Волшебство в тридевятом царстве

anairos — 31.03.2025 Те, кто знает Проппа только по пересказам, обычно помнят его как «того учёного, который все сказки сводил к сюжету о посвящении».

И действительно, ритуалу посвящения юношей уделено немало страниц в «Исторических корнях волшебной сказки». Но как бы не больше – образу змея и мотиву змееборства.

Со всех сторон Владимир Яковлевич разобрал главный парадокс этого мифа – то, что герой, одолевающий змея, сам в то же время является змеем.

Герой, рождённый от змея, убивает змея. Герой одолевает дракона и сам становится драконом. Герой убивает морское чудовище и женится на девушке, отданной чудовищу в жёны. Мотив преломлялся и эволюционировал, но суть оставалась прежней.

Змей – не противник, не враг героя. Это он же сам – его магическая сила, которую он в ином мире должен встретить и обуздать. Победить дракона может только сам дракон.

Однако змей – не единственный архетип магии в волшебной сказке. Есть ещё как минимум три: яга, царь и царевна.

И со временем мне стало понятно, что с ними работает та же формула. Герой встречается с воплощением силы, чтобы стать им – или, что то же самое, показать, что изначально им являлся.


С царём это заметнее всего. Все мы помним артуровский архетип – испытания не просто показывают того, кто достоин занять трон. Они показывают истинного короля. Не «тот, кто вытащит этот меч из камня, станет королём Британии», а «только законный король Британии сможет вытащить меч из камня».

Представ перед царём, согласившись принять его вызов, герой показывает, что считает себя его законным наследником. Исполнив трудные задачи – доказывает, что и вправду им является.

Занять трон может только тот, кто уже был королём с самого начала, просто об этом никто не знал – иногда даже сам герой.


Теперь яга. Это хранительница порога между мирами, одновременно живая и мёртвая. Её избушка – гроб на высоком пне, то есть могила, проход в царство мёртвых. Тех, кто приходит к ней, яга съедает – то есть отправляет на Ту Сторону без возврата. Или сажает в печь – символика тут ровно та же самая.

Герой, приходя к яге, требует, чтобы его встретили по высшему разряду: накормили, напоили, в баньке попарили.

Но для ритуала съесть и быть съеденным – одно и то же. Вкусить пищу иного мира – значит причаститься ему и навсегда там остаться. Еда мёртвых не предназначена для живых.

А банька? Разве есть рядом с крохотной избушкой яги какая-то отдельно стоящая баня? Очевидно, париться герою предстоит в той же самой печи.

Всё это значит одно: герой идёт путём мёртвых. Яга проделывает с ним то же самое, что и с мертвецами, приходящими к ней. Однако герой становится мёртвым, оставаясь живым – делается таким же, как и сама яга, и получает её силы и знания.


И, наконец, царевна. Она тоже любит задавать трудные задачи тому, кто пришёл к ней свататься. Отчасти они пересекаются с задачами царя, но есть у неё и свои собственные.

Важнейшая из них – игра в прятки. Герой должен спрятаться от царевны так, чтобы она его не нашла. А это сложновато сделать: у царевны есть волшебное зеркало, способное показать всё, что есть на свете. Или волшебная книга, дающая ответы на все вопросы.

В одних вариантах герой прячется за зеркалом (или между зеркалами), так что царевна при попытке найти его видит лишь собственное отражение. В других – он превращается в булавку и прячется в платье царевны – с тем же результатом. В третьих, самых интересных – становится словом и скрывается на страницах волшебной книги, чтобы исказить её ответы.

Здесь этот мотив выражен, быть может, не так явно, как в других случаях, но мне кажется, он всё же заметен. Чтобы преодолеть испытание царевны, герою приходится стать одним целым либо с ней самой, либо с её волшебством.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив