Японский дождь

В средневековой японской литературе есть устоявшийся штамп: «Заунывные весенние дожди». Я это раньше воспринимал с трудом, мне казалось, что у нас такого не было. А теперь сижу, слушаю дождик (по кровле из полиэстера он звонко стучит, а сама кровля близко: над самой головой), попиваю очередную кружку робусты и думаю, что может и раньше так было, может климат не так уж и изменился. Но в юности и во студенчестве я не обращал на дождь внимания, разве что на ливень. А когда началась работа, я погоду вообще не замечал: в машинном зале всегда электрический свет и кондиционеры. Улицы заасфальтировали, чтобы добежать до троллейбуса, галоши надевать было не надо (ах, какие были галоши при социализме, мягкие, тёплые, как любили сидеть в них котёнки!).
Шёл дождь вчера, шёл позавчера, шёл ночью, идёт и сейчас. Работать невозможно, гулять в лесу — тоже, и фотографировать нечего: кошки сбились на кровати в кучу и дремлют. Дай, думаю, напишу пост, не дожидаясь, пока день пройдёт.

Решил, что философии никакой не будет, просто хроника и чуточку воспоминаний. Сначала написал заголовок "Человеческое и нечеловеческое", а потом передумал, потому что про самое нечеловеческое - про войну - я писать не собирался. Потом опять передумал: ведь война - одно из самых человеческих явлений. Как оно было в доисторическое время, не знаю, а всё историческое время сопровождается войнами. Более того, историки про войны-то более всего и пишут. И не-историки — тоже.
Решил я назвать человеческим то, что мне всего ближе (я ведь человек, правда?), а остальное пусть тоже будет человеческое, даже ссудный процент, даже гомосексуализм, даже председатель Евросоюза. А пост так и назову: «Человеческое и тоже-человеческое».
--
С чего начать? [Помните, до того, как появилась вторая «Что делать?», была написана «С чего начать»]. — С хроники. Пошли у меня неинтернетные дни... Пытаюсь хоть на "удовлетворительно" провести посевную. Не прокапываю междугрядья, не стараюсь художественно расположить грядки по форме и подобрать сочетанию разных цветов будущей зелени на грядках. Весна не задержалась, но потом притормозила. Холодно, дождики, окна, удобные для работы, небольшие, а мне надо ещё когда-то готовить еду своим кисё. Копаю, сею, но выбрал время и подвесил виноградные лозы на сосны. Часть лоз, однако, неподвешенные лежат на земле. Деревья остались неподрезанные, трава вокруг "клумб" некошеная. Но дни длинные, многое можно успеть в светлое время, а интернет подождёт... Нет, не подождёт! Регламентное обслуживание друзей и френдов - святое дело. Подождёт политика и обойдётся без меня война.
--
Сейчас прерывался поставить вариться на завтра кашу для хищников. Каша комбинированная: пшено-ячень. Потому что чисто ячневая каша в большой кастрюле без помешивания пригорает. Поставил - и продолжаю. Пока напишу - сварится.

Цветочки - это вероника. В детстве я именно на неё думал, что это Анютины глазки. Такие глаза часто встречаются в Белоруссии. Когда мы во студентах были на картошке в совхозе Рованичи, то там вся деревня Летково была с такими глазами. Особенно эффектно на красных обветренных лицах. Но когда я высказал своё восхищение нашей хатней хозяйке Бабе Наде (пожалуй, действительно бабе, было ей 63), она сказала, что чёрные очи краше.
--
Это я уже с хроники перешёл на «человеческое».
Симонов пишет, что Сталин читал примерно 300 страниц в день. Ельцин - несомненно меньше, ельциноиды - тоже. При этом "Тихий Дон" они вряд ли читали вообще, потому что читали Солженицына (по долгу службы), а он ненавидел Шолохова и всё пытался доказать, что "Тихий Дон" писал не Шолохов. Очень жаль, что Солженицын чуть-чуть не дожил до того, как был найден черновик "Тихого Дона", да и восстановление памятников Сталину я бы хотел ткнуть ему в предательское злопыхающее рыло. А как раз ельциноидам очень полезно было бы прочитать про предательство Сердобского полка. Я читал исторические документы, они немного отличаются от художественного изложения Шолохова, но в отношении образов людей и общей морали я больше верю Шолохову: в жизни это частый случай, когда писатель находит суть, ускользающую у историков. Я перескажу своими словами - будет ещё понятнее.
Предатель командир полка сидит у есаула, командующего разоружившим полк подразделением.
- Итак, полк вы сдали, мы его приняли, вы можете быть свободны, вот ваш пропуск через наше расположение. Вы чего-то ждёте? Своих 30 серебряников? - У меня их для вас не предусмотрено.
- Как? Вы не будете использовать меня с моим полком?
- Вашего полка больше нет. Часть людей мы распределим по разным частям, часть отпустим, а коммунистов расстреляем. Вас мы использовать не планировали.
- Но я искренне хотел перейти на вашу сторону!
- Вы можете подать заявление о вступлении в нашу армию. Его, наверное, примут. Полка вам, конечно, не дадут: вы показали, какой вы полковник, вы же потеряли свой полк!
=== Дальше я заехал в ненормативные мысли (лексикой ненормативной я не пользуюсь, а мысли отменить не могу) и решил не продолжать. Надо же и читателю оставить возможность додумать самому.
|
</> |