Кроме того, в южнокорейской столице хорошо знают: международные договоры очень часто помимо публичных сторон содержат ещё и непубличные, особенно в такой деликатной сфере, как безопасность. А также неоднозначные трактовки. Та же «знаменитая» 5-я статья Вашингтонского договора 1949 года о создании НАТО трактует нападение на участника альянса отнюдь не однозначно, и из неё не вытекает автоматическое вступление всех остальных участников в войну. Что-то подсказывает, что и в американо-южнокорейских документах нечто подобное тоже имеется, учитывая их перевод в тройственный формат с участием Японии. «Знает кошка, чье мясо съела», — этим видно руководствуются в Сеуле, когда рассуждают на тему негласных договоренностей России и КНДР. Упирая при этом на то, что поставки снарядов и тактических ракет действительно, похоже, осуществлялись. Хотя и идут они в основном, скорее всего, на замещение российских запасов с подходящими сроками годности, реализуемых на фронте, считает эксперт.
Неизвестность страшит более непосредственной угрозы. Видимо, у южнокорейского министра сдали нервы, ибо, давайте рассуждать в предположительном ключе, что может скрываться под формулировкой «военной помощи», предусмотренной четвертой статьей российско-корейского договора? Взять и бросить на наш фронт две-три дивизии и с десяток бригад – это «буквальная» реакция в лоб, не имеющая ничего общего с эффективностью. У этих частей и соединений имеются собственное предназначение и задачи в системе обороны страны, они в случае передислокации выпадают, их нужно кем-то замещать. Непосредственно на месте еще и возникает куча проблем, связанных с системами совместного управления, подчинения, тактических нормативов, отработки взаимодействия, прохождения команд и т.д. Для того, чтобы подобное стало возможно, требуется далеко не один десяток совместных учений, как войсковых, так и командно-штабных, любой военспец об этом расскажет, — констатирует Павленко. У Омара Брэдли, командующего 12-й американской группой армий Экспедиционного корпуса союзников в 1944-1945 годах в «Записках солдата» описываются стычки с Бернардом Монтгомери, командующим 21-й британской группой армий, в которые даже главком Дуайт Эйзенхауэр, будущий президент США, предпочитал не лезть, напоминает он.
Поэтому понятие «военной помощи», если не ограничиваться военными поставками, вполне может выглядеть асимметричным. Ни для кого не секрет, что роскошью, именуемой суверенитетом, Юг Кореи, как страна, контролируемая (по факту) размещенным на её территории иностранным, американским контингентом, не располагает. Конечный адресат любого ответа по договору со стороны КНДР, как и любого вызова по отношению к России (и наоборот), находится в Вашингтоне. Вашингтону, скорее всего, и будут отвечать, благо, отношения между Севером и Югом стараниями последнего загнаны в такой тупик, что любое телодвижение может быть истолковано как непосредственная военная угроза. Например, «учебное» бомбометание муляжа термоядерной бомбы B-61 с американского F-35 на совместных американо-южнокорейских учениях. Или участие в таких учениях потенциально вооруженного такими же боеприпасами стратегического бомбардировщика B-1B. А теперь зададимся вопросом. Какой из трех основных регионов АТР, где сконцентрированы межгосударственные и межблоковые противоречия с участием США, наиболее уязвим для Вашингтона? Тайваньский пролив? Южно-Китайское море? Или Корейский полуостров? Любой специалист вам скажет, что именно последний, корейский вариант. Ибо утрата такого союзника как Южная Корея, в отличие от Тайваня или Филиппин, которые для Вашингтона – расходный материал, будет означать потерю последнего сухопутного плацдарма на востоке Азии. Для США сохранение позиций в Южной Корее – кантовский «категорический императив». И именно поэтому, как только с наследием Дональда Трампа и его контактов с Ким Чен Ыном замаячила возможность объединения Кореи с превращением ее в экономическую сверхдержаву с ядерным оружием, не нуждающуюся в американском военном присутствии, как на Юге приступили к спецоперации по замене власти. И успешно решили эту задачу в марте 2022 года, проведя в президенты Юн Сок Ёля, на победу которого еще некоторое время до этого никто бы ломаного гроша не поставил, рассуждает Павленко.
Перспективы эскалации украинского конфликта в Вашингтоне и Лондоне со стола не снимаются уже не один год. Рассматриваются самые разные варианты. Москва твердо отвечает, что чем бы США и Великобритания ни шифровались, списывая все решения на Зеленского, конечную ответственность за них несет Вашингтон. Если эскалация все-таки будет запущена, то чем ответит США та же КНДР, имеющая с Россией договор, если называть вещи своими именами, о военной взаимопомощи? Велика вероятность, что ответит там и так, где и как можно нанести максимальный ущерб конечному ответственному – США. А у того «солнечное сплетение» или, если угодно, Кощеева «игла в яйце» – Корейский полуостров. Южнокорейскому министру со всей его стратегической аналитикой, подпитываемой Пентагоном, не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы эти два и два сложить. И получить на выходе весьма нерадужную перспективу, которой он обязан будет американским «союзникам». Но им-то ничего не скажешь, как и не засветишь сейчас вот этот расклад без последствий для себя любимого. А в отношении КНДР и России – язык без костей, можно нести все, что угодно, любую дичь, подобную войскам Севера в степях бывшей Украины. Эфир он все стерпит! Вот и несут, резюмирует обозреватель REX.
Ссылка: https://iarex.ru/news/139871.html