Закон Пастера-Шаблинского

КАРТОЧКА ЭКСПЕРТА

Илья Шаблинский — профессор кафедры конституционного и муниципального права Высшей школы экономики, доктор юридических наук, член Совета по правам человека при президенте РФ в период 2012-2019 гг.

— Понимаешь, когда задержали Илью Азара, вышедшего протестовать за Воронцова, внимание переключилось на него, и это хорошо, но про «омбудсмена» как-то забыли. Я следил за публикациями Воронцова, они мне многое помогли понять. О курсантах и рядовых полиции, как их там не считают людьми, а они, оказывается, такие же, как мы: думают по-разному, многие критикуют начальство и власть. И они нуждаются в защите судом и правом, что подчеркивал Воронцов. Сам он, насколько я знаю, ушел в отставку без конфликта, осознав важность медийной сферы для защиты коллег. Его паблик делал нужное дело, показывая сотрудникам силовых структур важность соблюдения закона и устанавливая понимание между ними и обществом. Я даже восхищаюсь мужеством этого человека, хотя он азартный, но рисковал осознанно, ему же уже прилетало.

— Погоди, Илья, а ты разве не рисковал, выходя на пикет? Жена была в курсе?

— Нет, разумеется, Оле я ничего не сказал, она, конечно, была бы против. Но спасибо, что ты о ней вспомнил. Она врач-реаниматолог, и когда она заразилась коронавирусом, нас через некоторое время расселили, я сейчас живу у отца, а она выздоровела и уже вернулась к себе в больницу. Но я видел, что с ней происходило вначале, а ее сотрудник и хороший мужик, его звали Марат — медбрат Марат — он умер. Так что я совсем не против карантина и хорошо понимаю его необходимость.

Но даже по указу Собянина о карантинных мерах запрещены только «спортивные и иные массовые мероприятия», а по закону (чрезмерному) расстояние между пикетами должно быть не менее 50 метров, мы так и стояли, это более чем безопасная дистанция. Вообще-то я не любитель пикетов и выхожу второй раз в жизни — первый в прошлом году, когда 29 кандидатов в депутаты Мосгордумы не допустили к выборам, а меня выгнали с заседания ЦИК. Что еще было делать? Я человек мирный, в чем-то даже консервативный, понимаю, что мое главное место — за письменным столом, в Конституционном суде или на кафедре в Вышке, где я преподаю конституционное право уже 15 лет, никого там не подбивая ни на какие подобные действия.

— Как называлась твоя докторская? Сколько у тебя монографий? Ты вспомнил о Конституционном суде — в каких делах тебе там довелось участвовать?

— Диссертацию я защитил в 1997-м еще в другой стране на тему «Принцип разделения властей и конституционная реформа в России» (но это, конечно, совсем не та «реформа», свидетелями которой мы стали). Книжек у меня 6, не считая статей, часть переведена на иностранные языки. В Конституционном суде я участвовал во многих делах, например, в 2013 году мы выиграли спор по жалобе группы избирателей на то, что суды отказали им в праве обращаться по поводу фальсификаций при подсчете голосов. В прошлом году было два интересных дела: мужику из Иркутска отказали в согласовании митинга, потому что он не мог обеспечить там «скорую помощь» — КС вынес определение, что это обязанность не его. Осенью мы смогли отстоять право адвентистов 7-го дня проводить богослужения у себя дома, а им пытались это запретить, ссылаясь на «право землепользования» — бред. Видишь, по не самым значительным делам удается все-таки и в КС чего-то добиваться...

— Ага, к вопросу о «конституционной реформе». Да и то потом практика эти решения игнорирует. Расскажи, как тебя винтили. Ты им сказал, что ты профессор?

— Нет, конечно. Я сказал, что я просто гражданин, ведь так оно и есть. И задержали не меня одного, а с десяток человек, среди которых, как я узнал, было еще 6 муниципальных депутатов. Полицейские вели себя вежливо. Дважды спросили: «Может, вы журналист? Может, у вас есть удостоверение?». Я сказал, что нет, меня посадили в автобус, где я был один, и через какое-то недолгое время отвезли в Тверской отдел. В автобусе было душно, но меня не возили в переполненном «автозаке», как других, которых я, было дело, опрашивал во время массовой акции. В отделе с нами тоже говорили вежливо, отпустили довольно быстро, протоколы не составляли, вручили уведомления, что я должен явиться туда же для составления протокола 10 июня.

— Это что-то новое, протокол же должен составляться на месте или в крайнем случае сразу в отделе со слов тех, кто задерживал. И почему 10 июня?

— Не знаю, меня это тоже заинтриговало. По-моему, они сами не понимают, кто что от них хочет. Потом, наверное, будет суд, там будет возможность уточнить.

— Мы на свободе не представляли себе степень риска и пытались разными, скажем так, традиционными способами тебя оттуда вытащить. Это помогло?

— Не могу точно сказать, помогли ли «традиционные методы», но было ощущение, что в какой-то момент они забегали. Вообще эта традиция дурная, хотя она от безвыходности, а должны работать закон и перспектива независимого, равного для сторон суда.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Одобряете? Кивните! Как теперь голосовать, не знает никто — все решения принимают клерки, не имеющие для того ни полномочий, ни компетенции

— Как посмотрят на твои подвиги в «Вышке»?

— Да как... Но так же тоже нельзя: они выходят, а мы нет. Надо иногда в жизни все-таки совершать поступки без оглядки, потому что жизнь коротка, и если ты их не совершишь, она окажется какая-то другая...

— Мы вчера, когда тебя уже отпустили, веселились с Федотовым по телефону, и он тебя сравнил с Пастером, который испытывал на себе вакцину...

— Ну уж! Не надо из меня делать подвижника, риск несопоставим. Но я бы мечтал, конечно, добраться до Конституционного суда не в качестве представителя или эксперта, а в виде подопытного кролика. Такой элемент, что уж греха таить, есть. Заметь, тут надо будет, если эксперимент удастся, обжаловать не закон, которого нет, а практику. Ведь и так даже невинные пикеты в последнее время крайне затруднены, а выходит, их вообще запретили. Кто? Каким нормативным актом и на каком уровне? Исполнители — не закона, а непонятно чьих указаний — тоже этого не понимают и подставляются, наше дело их тоже защищать.