Вера Гедройц
fem_books — 19.04.2021 Уважаемые читательницы, дудл сегодня видели?Всем рекомендую пост о биографии Веры Игнатьевны: https://fem-books.livejournal.com/1210822.html
Из воспоминаний И. Авдиевой:
Самое опасное время они пересидели у лаврских монахов, тогда ещё существовавших. Когда же с аристократами было покончено, в Киеве появились просто Гедройц, Нирод, Игнатьева, Родзянко, Шредер. Гедройц Вера Игнатьевна — первая женщина-хирург, окончившая в Женеве. Любимая ученица профессора Ру. Человек сложный и одарённый. Это она на фотографиях в «Ниве» вместе с царской семьей в 1906 году. В те времена по России гремели подвиги генерала Гурко, его ранение и смелость хирургической операции, которую сделала Гурко В.И.Гедройц и спасла ему жизнь. Война с Японией выдвинула Гедройц как блестящего организатора прифронтовых госпиталей и умного дипломата. Среди пленных японцев оказался раненый японский принц — попал в госпиталь к Гедройц, и по окончании войны Вере Игнатьевне воздавали благодарственные почести. В киевской квартире у нее висели шелковые, ручной вышивки, панно, на письменном столе стояли божки благополучия из слоновой кости. Принц японский прислал дары русским монархам и написал высокопарные слова о «дарительнице жизни, обладательнице рук исцеляющих, Гедройц». Царица Александра Федоровна вызвала Веру Игнатьевну в Царское Село, и с тех пор Вера Игнатьевна стала близким человеком в семье последних Романовых. То, что она рассказывала о царской семье, общеизвестно. Николай был глуп, робок, косноязычен. Александра была умна, достаточно образованна и вместе с тем одержима мистическими страхами. К дочерям была равнодушна, зато к наследнику питала любовь неистовую, по словам Веры Игнатьевны, патологическую. Наследника держали буквально под стеклянным колпаком. Малейшая царапина кровоточила у него месяцами. Есть такая болезнь, когда кровь не сворачивается. Императрице все время представлялось, что болезнь символична, что династия Романовых обречена, обрушится удар и последний Романов истечёт кровью. Этим её страхом умело пользовался Распутин.. «Мама, — говорил он царице, — пока я с Вами, ничего не случится — живы будете, не бойся».
Вера Игнатьевна решительно опровергала слухи о том, что Александра в войне с немцами четырнадцатого года участвовала в изменническом заговоре на стороне Вильгельма против России. Немка по происхождению, она по суеверию своему к войне относилась как к чему-то предопредёленному и не желала вмешиваться в судьбы свершения. Ум её был занят анализом снов, предчувствий, прорицаниями старца. Все действия были мелки, всё крупное проходило мимо, и царапина Алексея-царевича была для нее значимее войны, поражения, бедствия всенародного.
Гедройц стала в 1914 году лейб-медиком царскосельского госпиталя. Царица и великие княжны работали в этом госпитале сестрами милосердия. Вера Игнатьевна во время сложных хирургических операций покрикивала на императрицу российскую, и та сносила; могла бы быть, по словам Веры Игнатьевны, хорошей хирургической сестрой — хладнокровной и точной. Великих княжон Гедройц расценивала как девушек недалёких, для которых флирт с выздоравливающими офицерами был смыслом жизни. Несчастный царевич Алексей был стеклянным мальчиком — тихий и послушный, осторожный, молчаливый.
У Гедройц годы, проведенные в Женеве, вытравили монархические убеждения. Она считала революцию неизбежной и необходимой. [...]
Родзянко, Шредер, Игнатьева были «визион», они жили только воспоминаниями или отрешенностью подвига. Вера Игнатьевна прошлым не жила, ее активная натура требовала деятельности. Она стала главным хирургом города, оперировала, читала лекции.
Она жила в том же доме, что и мы с мужем. Однажды она пришла к нам и сказала, что скучает без общения с художниками. Мы быстро сблизились и очень полюбили ее.
Грузная, с лицом — похожа на французского аббата, с маленькими руками и ногами, она одевалась по-мужски и о себе говорила в мужском роде: «Я пошел, я оперировал, я сказал». Фактически Мария Дмитриевна Нирод была не подругой Гедройц, а женой. Дети Нирод Марина и Федор чувствовали к ней неприязнь, и не зря, ибо мать их сильно пренебрегала своими материнскими обязанностями, отдавая все свои помыслы и время Гедройц, медицинской работе (она была у Веры Игнатьевны хирургической сестрой) и делам церковным. Мы очень часто с мужем поднимались наверх к Гедройц и, к восторгу Веры Игнатьевны, создавали обстановку литературной богемы. Читали стихи, писали буримэ, Гедройц играла на скрипке, я ей аккомпанировала на фортепиано. Порой мы расходились на три-четыре такта, но это не смущало нас. Мы играли, не замечая, что слушатели забились в самую дальнюю комнату, чтобы не слышать какофонии. Вместе с Верой Игнатьевной мы написали сценарий: «Профилактика рака». Его приняли к постановке, даже аванс нам выдали, но почему-то сценарий так и не пошел в производство. Гедройц много писала научных статей о раке и отвергала теорию вирусного происхождения рака. Она считала, что это патологический рост остаточных зародышевых клеток.
Рак, с которым она боролась хирургическим ножом, жестоко отомстил ей. В 19<32>-ом году она погибла от рака брюшины с метастазами в печень, через год после перенесенной операции (удаление матки). До своей болезни ей удалось написать трилогию мемуарного характера: «Кафтанчик», «Лях», «Отрыв». Книги были изданы. Я помогала ей править корректуры, и она заставила меня заняться литературой.
На гонорары за книги она купила дом в пригороде Киева, оставила хирургическую деятельность и решила заниматься только писательской. Купила себе корову, которая упорно не давала молока, старалась оградить себя от нашествия служителей церкви, монахов, богоискателей, странников.
В доме всегда находился кто-нибудь в черной рясе, поучающий и указующий путь совершенствования. Церковники шли к Нирод, писатели, художники, садоводы и просто пьяницы группировались вокруг Веры Игнатьевны.
К литературному творчеству В.И. Гедройц с лёгкой руки Гумилёва, которому она отказала, и Георгия Иванова, принято относиться скорее иронически.
Княжна Г. — необыкновенная женщина. Ничего женского в ней нет. Лицо профессора... Плечи пожарного... Крепчайшая папироса в зубах, раскатистый бас... Любимые развлечения — бильярд и стрельба в тире. Принимает гостей. Вдруг звонок в телефон.
— Простите, господа, я вас на минутку оставлю.
Через четверть часа возвращается.
— Где вы были, княжна?
— Да в госпитале... вызвали... пустяки... ампутировала ногу...
Заведующая госпиталем. Блестящий хирург. Выжимает в силомере какую-то чудовищную цифру. И поэтесса. Точнее, поэт — «князь Сергей Г.». Нежный, нежнейший, лирический поэт. Пишет о цветах, ветках, чижиках...
Точно грустный чижик в клетке,
Я сижу один...
Читая стихи, бас, недавно гудевший — «пустяки...гангрена... ампутировала...», — смягчается. Может быть, в самом деле эта душа, бесстрашная в окровавленной операционной, чувствует себя робким чижиком:
Вдыхая аромат душистого левкоя
В вечерней тишине...
Поэта Сергея Г. «открыл» и приобщил к литературному высшему обществу Гумилев. До этого княжна
«блуждала в потёмках» — боготворила Щепкину-Куперник и печатала свои стихи на веленевой бумаге
с иллюстрациями Клевера... Гумилев дал пятидесятилетней неофитке прочесть Вячеслава Иванова. Княжна прочла, потряслась, сожгла все свои бесчисленные стихи и стала писать о «волшбе»... [Г. Иванов, «Петербургские зимы»]
В ряде биографических сведений о Гедройц подчёркивается, что поэтессой она была посредственной, а в прозе гораздо сильнее. Константин Федин, например, утверждал: «Кафтанчик» написан ничуть не хуже, чем «Детство Люверс» Пастернака. К сожалению, пока найти мемуары Гедройц не удалось, да и стихи про чижика я искала: не нашла. Очень люблю её стихотворение из сборника «Вег» (1913):
Угар
С головешкой одинокою
Синий пламень, едкий чад.
Извиваясь, страшный гад
На кровать мою высокую
Устремляет долгий взгляд...
Поползли грядой широкою
Тени гаснущих лампад,
То угара ль сладкий яд,
Будто очи с поволокою
В сердце девичье глядят.
Над периною глубокою
Наклонился, дышит, рад.
По ногам моим скользят
Лапы ласкою жестокою.
Белый полог весь измят,
Замираю: рай иль ад.
С головешкой одинокою
Синий пламень, едкий чад.
Невольно привлекает сочетание лиризма и той самой волшбы, над которой иронизировал Иванов, с клинически точным описанием отравления угарным газом. И ещё одно нежное-нежнейшее-лирическое, нещадно ругаемое критиком Игнатьевым за ритмические сбои:
* * *
Камнем когда-то коснулся ноги твоей,
Позже, когда проснулся душой своей,
Песни пел птицею, вольные песни полей,
С каждым рожденьем любил, всё любил сильней.
Облаком легким от солнца тебя закрывал,
Средь тростников тихо на флейте играл,
Валом встречал тебя в плаваньи бурных морей,
С каждым рожденьем любил, все любил сильней.
Встретились снова, и снова тебе свою душу отдал,
Путь, по которому шёл, не колеблясь, избрал,
Чувствую скоро закат моих жизненных дней,
С новым рожденьем любить тебя буду сильней.
Когда Вера Гедройц умерла от рака, её жена Мария Нирод приняла монашеский обет и прожила монахиней ещё тридцать три года.
|
</> |