Я другой такой страны не знаю...

12 сентября, в шесть часов утра, охрана начала перекличку политических заключенных, решивших «искупить свою вину» на строительстве аэродрома. К нам присоединили двести пятьдесят уголовниц, и на рассвете, согласно некоему церемониалу, который я уже начала понимать, наша жалкая процессия отправилась в путь.

На окраине деревни Талаги нас погрузили в большие лодки и повезли на северо-восток. К девяти часам вечера мы высадились на берег и оказались на краю густого леса. Там мы провели два часа, тщетно надеясь, что нас накормят, — последний завтрак, если этим словом можно назвать клейкую кашу и кусочек черного хлеба, нам дали перед отправкой из Кулойлага. Все были голодны. Нас скопом посадили в вагон узкоколейки, проложенной через лес. Мы ехали так долго, что большинство из нас почти перестало осознавать, что происходит вокруг; в полном изнеможении мы заснули, привалившись друг к другу.

Когда поезд наконец остановился, было 13 сентября, пять часов утра. Тщетно мы, спрессованные в плотную людскую массу, требовали еды. Конвоиры приказали нам построиться в колонны и повели вглубь леса. Почти тут же начался дождь, а нам предстояло пройти еще двадцать пять километров пешком. Дождь тем временем перерос в ливневый поток, наша одежда становилась все тяжелее и тяжелее, мы были настолько голодны, что, наверное, стали бы грызть кору деревьев, если бы нам позволили. У меня перед глазами до сих пор стоит ужасная сцена: наша подруга по несчастью Анна Кирсанова, страдавшая эпилепсией, неожиданно рухнула в воду и грязь, корчась от конвульсий. Никто не был в состоянии оказать ей помощь. Мы сгрудились вокруг, причитая и плача. Конвой проклинал нас за задержку, но этап из шестисот женщин не мог прибыть к месту назначения в составе пятисот девяноста девяти заключенных. Приступ Анны длился три часа, и когда мы вновь отправились в путь, то должны были по очереди помогать ей идти — она была чрезвычайно слаба. А ливень шел не переставая…

Прошло чуть больше четырнадцати часов, когда мы остановились перед мотками колючей проволоки на пропускном пункте объекта № 178. От ледяного осеннего ветра промокшая насквозь одежда начала затвердевать на наших телах. Дрожа от холода, мы простояли под этим небесным потопом еще два часа. Лагерные начальники смотрели в это время кино и распорядились, чтобы их не беспокоили.

Некоторые из нас от истощения падали в грязь. Внезапно терпение уголовниц лопнуло, и они принялись кричать, не обращая внимания на охранников: «Смерть! Фашисты! Скоты! Убийцы! Смерть!». Тут же забегал конвой, но заставить женщин замолчать было невозможно, особенно после того, как к этому скандированию присоединились мы. Крик разросся до такой степени, что лагерные ворота открылись, и начальники, которые уже были в курсе происходящего, бросились к нам, и нас пропустили внутрь без всякой проверки. Затем, не обращая внимания на наши крики о еде, нас загнали в огромный барак с шаткими перегородками и земляным полом. Внутри было почти так же холодно, как и снаружи. На земле невозможно было ни сидеть, ни тем более лежать. Первую ночь я провела на корточках, прижавшись к одной из моих подруг по несчастью, Анне Колмогоровой, бывшей жене Эдкина, второго секретаря Серго Орджоникидзе, расстрелянного в то же время, что и Поднишев. Утром оказалось, что мы закованы в окаменевшие рубашки: за ночь наша одежда превратилась в лед. Послышались стоны и крики. Сегодня, когда я пытаюсь вспомнить те мгновения, я спрашиваю себя, как я не сошла с ума и каким чудом мой организм оказался в состоянии сопротивляться.

В десять часов 14 сентября нас повели в столовую. Прошло немногим более двух суток с тех пор, как мы ели в последний раз. Столовая представляла собой огромный зал, в центре которого стоял невероятных размеров стол, окруженный лавками. В глубине помещения на подмостках располагался оркестр. В тот момент мы все подумали, что у нас галлюцинации, но это действительно был оркестр: вероятно, советская власть решила, что исполнять в лагерях живую музыку будет дешевле, чем выдавать хлеб рабам, погибающим от непосильного труда. Мы тотчас же в этом убедились: музыканты старались играть изо всех сил, а нам подавали еще более жидкую баланду.

Объект № 178 — будущий аэродром — находился между Архангельском и Молотовском. Официально он назывался Ягринлаг, по названию острова Ягры, соединенного с Молотовском двухкилометровым перешейком, проходящим через Белое море. Никто, кроме военных, не имел права проходить через этот перешеек, а поскольку город Молотовск не обозначен ни на одной карте, советская власть могла в течение длительного времени скрытно держать там войска. Береговые леса были полны оборонительных сооружений.

На объекте № 178 содержалось семь тысяч заключенных, мужчин и женщин, три четверти из них были политическими. 15 сентября началось строительство аэродрома. В лагере действовала только одна столовая, поэтому, чтобы получить еду перед выходом в лес, нужно было встать в четыре утра, за час до общего подъема, и занять очередь. Строительный участок находился всего в семистах метрах от лагеря. В наши обязанности входила вырубка леса, выкорчевывание пней, очистка площадки от кустарников и вывоз огромного количества земли. Колеса тачек тонули в размокшем грунте, и, чтобы продвигаться вперед, необходимо было соорудить деревянный настил. После этого нам предстояло утрамбовать и выровнять грунт. Чаще всего мы работали под таким проливным дождем, что даже лошади, которых нам выделили в помощь, глубоко увязали копытами в глинистой почве и потому почти все время находились в конюшне.

Трудились мы по двенадцать часов в день. Этот нечеловеческий труд был непосилен для измученных мужчин и женщин, годы пребывания в лагере уже высосали из них все жизненные силы. В редких случаях, когда небо прояснялось, нас сопровождали лошади, и зачастую можно было наблюдать, как они, смертельно уставшие, валились на землю, а мы продолжали путь без них. Для лагерного начальства смерть заключенных была предпочтительнее гибели лошадей — за животных предусматривалась материальная ответственность перед государством.

Очень скоро на утренних перекличках стало обнаруживаться отсутствие некоторых заключенных. В таких случаях лагерная охрана устраивала охоту, прочесывая бараки со злыми собаками. Женщин быстро находили: обычно они лежали на нарах или сидели за столом, уткнувшись головами в сложенные руки. Охранники били и трясли их до тех пор, пока не убеждались, что те мертвы или уже почти ни на что не пригодны. Каждый день грузовик увозил заболевших пеллагрой или цингой в молотовский лазарет на Железнодорожной улице. Редко кто не умирал через два-три дня после отъезда. Так несчастные обретали свободу, которую им обещали представители Красной армии.

Предыдущие записи блогера :

31.01.2022 — Я выпью, чтоб не стало больше тюрем, чтоб не было в России лагерей!

30.01.2022 — С каждым днем все радостнее жить...

30.01.2022 — Раскрестьянивание

30.01.2022 — Пытавшийся остановить войну...

30.01.2022 — Чем угощали господ путешествующих на Русских железных дорогах

29.01.2022 — Мститель

29.01.2022 — Голод, войни, отсутствие демократии.(с)

23.01.2022 — За что страдает Россия?

23.01.2022 — Александр Коц на проводе

23.01.2022 — Но что же делать в этой ситуации Путину?

Архив записей в блогах:

Отпуск. Север.

Как обычно, навестила родной город Архангельск, родителей и друзей. Была такая чудесная погода, что получилось съездить на Белое море в Северодвинск, на остров Ягры. Сосны, дюны, мелкий песок, мелкое прогретое у берегов море, в котором плескались дети. Это такая редкость - море обычно ...

Дебил, блядь.

Кто умудрился вывихнуть сразу оба колена - тот я. На будущее - пцны, не сидите на кортах на льду в пьяном виде. Зато в общественном транспорте мне даже дедушки и бабушки будут место уступать... Настолько я хромой, калечный, увечный, пацаватый и хуйский стал. Беда в том, что в ОТ я появля ...

Будущее наступило

Я уж не знаю, что подумать. По ходу - Питер деревня. Это я к тому, что узнаю я в Детках про всякие мультиварки, покупаю, а потом все знакомые удивляются - а мы про такое и не слыхивали ни разу, тоже хотим-хотим. :). Наверное, это потому что многие ...

О размежевании по-иммигрантски.

Не скрою, с некоей заинтересованностью (и душевной грустью) следил я за перетягиванием одеяла с гарной вышивкой " торонто " между несколькими особо активными юзерами, которые друг другу нравились-нравились, а потом взяли и в одночасие разонравились. Нет у меня никакого ехидства, нет, а тол ...

Прогноз будущего России по Невзорову

Не скрою, что моё личное отношение к Невзорову и его творчеству до относительно недавнего времени вряд ли было позитивным. Но в последнее время он выступает с небезынтересными жёсткими прогнозами на российские темы - и один из них ниже. Кстати, в этом ролике он рассказывает кое-что и об ...

Я другой такой страны не знаю...

Я другой такой страны не знаю...

Оставить комментарий

Популярные посты: