Вообще.

Я никогда особо не скрывал, что русский, да и по номеру внутреннего паспорта любой интересант может это определить очень легко, в старом был просто написано: русси. Да и любому было в вдогонку ясно, что имя папы и мамы от еврейства далеки... как Арктика от Антарктиды.
И вот последний день, вчера у евреев был пост, они не пили не ели. Так сегодня меня затащили на прощальный сабантуй. Спели песенку, подарили всякие подарки. Вручили благодарственное письмо. И тетки учительши меня расцеловали. Со стороны наверно было клево:) Религиозный тетки носят шляпки, длинные юбки и кофты с рукавами. И покупают эту одежду в особых местах им известных, смотрятся как инопланетяне, а есть такие красивые.... А потом габай ашкеназкой синагоги затащил меня к себе, пришлось кепку напялить. С надписью секретная служба. И пришел рав Барух, который сегодня уходит на пенсию, он учитель Танаха, потрясающий человечище. Он такой статный и молчаливый дядька. Потом приплелся вечно пьяный хасид, имя которого я произнести не в состоянии, с селедкой и кастрюлькой с вареной картошкой из кармана у него торчал пакет с укропом. И мы так клево посидели. Выяснив попутно, что рав Барух участвовал во всех израильских войнах и на русском говорит без акцента после второго стакана. А габая синагоги зовут Сема и он из Пинска и вообще бывший комбат, заходивший куда надо и не спрашивал разрешения у арабов. Хасид сказал, что если его позовут, то он всегда готов и Бог поможет. И уже собрались уходить, но пришла жена раввина сефардской синагоги и мы пошли к ним домой. Было прохладно, я шевелил губами читая названия книг заполонивших их квартиру. Принесли салаты, воду со льдом и вино. Сказали, что вроде как в этот месяц нельзя праздновать, что либо. Но это не праздник, а дань уважения.
Вино было терпким и прохладным. Я честно говоря мало что понимал из разговоров, потому как мой иврит прост и незатейлив. Но было приятно. Хасид пытался петь, но был напоен кофе, что его усыпило, но он не переставал бормотать
-Машиах, машиах...
Ах да! меня еще поцеловали на прощанье три уборщицы и приехав домой я увидел подозрительный взгляд тещи. А в зеркале ванной отразились следы помады на моей полупьяной физиономии.
А в кармане брюк я обнаружил семечки, не израильские, большие и серые, слегка присыпанные солью, а черные маслянистые...украинские. Хасид сунул. Больше некому.