Власть и развитие

new_rabochy — 23.12.2025

Давеча, один из членов сообщества написал пост, где процитировал известного британского исследователя Джоэля Мокира, который заявил: «Таким образом, в целом представляется, что чем слабее правительство, тем лучше для инноваций. За некоторыми заметными исключениями правители-самодержцы обычно выказывали враждебность или безразличие к техническим изменениям. Инстинктивная потребность в стабильности и опасливое отношение к нонконформизму и потрясениям обычно брали верх над возможными выгодами, которые мог принести технический прогресс»

Что же, нельзя сказать будто под этой точкой зрения нет никаких оснований. Действительно, традиционные империи утилитарно воспринимали технический прогресс и ограничивали его там, где не видели  непосредственной пользы для власти, зато подозревали угрозу привычному порядку вещей. Приведу пару примеров. 

В 1445 году Иоганн Гутенберг создал печатный пресс с наборной кассой. Значение этого изобретения трудно переоценить. В Западной Европе важность печатного дела оценили сразу. В 1460 году новое изобретение вышло за границы германских земель — печатный пресс был установлен во французском Страсбурге. К концу 1460-х новая технология стала распространяться в Италии, типографии появились в Риме и Венеции, а затем во Флоренции, Милане и Турине. В 1476 году Уильям Кекстон организовал печатню в Лондоне, а два года спустя подобная уже имелась и в Оксфорде. В это же время книгопечатание распространилось в Нидерландах, Испании и даже в Восточной Европе, где типографии открылись в Будапеште (в 1473-м) и в Кракове (в следующем году). В 1563 году Печатный двор появился и в Москве.

Однако не все считали книгопечатание душеполезным изобретением. Не позднее 1485 года фирман османского султана Баязида II строго запретил мусульманам печатать тексты на арабском языке. Дело в том, что на священном языке Корана (и вообще арабским шрифтом) позволительно писать лишь от руки. Поскольку в Османской империи арабским шрифтом записывались также турецкие и персидские тексты, этот запрет принципиально сокращал ассортимент печатных изданий. Впоследствии запрет был распространен также и на христианские типографии. Этот запрет был в дальнейшем подтвержден Селимом I (1515). 

Еще в начале XVIII столетия в Стамбуле насчитывалось около 80 000 переписчиков книг, а первая типография появилась на территории Османской империи лишь в 1727 году, когда султан Ахмед III специальным указом разрешил печатнику по имени Ибрагим Мутеферрика установить в Стамбуле печатный станок. Но даже этот запоздалый шаг сопровождался множеством оговорок. 

Все что печатал Мутеферрика надлежало представлять на суд трех знатоков религиозных установлений и норм религиозного права. За период с 1728 по 1797 год было разрешено напечатать всего лишь 24 наименования книг.

Сравним это с такой не самой развитой частью Европы, как допетровское Московское царство. За 17 в. типографским способом в России было издано около 600 наименований книг, хотя большинство из них были религиозного содержания, но разница с Османской Турцией всё равно существенная. 

Ещё один пример искусственных политических запретов, которые затормозили развитие, даёт нам Китай. В 1368 году взошел на престол император Чжу Юаньчжан, первый представитель династии Мин. Опасаясь, что заморская торговля может стать политически и социально дестабилизирующим фактором, император запретил любую международную перевозку товаров за исключением тех случаев, когда она была организована правительством и имела целью подношение даров, а отнюдь не коммерческую выгоду. Более того, Чжу Юаньчжан казнил сотни предпринимателей, обвиненных в том, что они пытались под видом доставки даров организовать торговые миссии. В 1377–1397 годах были прекращены даже экспедиции для подношения даров. Император запретил своим подданным торговать с чужеземцами, а китайским кораблям — совершать дальние плавания.

Впоследствии другой император Чжу Ди (Юнлэ) отступил от решения предшественника. По указу Юнлэ и на деньги государства были снаряжены шесть грандиозных экспедиций в Юго-Восточную и Южную Азию, в Аравию и даже Африку. Последняя седьмая экспедиция отправилась уже при другом императоре в 1433 году, однако после нее все морские предприятия были вновь запрещены, а в 1436-м даже постройка морских судов была объявлена вне закона. «Морской запрет» оставался в силе вплоть до 1567 года. 

Идея самоизоляции торжествовала в Китае и при новой династии Цин, захватившей власть в 17 веке. В 1661 году император Цин Канси повелел, чтобы все люди, живущие на берегу моря от Вьетнама до провинции Чжэцзян — то есть, в сущности, вдоль всего южного побережья, самого коммерчески активного региона Китая, — были переселены на семнадцать миль в глубь материка. Чтобы обеспечить выполнение этого приказа, берег патрулировали войска, до 1693 года было запрещено любое, даже прибрежное мореплавание. Этот запрет периодически возобновлялся на протяжении XVIII столетия, что почти полностью уничтожило китайскую морскую торговлю. 

Международная торговля рассматривалась как потенциально дестабилизирующий фактор, поскольку она обогащает класс купцов и со временем те неизбежно подняли бы голову и потребовали больше прав.

Можно приводить и другие примеры, например самоизоляцию Японии эпохи Токугава и Кореи. В Японии Токугава к тому же сократили производство и применение огнестрельного оружия (которое грозило подорвать положение самураев, как военной элиты) в результате чего, если в конце 16 века японские мушкеты не сильно уступали европейским, то в 19 веке японское оружие осталось практически на том же уровне, тогда как европейское ушло далеко вперёд. 

Все эти примеры подтверждают вывод о том, что деспотическое государство скорей ориентируется на поддержание стабильности, чем на развитие и поэтому может сознательно сдерживать экономический рост и технологический прогресс, чтобы не нарушать устоявшийся порядок. Это не отменяет того, что империи могут активно внедрять современные технологии, когда получают для этого стимулы, например в виде внешней угрозы. 

Однако не нужно впадать в противоположную крайность, полагая будто слабое государство способствует развитию, иначе бы бум развития должен был наступить в Сомали и Южном Судане, где контроль государства во многом номинальный. На самом деле слабое государство ещё большее препятствие для прогресса просто потому, что неспособно поддержать порядок и защитить население от банального бандитизма.

Необходимость государства для какого-либо развития понимают даже либерально настроенные экономисты институционалисты. Процитирую известную книгу Аджемоглу и Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты».

«Важную роль играет и в достаточной степени централизованное и сильное государство. Особенно отчетливо это видно при сравнении с такой восточноафриканской страной, как Сомали. Как мы увидим далее, политическая власть в Сомали была долгое время распылена между различными группировками. В ситуации, когда нет ни одного игрока, достаточно сильного, чтобы контролировать остальных и решать, что они могут делать, а что не могут, общество разделяется между непримиримыми кланами, и ни один из них не может стать доминирующей силой. Власть каждого клана ограничена только силой другого. Такое распределение власти в обществе ведет не к появлению инклюзивных экономических институтов, а к хаосу, неизбежному в отсутствие минимальной политической и, следовательно, государственной централизации.<...>

Макс Вебер дал самое знаменитое и широко признанное определение ключевого признака государства — «монополизации легитимного физического насилия» в обществе. Мы будем называть инклюзивными политические институты, которые являются одновременно достаточно плюралистическими и централизованными. Если хотя бы одно из этих условий не соблюдено, мы будем классифицировать политические институты как экстрактивные».

Далее в своей книге авторы приводят примеры, которые показывают, что экономический рост в сильном централизованном государстве возможен даже при так называемых «экстрактивных» институтах, пусть этот рост и будет скорее экстенсивным. Тогда как отсутствие стабильной государственности блокирует экономический рост в принципе. 

Таким образом, слабая власть ведущая к хаосу для развития хуже, чем сильная власть. Но чрезмерно деспотический режим тоже не самый лучший вариант для быстрого прогресса. По всей видимости, оптимальным является симбиоз крепкого бюрократического государства допускающего политический плюрализм и капитализма. Власть относится к последнему, как курице, которая несёт золотые яйца, а потом её не нужно резать. Капиталисты же, используя существующую легальную политическую конкуренцию, лоббируют и защищают свои интересы. 

Оставить комментарий

Популярные посты:

kauflen

Какие бывают подшипники: обзор шариковых, роликовых и игольчатых моделей

colonelcassad

Атака морских дронов на Новороссийск. 15.12.2025

dok_zlo

Тщательно отобранные

vodnik_t

Тверь. Галерея пейзажа имени Е. И. Зверькова. Основная экспозиция.

dracomare

Сезон серебристой корюшки открыт

galina_kayumova

Цветочный понедельник

elshanec

ну ВОТ и ЗИМА

sinli

Между тем, любимая газета "ХаЛеванон", которой мы не

varjag2007su

Айседора Дункан – танцовщица будущего в редких фотографиях

• Ранее
• Архив