"Я был бы в отчаянии, если бы мне пришлось иметь дело с тощей корреспонденткой"

dar_n_lie — 22.08.2019 "Знаете ли Вы испытанное средство, позволяющее на балах Оперы узнавать светских женщин? Их щекочут. Проститутки привыкли к этому и просто заявляют: "Ну, хватит!" Но прочие сердятся."

В 1884 году Ги де Мопассану приходит письмо от незнакомки, без подписи и с обратным адресом "до востребования". Он ей отвечает и завязывается переписка.
Просто песня ❤




М.Башкирцева - Ги де Мопассану

[Март 1884 г.
Париж]

Милостивый государь! Когда я читаю Вас, я испытываю почти блаженство. Вы боготворите правду и находите в ней источник поистине великой поэзии. Вы волнуете нас, рисуя движения души с тонкостью, столь глубоко проникающей в человеческую природу, что мы невольно узнаем в этом самих себя и начинаем любить Вас чисто эгоистической любовью. Вы скажете: это фраза. Не будьте же строги! Она в основе глубоко искренна. Мне хотелось бы, конечно, сказать Вам что-нибудь исключительное, захватывающее дух, но это так трудно сделать. Я тем более сожалею об этом, что Вы достаточно известный человек, и вряд ли я могу хотя бы мечтать о том, чтоб стать поверенной Вашей прекрасной души,- если только душа Ваша и в самом деле прекрасна. Если же Вас вообще такие вещи не занимают, то я прежде всего жалею о Вас самом. Я назову Вас тогда литературным фабрикантом и пройду мимо.
Уже год, как я собираюсь написать Вам, но... неоднократно мне приходила мысль, что я слишком возвеличиваю Вас, а потому не стоит труда браться за перо. Но вот два дня тому назад я прочла в газете, что кто-то почтил Вас милым посланием, и Вы просите эту прелестную особу сообщить свой адрес, чтобы ответить ей. Во мне тотчас заговорила ревность, меня вновь ослепило Ваше литературное дарование, - и я решилась.
Теперь выслушайте меня хорошенько. Я навсегда останусь для Вас неизвестной (говорю это очень серьезно) и не захочу увидеть Вас даже издали - как знать: быть может, Ваше лицо, поворот Вашей головы не понравятся мне? Уверена только в одном, что Вы молоды и не женаты - два очень существенных пункта, даже в сфере туманных грез.
Но могу Вас уверить, что я обворожительно хороша. Быть может, эта сладкая мысль побудит Вас ответить мне. Мне кажется, что, если б я была мужчиной, я бы даже переписываться не захотела с какой-нибудь безвкусно и нелепо наряженной старой англичанкой... что бы об этом ни думала мисс Гастингс {Героиня рассказа Мопассана.}.


Ги де Мопассан - М. Башкирцевой

[Март 1884 г.
Канн]

Милостивая государыня!
Мое письмо, очевидно, не оправдает Ваших ожиданий. Мне хочется прежде всего поблагодарить Вас за доброе отношение ко мне и за Ваши милые комплименты по моему адресу, а затем побеседовать с вами благоразумно.
Вы просите у меня разрешения быть моей поверенной. Во имя чего? Я Вас совершенно не знаю. Вы незнакомка; характер, наклонности и все прочие Ваши качества могут совершенно не соответствовать моему интеллектуальному складу; с какой же стати я стал бы Вам рассказывать о всем том, о чем могу сказать лишь с глазу на глаз, в интимной обстановке, женщинам, являющимся моими друзьями? Не было ли бы это поступком легкомысленного и непостоянного друга?
Разве таинственность переписки способна усилить прелесть отношений?
Разве вся сладость чувств, связывающих мужчину и женщину (я говорю о целомудренных чувствах), не зависит прежде всего от приятной возможности видеться друг с другом, разговаривать, вглядываясь в собеседника, и мысленно восстанавливать, когда пишешь женщине-другу, черты ее лица, витающие между нашими глазами и листом бумаги?
Но можно ли писать об интимных переживаниях, о самом сокровенном тому существу, чей физический облик, цвет волос, улыбка, взгляд тебе неизвестны?
Ради чего рассказывать Вам, что "я сделал то-то и то-то", и сознавать в то же время, что это вызовет перед Вами, раз Вы меня совершенно не знаете, только слабое отражение малоинтересных вещей?
Вы упоминаете о письме, полученном мной недавно,- оно было от мужчины, просившего у меня совета. Вот и все.
Возвращаюсь к письмам незнакомок. Я получил их за два года около пятидесяти или шестидесяти. Могу ли я выбрать из числа этих женщин поверенную своей души, как вы выражаетесь?
Если они выразят желание показаться лично и познакомиться, как это принято в нашем простом буржуазном мире, тогда, пожалуй, могут еще установиться отношения дружбы и доверия. В противном же случае к чему пренебрегать очаровательными подругами, которых знаешь, ради подруги, может быть, также очаровательной, но неизвестной, то есть такой, которая может показаться даже неприятной нашему зрению или нашему уму? Все это, может быть, не слишком вежливо, не правда ли? Но если бы я бросился к Вашим ногам, не сочли ли бы Вы меня неустойчивым в моих привязанностях?
Простите меня, сударыня, за эти рассуждения, более присущие человеку здравого смысла, чем поэту, и считайте меня Вашим признательным и преданным
Ги де Мопассаном.

Прошу прощения за помарки в моем письме; я не могу писать, не делая их, переписывать же письмо не имею времени.



М. Башкирцева - Ги де Мопассану

[Март 1884 г.
Париж]

Меня вовсе не удивляет Ваше письмо, милостивый государь, и я нисколько не домогалась того, что Вы, по-видимому, приписываете мне.
Но... прежде всего я не предъявляла к Вам требования сделать меня Вашей поверенной: это было бы слишком уж простодушно. И если у Вас найдется досуг перечитать мое письмо, Вы убедитесь, что Вы не удостоили уловить с первого же взгляда иронического и непочтительного тона, принятого мною по отношению к себе самой.
Вы указываете мне также на пол вашего другого корреспондента. Весьма благодарна Вам за это успокоение, но... право, оно было лишнее, так как моя ревность была чисто отвлеченного характера.
Ответить мне Вашим доверием, в уверенности, что я требую этого, так сказать, с места в карьер, значило бы остроумно посмеяться надо мной. Признаюсь, если бы я была на Вашем месте, я бы так и сделала, ибо я бываю иногда очень весела. Это, однако, не мешает мне часто бывать достаточно грустной, чтобы грезить об излияниях в письмах к неизвестному философу и разделять Ваши впечатления о карнавале. Ваша хроника превосходна и глубоко прочувствована - два столбца, которые охотно прочитываешь три раза кряду. Но... не в обиду Вам сказано, что за банальность эта история о старушке матери, мстящей пруссакам!.. {Речь идет о рассказе "Старуха Соваж".}
Что касается того, может ли тайна что-нибудь прибавить к прелести наших отношений,- все зависит от вкуса... Пусть это Вас не забавляет, прекрасно! Но меня... меня это чертовски забавляет. Признаюсь в этом совершенно искренно, равно как и в том, что Ваше письмо, каково бы оно ни было, вызвало во мне чисто детскую радость.
И знаете, если это Вас не забавляет, то это только потому, что ни одна из Ваших корреспонденток не сумела Вас заинтересовать, - вот и все. Если же и мне не удалось взять надлежащий тон, то я достаточно благоразумна для того, чтобы вам пожелать лучшего успеха в этом отношении.
Только шестьдесят писем? Я была уверена, что Вами в большей мере завладели... И Вы всем отвечали?
Быть может, мой интеллектуальный темперамент не гармонирует с Вашим, говорите Вы... Вы, пожалуй, слишком прихотливы... Наконец, я только воображаю, что знаю Вас... (впрочем, это и есть конечный эффект, производимый романистами на миленьких и глуповатых женщин). Что ж, может быть, Вы и правы!
Быть может, простота и безыскусственный тон моих писем заставили Вас счесть меня какой-нибудь юной сентиментальной особой или, что еще хуже, искательницей приключений... Такая мысль была бы для меня поистине мучительна.
Пожалуйста, не извиняйтесь за недостаток поэтичности, галантности и т. д.
Без сомнения, я написала Вам плоское письмо.
Я очень живо сожалела бы, если бы мы дальше первого шага не пошли. Неужели мы на этом остановимся? Мне тем более было бы жаль, что у меня рождается глубокое желание доказать Вам в один прекрасный день, что я не заслуживаю быть Вашим 61-м номером.
Что же касается Ваших рассуждений, то они хороши, но исходят из ложных посылок. Я прощаю их Вам, прощаю Вам даже Ваши помарки, старуху и пруссаков. Будьте счастливы!
Однако, если каких-нибудь двух-трех смутных указаний было бы достаточно, чтобы привлечь на свою сторону красоты Вашей старой души, уже лишенной чутья, то можно было бы, например, сказать: волосы - светло-русые, рост - средний, родилась между 1812 и 1863 годом. А что касается нравственного облика... О нет. Вам показалось бы, что я себя расхваливаю, и Вы вмиг догадались бы, что я родом из Марселя.
Р. S. Простите за пятна, помарки, etc. А между тем я-то не ленилась переписывать даже три раза.


Ги де Мопассан - М. Башкирцевой

[Март 1884 г.
Канн]

Да, сударыня, второе письмо! Это удивляет меня. Я чуть ли не испытываю смутное желание наговорить Вам дерзостей. Это ведь позволительно, раз я Вас совершенно не знаю. И все же я пишу Вам, так как мне нестерпимо скучно!
Вы упрекаете меня за банальность образа старухи, отомстившей пруссакам: но все ведь на свете банально. Кроме мысли, все фразы, все споры, все верования-все банально.
И не относится ли к числу самых доподлинных и мальчишеских банальностей переписка с незнакомкой?
Короче говоря, по натуре я человек наивный. Меня Вы более или менее знаете: Вы знаете, что делаете и к кому обращаетесь. Вам говорили обо мне то или другое, хорошее или плохое - не важно. Если Вы даже не встречались с кем-либо из моих знакомых - а знакомство у меня обширное,- то вы читали обо мне статьи в газетах, знаете о моем физическом и нравственном облике. Словом, Вы забавляетесь, прекрасно сознавая, что Вы делаете. А в каком положении я?
Вы, правда, можете оказаться молодой и очаровательной женщиной, и в один прекрасный день я буду счастлив расцеловать Ваши ручки.
Но Вы также можете оказаться и старой консьержкой, начитавшейся романов Эжена Сю.
Вы можете оказаться образованной и перезрелой девицей-компаньонкой, тощей, как метла.
А в самом деле, не худая ли Вы? Не слишком, не правда ли? Я был бы в отчаянии, если бы мне пришлось иметь дело с тощей корреспонденткой. Незнакомкам ни в чем не доверяешь.
Я уже попадался в уморительные ловушки. Однажды целый пансион молодых девиц завел со мной переписку при содействии младшей учительницы. Мои ответы переходили из рук в руки во время уроков. Хитрость была забавна и рассмешила меня, когда я узнал о ней от этой самой младшей учительницы.
Светская ли вы женщина? Сентиментальны ли вы, или просто романтичны, или, может быть, Вы всего-навсего скучающая особа и желаете развлечься? Но, видите ли, я ни в коем случае не принадлежу к числу тех людей, которых Вы ищете.
Во мне нет ни на грош поэзии. Я отношусь ко всему с одинаковым безразличием и две трети своего времени провожу в том, что безмерно скучаю. Последнюю треть я заполняю тем, что пишу строки, которые продаю возможно дороже, приходя в то же время в отчаяние от необходимости заниматься этим ужасным ремеслом, которое доставило мне честь заслужить Ваше - моральное - расположение.
Вот Вам и мои признания. Что Вы о них скажете, сударыня?
Вы, должно быть, найдете меня очень бесцеремонным - прошу прощения. Когда я пишу Вам, мне кажется, что я иду по мрачному подземелью, боясь оступиться в какую-нибудь яму под ногами. И я наугад постукиваю палкой, чтобы прощупать почву.
Какие духи Вы предпочитаете? Вы гурманка? Какой формы Ваше ухо? Каков цвет Ваших глаз? Не музыкантша ли Вы?
Не спрашиваю Вас, замужем ли Вы. Если да, Вы ответите мне нет. Если нет, ответите да.
Целую ваши ручки, сударыня,
Ги де Мопассан


Дальше переписка:
http://az.lib.ru/b/bashkircewa_m_k/text_1884_letters_to_mopassan.shtml





"Так кем же в действительности оказалась «сударыня», она же «господин классный наставник»? А была это молодая русская девушка 24 лет, больная чахоткой в последней стадии и одаренная истинным талантом художницы. Она вела дневник, в надежде, что ее конфиденциальные записи помогут ей остаться в памяти будущих поколений. Она была избалованной и мужественной, капризной, жеманной и трагичной. Звали ее Мария Башкирцева (Муся для самых близких). По мнению врачей, ей оставалось жить всего несколько месяцев. Готовясь умирать, она посвятила свои последние дни кокетливой переписке, которая возбуждала и забавляла Мопассана. Получив третье письмо от своего любимого писателя, она сделала запись в своем дневнике 15 апреля 1884 года: «Остаюсь дома, чтобы ответить незнакомцу (Ги де Мопассану). То есть это я для него незнакомка. Он мне отвечал уже трижды. Это не какой-нибудь Бальзак, которого обожают всецело. Теперь я сожалею о том, что обратилась не к Золя, а к его поручику, который обладает талантом, и большим. Вот что мне понравилось среди молодых. В одно прекрасное утро я проснусь с желанием, чтобы знаток оценил те прекрасные вещи, которые я умею высказывать. Я искала – и выбрала его».
...
Семью годами позже он напишет письмо другой русской девушке – мадемуазель Богдановой, жительнице Ниццы, заваливавшей его пламенными письмами: «Я ответил мадемуазель Башкирцевой, это правда, но так и не захотел с ней встретиться…После этого она умерла, и, таким образом, я с нею не познакомился. У ее матери имеется десяток писем, адресованных мне, но не посланных. Я не захотел прочесть их, несмотря на самые настойчивые просьбы»
" - Анри Труайя.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив