Воспоминания о шестидесятых. И о Москве.

tilimoska — 22.07.2012 Самое скучное - это гулять с ребёнком. Особенно, когда темнеет уже, никого нет на улицах. Идёшь, думаешь, что, вот, нагуляли часов семь уже. И как это полезно для ребёнка. Это, наверное, и есть то, что называется моральным удовлетворением.

Так я гуляла с сыном. Так мама моя гуляла со мной. А вспомнила я сегодня Ленинский. Таким, каким был он в пору моего детства.

Иногда мама вела меня в Гастроном. Там был кафетерий. Мама покупала мне кофе с молоком, который наливали в гранёный стакан, и ржаную лёпёшку. А иногда, когда денег было побольше, мама покупала мне бутерброд с осетриной. Один, только мне, себе она не покупала такой. И, если вы спросите меня: Леночка, а что есть для тебя деликатес? Если вы спросите об этом меня, я вам отвечу: деликатес для меня - это бутерброд с осетриной. И бутерброд с докторской колбасой.

Докторская колбаса продавалась в "Диете" на Ленинском, напротив Нескучного сада. Иногда мы ехали туда с мамой на сто одиннадцатом, проезжали Дом Тканей и Тысячу Мелочей. Я ехала в автобусе и смотрела в окно.

В Диете на Ленинском были мраморные прилавки и мама говорила продавщице:
- Двести грамм докторской. Порежьте, пожалуйста.
И я смотрела, как продавщица ловко режет докторскую колбасу тонким длинным ножом. А потом там ещё можно было купить ситник. Такой очень мягкий и очень белый был хлеб. Отломить от него кусочек, положить на него колбасу и прямо там, в магазине, съесть. Есть, почему-то, нельзя было на улице.

Там ещё были такие стеклянные треугольные колбы с краниками внизу. В этих колбах был сок. Купишь стакан томатного, а рядом с колбой - солонка и оловянная ложечка. Сок свой присолишь, ложечкой соль размешаешь в стакане и пьёшь.

На Ленинском ещё был дом, который назывался Атом для мира, напротив этого дома был магазин Синтетика, кинотеатр Прогресс был на Вернадского, а на Дмитрия Ульянова был магазин Кукуруза. Там начали продавать кукурузные хлопья, когда был Хрущёв. А мы не знали, что их надо есть с молоком. И мы просто так их ели. И мои старые книги до сих пор пахнут немного этими хлопьями. А на магазине Молоко на Университетском была реклама ацидофилина. Толстый румяный мальчик в бретельных штанишках и чулочках под ними пил эту гадость на рекламной картинке. И там ещё были стихи. Долгие годы я помнила их. А теперь забыла.

А в школьной столовой продавали пирожки. С рисом, с капустой, с мясом и с повидлом. Ужасно они мне казались вкусными. Особенно те, которые с рисом. А те, которые с повидлом, стоили пять копеек.

Завтрак в школе стоил десять копеек, а обед - тридцать. И на обед был суп жидкий, совсем не такой, как дома; котлета маленькая, в панировке, с макаронами или картошкой свалявшейся и из сухофруктов компот.

А в автоматах на улице была газировка. Без сиропа - однокопеечная, а с сиропом - за три. И стакан надо было очень тщательно мыть. Если его не тщательно мыть, можно было подхватить бытовой сифилис. Что это такое я не знала. Но знала, что от него отваливается нос и слово красивое. Я даже думала, что, может, это фамилия. Владимир Сифилис, например. По-моему, очень красиво.

И квас продавался ещё. Его привозили в таких, небольших цистернах. Стакан кваса стоил одну копейку, кружка маленькая - три. А некоторые приходили к цистернам квасным с трёхлитровыми банками. И уносили полную кваса банку в ячеистой сетке, которая называлась авоська.

А под Новый год всегда продавались мандарины и апельсины. А в другое время года я их не помню.

И запах воблы ещё. Сухой такой, небольшой, серебристой. Это - запах из моего детства.

А летом все женщины делали заготовки. Женщины моей семьи делали "витамин". Это была перетёртая с сахаром смородина. Чёрная.

Сначала эту смородину все собирали. Потом все садились у тазов во дворе дома в Лиде. И начинали отрезать этой смородине хвостики маникюрными ножницами. Каждой ягодке, оба хвостика. Взрослые сидели часами и делали это. А я однажды бежала мимо и перевернула таз с обработанной уже смородиной. И ягоды покатились по песчанной дорожке. И всё пропало. И ягоды, и труд. Меня потом спрашивали:
- Леночка, зачем ты сделала это?
А я не знала, не могла объяснить. И только недавно я поняла. Труд этот казался мне, маленькой, очень бессмысленным. И, может быть, это был такой способ об этом сказать взрослым.

Всё изменилось. Нет автоматов с газировкой, нет колб треугольных с краном и соком. Нет таких пирожков и обедов за тридцать копеек с компотом. Но есть осетрина и докторская колбаса. Такие же, какими были они в моём детстве.

И я изменилась тоже. Никакой труд теперь не кажется мне бессмысленным. И я думаю теперь, что во всём, что мы делаем, есть смысл, всё небессмысленно. Всё, что мы делаем, делает нас. Так или иначе, такими или сякими. И вот именно здесь я сегодня заканчиваю. Чтобы не сделать вдруг какой-нибудь очень глубокомысленный и очень моральный вывод. Потому что всё это - так просто, картинки из детства. Воспоминания. Очень мною любимые. И воспоминания, я думаю, в некотором роде - это тоже моральное удовлетворение. Не все, конечно. Но всегда, думаю я, те, что о детстве.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив