в России, по словам Фрейда, был другом и сотрудником нескольких известных одесских аналитиков двадцатых годов...
В мое время это был невысокий еврейский старик. чисто выбритый в круглых очках. Думаю, ни перед кем он на коленях двно не стоял (тяжелый артроз), на колени тоже никого не ставил...
*
Е.А.П. воплощал собою непрерывность психоаналитической традиции, что-то вроде "апостольской преемственности". Я мог с гордостью говорить (и говорил когда-то), что между мной и Фрейдом стоит два человека - Вульф и Е.А.П. Правда, сегодня мне совершенно ясно - то, что я получил от него было вульгаризированным психоанализом образца все тех же двадцатых. Но в то время ничего иного получить было невозможно. Я благодарен своему учителю прежде всего за то, что он объяснил мне важность соблюдения основных правил психоанализа и научил меня классическому анализу сновидений.
*
То высказывание моего учителя, с которого я начал эту историю, означало всего лишь то, что не нужно торопиться указывать больной на ее психологические проблемы, до этого нужно ее долго и внимательно выслушивать. И только затем - конфронтировать. Таки называется прием, когда психотерапевт показывает клиенту, какую роль в проблемах играет он сам (она сама). С попыткой (возможно, преждевременной) такой конфронтации связана самая неприятная история в моей профессиональной жизни.
*
Дело было лет двадцать пять тому назад. Мой коллега, профессор А. направил ко мне свою дочь для прохождения психотерапии. То была двадцатилетняя студентка медицинского института. Она была очень красива и эмоциональна. Тип ее личности был откровенно истероидным. Теперь этот тип называется гистрионическим (от греческого "гистрион" - сцена). Она и впрямь была очень демонстративна.

*
Одну из своих проблем, она видела в том, что все мужчины не ценят ее, как личность, а видят в ней только тело, только сексуальный объект. Если верить ей, то со всех сторон на нее изливались потоки похоти. Это вызывало у нее постоянное чувство отвращения, вплоть до физической тошноты.
*
Следует сказать, что девушка немало делала для того, чтобы привлекать к себе грешные взгляды мужчин. Ее одежда и сейчас бы воспринималась как провокативная. А в конце восьмидесятых она резко выделялась на общем фоне довольно раскованных молодых одесситок. То же можно было сказать и о ее мимике, жестикуляции, тембре голоса.
В современных учебниках психиатрии пишут, что одним из признаков гистрионической личности является откровенно провокативное, соблазняющее сексуальное поведение. Разумеется, я выслушивал девушку, но до поры никак не комментировал эту сторону ее проблем.
*
Как всегда бывает, чем старательнее я игнорировал ее жалобы на развращенность мужчин, тем настойчивее эти жалобы становились. По всем правилом нужно было дать пациентке соответствующую интерпретацию. Однажды я понял, что мой час настал (он и впрямь настал, но совсем в ином роде). В тот день девушка пришла ко мне в легкой кофточке на голое тело. Верхние пуговицы кофточки были расстегнуты. Сидя в кресле напротив меня она несколько наклонялась вперед....
*
И я спросил ее: А не думаете ли Вы, что Вы сами чем-то провоцируете слишком эротизированное отношение к Вам?
- Нет! Что Вы имеете в виду?
-Подойдите к зеркалу и посмотрите на себя.
Девушка подошла к зеркалу. Она минуту стояла неподвижно. Потом застегнула кофточку, сказала "извините" и вышла. Больше я ее никогда не видел.
*
Зато вечером мне позвонил ее отец. Он ледяным тоном, голосом автоответчика, произнес фразу, которую, вероятно готовил какое-то время. Я помню ее дословно.
*
Я прислал к Вам свою дочь, чтобы Вы проводили психотерапию, а не для того, чтобы Вы соблазняли ее! Только уважение к Вашему отцу не дает мне возможности подать на Вас в суд.
*
А. не дал мне возможности как-то оправдаться. Он сразу же повесил трубку. Какое-то время я был в отчаянии. Мне очень нравился А., это был замечательный человек. Меньше всего я хотел бы заслужить его презрение. Мы иногда встречались на улице. Он отворачивался, не замечая меня. И я не решался позвонить ему и рассказать, как было дело.
*
Прошло три года. Стыдно сказать, но я старался не брать в психотерапию истероидных клиенток. Страх перед оговором мучил меня. В те годы я был единственным врачом, практиковавшим анализ (чуть позже ко мне присоединился Сергей Дворяк). И мне не с кем было поделиться своими чувствами, ни тебе супервизора (Е.А.П. уже умер к тому времени), ни т.н. "балинтовской группы"...
*
Однажды вечером мне домой позвонили. То был профессор А. Он сказал мне еще одну отрепетированную фразу тем же голосом автоответчика: Я должен перед Вами извиниться. Я знаю, что моя дочь лгала. Не спрашивайте меня, почему я это понял. Просто примите к сведению." А. повесил трубку.
*
Как-то я встретил его на улице. А. кивнул мне, но не поздоровался и не остановился. Старая шутка. Ложки нашлись, но осадок остался. Я обратил внимание на то, что А. выглядит очень плохо. Вскоре я узнал, что он умер от рака легких. Я не пошел на похороны, не хотел столкнуться там с его дочерью. А ведь у меня должны уже были бы выработаться навыки "отстранения". но не выработались...
*
Я никогда не узнаю, как А. понял, что его дочь оговорила меня. Но в собственных фантазиях решил, что она оговорила еще кого-то, и так, что в ее лжи у несчастного отца уже не было сомнений. Или вдруг она рассказала отцу правду? Три года спустя? Нет, это невозможно.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив