В день рождения Анастасии Цветаевой (1894 - 1993)

СЮИТА НОЧНАЯ
В камере на 40 мест
170 заключенных женщин
И снова ночь! Прохладою летейской
Как сходен с кладбищем тюремный этот храм!
Не спит, как и всегда, в своей тоске библейской
Больная Хана Хейм, химера с Нотр-Дам.
Латышки спят угрюмыми горами,
Пригревши берег Греции у ног…
Панн гоголевских веют сны над нами, -
С китайской ножки соскользнул чулок…
То кисть художника, что Марафонской битвой
Огромное прославил полотно.
Химерою и я в своем углу, молитвы
Бескрылые творю. Идут на дно,
Как в океан корабль порою сходит,
Что паруса развеял по ветрам, -
Ужели той, что спит, и в снов низинах бродит, -
Не помогу, Химера с Нотр-Дам?
Химера, да! Но с Нотр-Дам Химера!
Молитвой как ключом - замки моих ключиц,
Луну ума гася светилом веры…
(Стыдись, о ум! Бескрылая химера!
Твой философский нос тупее клюва птиц).
Летучей мышью, да! Но мышью-то летучей!
Глаза смежив, чтоб не ожег их свет,
Крылом туда, где Феба вьются тучи, -
… Такой горы на этом свете нет,
Что не ушла бы вся, с вершиною, в Великий
И тихий космоса зеленый океан.
Ты спишь, мое дитя, в твоей тоске безликой
(И мнишь во сне, что истина – обман).
Уснуло все. Ни вздоха и ни плача –
Миг совершенно смертной тишины.
Предрассветный сон. Я знаю, что он значит-
О воле и о доме сны
Сошли на дно души, как корабли порою
Без сил смежив пустые паруса,
Спит смертным сном душа перед трубою
Архангела. А света полоса –
Звонок, подъем. Уже! О, как весенне,
Как победительно борение со сном.
Из мертвых к жизни вечной воскресенье,
О руки над кладбищенским холмом.
О трепет век и дрожь ресниц! Туманы
Над прахом тел развеялись. Земле конец.
Преображенье плоти. Крови колыханье-
То тронул холод мрамора своим дыханьем
Ты, Микель–Анджело божественный резец!
1937 (?)
ЁЛКА
Словно бы звёздных небес куском
Камера вдруг зажглась!
Пробки гранёной хрустальный дом
Так восхищает глаз!
Сорок четвёртый идёт мне год,
Значит их сорок три
Мне отгоревших. Но ёлок счёт
По особому ты твори:
На первой три месяца было мне,
С четвертью год — на второй.
Третья тоже ещё во мгле
Памяти. Ёлок рой
По трюмо и роялям своих разбросав
Веток мохнатых рай,
Лапой четвёртый мой год за рукав
— «С нашей красой поиграй!» —
Глянула — вижу. Не в зеркале, нет!
В рояли отражена.
Свечек горящих так призрачен свет,
Горит — или уже одна...
Так чем же хуже и ёлка моя
Сорок четвёртая?
Воспоминаний столько тая,
В светлой когорте я
Прежних и будущих ёлок живу,
Этот сочельник мой —
(Словно бы против теченья Невы
Бороться с целой тюрьмой)
Ниток легчайших стеклянных бус
Шёлк шелестит стекла́,
Свечек янтарных волшебный груз,
Воска струя стекла́.
Ноги — как на живое — боль.
Упал и разбился шар!
Годы меж веток он жил, как тролль,
Голубой испуская жар.
Люстры лесной не сказать волшебства
Веток её не обнять, —
Прелесть подкравшегося Рождества
Переживаю опять...
...В вечность пресветлую все мы уйдём,
Тонут все тюрьмы в ней —
Вечно цветёт наш разрушенный дом
Конусом жёлтых огней!
1937 -1960(?), памяти Б.Л. Пастернака, любившего это стихотворение
* * *
О нет, я не могу погибнуть в БАМе,
Ведь это просто было бы смешно!
Друзья мои, друзья, что я увижусь с вами,
В том для меня сомнений нет! Но вот одно
Мои тревожит светлые мечтанья —
Старухою горбатою с клюкой
Я вам предстану… Знайте то заране,
Чтоб дверь галантно мне открыть — такой!
<1938 - 1943>??
БЛАГОВЕЩЕНЬЕ
Этот день даже в лагере, даже в аду
Ото всех он от дней — отмеченный.
Потихоньку земной поклон кладу
В Благовещенье.
В Благовещенье птица гнезда не вьёт,
И косы не плетёт деви́ца,
Православный же, некогда славный народ,
Забывает Тебе молиться,
Божья Матерь! Взгляни на наш смрадный ад,
На измученных, искалеченных!..
Скоро вечер. Под тучами светел закат
В Благовещенье.
<<1938 - 1943>??
ДОМИНАНТ-АККОРД (ЛЕТНЯЯ НОЧЬ)
Тишина над тайгою вся в звёздах — о Боже!
Да ведь это же — летняя ночь!
А я в лагере! Что же мне делать, что же?
Жить этой ночью — невмочь.
Соловей — это юность. Кукушкины зовы —
Это детство. Земной зенит!
На седеющих крыльях моих — оковы,
А старость — как коршун кружит!
<1938 - 1943>??
НАТЮРМОРТ
Натура мертвая! Какое странное
Название дано тому, что будет жить,
Переживет художника, века и страны
И в вечность тянет огненную нить!
Еще иному я всегда дивилась:
Унынию в торжественнейший час,
Когда, являя людям Божью милость,
Хор вечной памятью обожествляет нас.
Цвети же в вечности, моя натура,
Щепотка пепла, горсточка песка
Преображенного. Так от брегов Амура
Стихом возносится моя тоска.
<1938 - 1943>??
РАЗРЕШАЮЩИЙ АККОРД
(утешение)
Чего страшусь? И глад и хлад минуют,
Недуг, сжигая тело, поит дух,
И зов о помощи не пребывает втуне
Доколь смиренья факел не потух.
Я верую. О Боже, помоги же,
В ничтожества и затемненья час
Молю, а из-за туч восходит, вижу
Звезды́ предутренний мерцающий алмаз.
Воздушных гор лиловые воскрылья
Грядой крылатою покрыли небосклон,
И золотою солнечною пылью
Весь край дальневосточный напоён.
Недолго нам от вечности таиться,
Запрятав голову под смертное крыло, —
Настанет час души! И вещей птицей
Безсмертия живой воды напиться
Из мрака тела — в дух, где тихо и светло!
<1943>, Сталинский лагерь на Дальнем Востоке