Юсиф

Все проблемы этого мира начинаются сразу после того, как тебя назовут в нем своим именем. Назвали коровой — придется давать молоко. Самолетом —торчать в Домодедово и Абакане. Титаником — погибать, но с музыкой. Ростиславом — улучшать продажи и лечиться от зависимостей. Иваном —просить счастья у щук. Айседорой — плясать босой и знаться с пьющими поэтами. Так заведено и так было с самого начала времен. В конце же времен все проблемы мира начинаются, когда тебе не дают, а проверяют твое имя.

— Сергей Александрович? — так обычно звучит теперь воля небес. Высшие силы говорят именно таким вот немного уставшим, но уверенным голосом и всегда звонят с незнакомых номеров. — Сергей Александрович, можете говорить?

— Есть у меня такой дар. Но я всегда сомневаюсь, от вас ли он мне достался.

— В каком смысле? Это из ГАИ. Сергей Александрович, у вас в собственности имеется автомашина Saab?

— Вон оно что. Знаете, это не повод для шуток. Ну и что, что Saab больше не производят? ГАИ тоже давно уже нет.

— Это остроумно. Вы могли бы посмотреть в окошко?

— Могу. Но мне не хотелось бы, если честно. В последнее время это не приносит мне вообще никакого удовольствия.

— Тогда спуститесь, пожалуйста, во двор. У вас ведь двор на улице Никулинской, верно? Там произошло ДТП с вашей автомашиной Saab, виновник ждет, вы с ним тогда оформите европротокол, хорошо?

— А вы в какое окошко смотрите? Вы у меня уже дома, что ли? Правильно я понимаю?

— А вы где сейчас находитесь, Сергей Александрович?

— Я на земле, среди людей.

— Вам долго оттуда ехать?

— Вообще я думал задержаться тут на подольше, но если так надо, дайте мне хотя бы час.

— А, конечно, не проблема. Винов­ник подождет. Вы, главное, подъезжайте.

Черт. Черт. Черт! Что все это может значить? Коды пластиковых карточек я никому не называю. В социальных сетях не состою. Возраст — ну как мне пока еще кажется — уже не призывной. В автосервисе меня давно убедили, что ключи от машины Saab можно спокойно класть на капот — никто не позарится на чужое слабоумие. Но тогда что это — ГАИ, виновник, выходите во двор…

Что вообще происходит на этом свете? Я на всякий случай посмотрел в окошко своего кабинета. Темнеет уже рано, скоро настоящая зима.

Придется, видимо, ехать домой. Грабят меня, видимо, или как? Ну грабят — хорошо, взять там особенно нечего. Но через пару часов с работы вернется дочь. Я позвонил ей на всякий случай. Сказал: слушай-ка, тут, блин, странная история. Звонят какие-то люди, верно называют адрес, просят спуститься к машине, якобы авария, я поеду сейчас, разберусь, но ты на всякий случай сохрани телефон, с которого мне звонили.

— Какой случай?

— Всякий. Сейчас вообще каждый случай — всякий, других уже не делают. Ты новости читаешь?

— Может, ты не поедешь?

— В смысле? И где мне тогда жить?

— Главное — не где, а в принципе. В принципе, человек везде привыкает.

— Слушай, ну привыкать к работе я точно не хочу. Есть у тебя телефон соседки? Я позвоню, попрошу хоть посмотреть, что там творится у квартиры. Засада, может быть, не знаю. Полиция. Войска.

— Я бы не стала ей звонить. Нет, ну у нее милая эта собачка с бантиком. Это забавно. Но что она там думает обо всем этом, я не представляю.

— Собачка?

— Собачка-то точно на стороне темных сил. Она все время лает.

— Ладно, я буду вести себя как хорошая собачка. Я буду красться молча. Разнюхаю в темноте, что хотя бы с машиной. Если связи со мной не будет, звони мне на работу, там разберутся.

Когда я прокрался между помойкой и собачьей площадкой к припаркованной машине, было совсем уже темно. Поразительно, сколько во мне было трусости и коварства. Я старался казаться одновременно мирным жителем окраин, только что купившим в «Перекрестке» пиво и ананас, и персонажем шпионского блокбастера, спасающего мир при помощи дьявольской наблюдательности и немотивированной жестокости.

Saab стоял на месте, как обычно, — грязный, никем не тронутый и красивый, как ненужная тоска по прежнему, всеми оставленному миру.

Не было никаких следов ни злодеяния, ни тех, кто его совершил или только еще замыслил.

Я отошел подальше от фонарей и закурил. Странно. Оказывается, это отличная привычка как раз для эпохи Апокалипсиса. За последние 12 лет я не сделал ни одной затяжки, а тут вдруг снова начал курить, причем много и с удовольствием. Может быть, от избытка никотина мне стало в последнее время казаться, что наступает настоящая тьма. Причем наступает она не из-за грехов, лжи, глупости и преступлений против света, а потому, что только в темноте абсолютно все становится правдой. И сила этой тьмы так абсолютна, что преодолеть ее может одна только неправда, нелепость, нечто, во что в принципе невозможно даже и поверить.

Я достал из кармана телефон, набрал неизвестный номер.

— Слушайте, вот вы мне звонили по поводу ДТП с автомашиной Saab.

— А. Да-да! Вы уже подъехали?

— Что-то в этом роде. А где виновный?

— Его, что ли, нет? Так вы позвоните ему, я вам сейчас скину номер на вотсап.

Какое-то время никто не отвечал.

— Алло? — голос показался мне знакомым. Почему-то я сразу понял, что много раз уже слышал его, просто совсем по другому поводу.

— Мне сказали, что было ДТП во дворе с машиной Saab.

— Ой, брат, это ты?! Здесь стою! Понимаешь, женщина здесь шла с коляской, я так раз в бок немножко, ребенок же, чик, мне вообще ничего, веришь, машина хорошая, а тебе поцарапал бампер и крыло, там немножко, брат. Приезжай, шесть часов тебя жду. Здесь стою. Хорошо, тут грузины, у них кафе, я поел немножко, воду пью, у меня диабет, в туалет к ним хожу. Хотел тебе бумажку класть под стекло, но снег пошел. Думаю, смоет номер телефона, что ты будешь искать, где меня найдешь? Я ребятам звонил, они говорят надо ГАИ, этот ГАИ не шевелится, пока он там что. А здесь стою уже день был. Шесть часов стою, приезжай, если можешь, прошу.

— Вы ведь таксист?

— Таксист, брат! Здесь стою, прямо перед твоей машиной, там чик-чик, еле-еле. Мне вообще ничего, тебе как быть, приезжай?

Я дошел до машины. Перед ней действительно стояло темное такси. Я постучал в стекло. Он вышел. В возрасте. Худой. Светлое, радостное лицо.

— Шесть часов?

Я посмотрел на бампер и крыло. Там светлело несколько пустяковых царапин.

— Брат, все сделаем. Я звонил ребятам, за ночь покрасим, завтра будешь счастливый человек.

— А почему вы просто не уехали?

Он замер. С изумлением посмотрел на меня своими карими глазами.

— Как уехал?

— Ну по дороге. Домой.

Он вздохнул. Положил мне руку на плечо.

— Брат. Мне кажется, ты бы расстроился, если я уехал.

— Как вас зовут?

— Юсиф.

— Юсиф, я позвоню вам завтра, можно? Сегодня я уже точно не расстроюсь.

— Брат, звони всегда. Каждый день. Любые проблемы. Все тебе решим. Спасибо, что приехал. Не грусти.

В лифте я вспомнил, как хотел однажды написать сценарий странного телесериала про то, как Бог работает водителем в московском такси и из-за того, что не слишком понимает по-русски, поговорить с ним, как всегда, почти невозможно, а просьбы исполняются только как надо, а не так, как обычно хочется. Сценарий я так и не написал, но, возможно, кстати, потому, что такой Бог еще просто не родился. «Юсиф», — подумал я. Точно! Юсиф, это же вроде как Иосиф.

Сергей Мостовщиков