Убожество профессиональной информации о Западе

swamp_lynx — 02.09.2025 "Главные черты эволюции советского общества в послевоенные годы.
1. Десталинизация системы власти и управления, то есть политического режима;
2. Превращение советского общества в зрелое коммунистическое общество; по терминологии брежневских идеологов – в развитой социализм;
3. Холодная война и мощная пропагандистская атака со стороны Запада;
4. Идейное и моральное разложение правящих и привилегированных слоёв, а также интеллектуальной элиты;
5. Назревание всеобщего кризиса советского общества и всего мирового коммунизма." Александр Зиновьев.



"Суть моего конфликта с профессиональной средой я проанализировал и детальнейшим образом описал в обобщенной форме в целом ряде моих книг. Не только в «Зияющих высотах», но и в лучшей, по-моему, моей книге - «Желтый дом».

Дело тут не в моем личном характере и не в личном характере моих коллег, а в общей ситуации творчества в современном обществе. Причем, не только в советском, но и в западном тоже. Одно дело, когда творческой деятельностью занимаются немногие, исключительные одиночки, и другое дело – когда в эту сферу устремляются полчища посредственностей, которые, благодаря образованию, могут выглядеть, как личности творческие.

В некоторых случаях, научные исследования теперь действительно невозможны, как индивидуальное творчество: тут необходимо участие большого числа людей, организованных в коллективы. Но это охватило и другие сферы, где в этом нет никакой необходимости с точки зрения самого характера творчества, как, например, в сфере логики и методологии науки, где я подвизался.
Я начал разрабатывать свою логическую концепцию. У меня начала складываться на этой основе своя группа. Это становилось заметным не только в России, но и во всем «социалистическом лагере», а также на Западе. Моя профессиональная среда приложила усилия к тому, чтобы помешать этому.

Какое-то время меня защищало от нее начальство, включая академическое и партийное. Но, как только я этой поддержки лишился, все то, что я создавал десятками лет, было разрушено до основания моими коллегами, причем – под лицемерным лозунгом борьбы за «передовую науку». Моя попытка развить оригинальную отечественную науку кончилась крахом.

Начавшееся после смерти Сталина широкое проникновение западной философии, социологии и логики в Советский Союз было на самом деле проникновением западной идеологии в ее элитарной форме, принявшей обличье науки. Это послужило одной из причин идеологического кризиса в Советском Союзе – предвестника общего кризиса коммунизма. Это стало ясно много позднее. А тогда, когда все верили в незыблемость Советского Союза, его социального строя и идеологии, это казалось поддержкой подлинной науки.

После знаменитой поездки Хрущева с советниками в США в недрах советского общества и даже в средствах массовой информации наметился заметный перелом в отношении к Западу. В кругах московских интеллектуалов, работавших в идеологических учреждениях, связанных с аппаратом ЦК и сотрудничавших с КГБ, стало модно утверждать, что Запад есть лучший из миров, когда-либо существовавших и существующих на планете. Это, однако, не мешало советским «прогрессивным интеллектуалам» в брежневские годы публично разоблачать язвы этого «лучшего из миров» и доказывать преимущества советского социального строя.

Хочу обратить внимание на два фактора, которые сыграли важную роль при этом. Первый из них – убожество профессиональной информации о Западе. Советский Союз имел на Западе десятки тысяч своих профессионально подготовленных представителей в лице дипломатов, журналистов, агентов секретных служб, ученых. В самом Советском Союзе были многочисленные учреждения с сотнями и тысячами сотрудников, занятых изучением стран Запада. Период перестройки обнаружил, что советские люди и в этой сфере деятельности работали так же плохо, как и во всех остальных.

По сути дела, вся эта гигантская армия специалистов оказалась сборищем халтурщиков, паразитов, невежд, тупиц и хапуг. Ведь Запад был открыт для профессионального изучения, был буквально завален информацией обо всех аспектах своей жизни. А армия советских паразитов даже не удосуживалась полистать соответствующие книги, журналы и газеты. Десяток образованных, способных и добросовестных исследователей в принципе смог бы даже за 10 лет создать объективно точную и практически полезную для руководства картину Запада – гораздо лучше, чем десятки тысяч упомянутых паразитов, стяжателей, карьеристов и халтурщиков. Но сама советская социальная система и идеология исключали такую возможность в принципе.

Второй из факторов заключался в том, что советские люди, допущенные до непосредственного знакомства с Западом, были поставлены в исключительные условия: им не надо было добывать средства существования на Западе, искать работу и жилье, думать о воспитании и будущем детей. У них было гарантированное положение у себя дома, они имели какие-то деньги от своего государства, а также в виде подачек от западных учреждений и подарков друзей и родственников. А если они тратили свои деньги, они их с лихвой окупали, покупая дефицитные у них дома вещи.

Они на Западе были на положении гостей и зевак - и видели тут то, что могли видеть в качестве таковых: изобилие вещей в магазинах, свободу передвижения, прекрасное обслуживание. Они все это сравнивали с тем ужасным состоянием, в котором находилась их страна. Причем, все эти люди принадлежали далеко не к самым низшим слоям общества. Большинство из них были обеспеченными и образованными людьми.
Склонность к критическому отношению ко всему своему и зависть ко всему чужому, а также ненаказуемость антисоветских и антикоммунистических речей и мыслей довершили комплекс причин, сделавших идеологический и морально-психологический кризис советского населения неотвратимым. Западомания овладела советским обществом с неслыханной силой. В годы перестройки она была легализована и дозволена. И стала всемерно поощряться сверху, что стало одной из важнейших причин, если не самой важной, всестороннего краха Советского Союза, его социального строя, системы власти, идеологии, массовой психологии.

На мои работы на Западе обратили внимание давно. Уже в 1959 году появились публикации, выделявшие меня из общей советской философской среды. Я был не единственный, кто стал объектом внимания специальных служб и профессиональных кругов Запада. Они умело выбирали тех, кого можно было противопоставить остальной массе советских интеллектуалов. Сначала это мне вредило, потом – стало поддержкой. Эта поддержка прекратилась, когда западным логикам и философам стало ясно, что я не являлся поклонником того, что сочиняли они, а создавал свою, оригинальную концепцию. На Западе эта среда оказалась в десятки раз обширнее, чем в России, и неизмеримо мощнее. Круг замкнулся.

На Западе, на первый взгляд, вроде бы лучше в смысле литературного творчества: меня печатали и печатают на многих языках. У меня была пресса, какую имели немногие писатели. Однако, я « проскочил » в литературе по ошибке: на первых порах не разобрались, что я такое. Приняли меня за обычного диссидента-разоблачителя. А когда разобрались, я уже занял свое место в литературе и мог продолжать жить, как писатель.

Зато в логике и социологии со мной обошлись самым беспощадным образом: стоило распространиться закулисной молве, что Зиновьев построил оригинальную логическую концепцию, которая - лучше всех известных, и решил ряд важнейших проблем, как мир логики, а это – тысячи и тысячи людей с определенным образованием, менталитетом, претензиями и положением, подверг меня бойкоту, как было и в России.

Стоило мне получить премию Токвиля по социологии за книгу « Коммунизм как реальность », которую многие сочли первой научной работой о реальном коммунизме, как бойкоту меня подверг мир социологов, политологов, советологов и прочих « -ологов », каких тут десятки тысяч. Хотя за литературные работы я получил бесчисленные комплименты и премии, все равно я никогда не чувствовал адекватности оценки того, что я делал.

Я почти никогда не узнавал себя в том, что обо мне писали. Но дело не только в творческом аспекте жизни самом по себе. Дело также в повседневном образе жизни, без которого немыслимо никакое творчество. Я, конечно, имел какие-то представления о западном образе жизни из западной художественной литературы, из фильмов и из социологических сочинений. Но то, с чем мне тут пришлось столкнуться, практически повергло меня в шоковое состояние. Западный образ жизни оказался совершенно чуждым мне. Я ведь оказался на Западе в возрасте 56 лет – приспосабливаться к новым условиям было уже поздно.

Да я и не хотел, ибо это было бы равносильно самоубийству меня, как личности, сформировавшейся на основе моих идеалов и путем постоянных усилий в течение более, чем 40 лет. Это означало бы капитуляцию перед обстоятельствами, означало бы измену той клятве, которую я дал себе еще 17-летним юношей. Как бы я ни относился к советской реальности, я родился и вырос в ней, я прожил в ней 56 лет. Это было мое общество, несмотря на его дефекты. Ни о каком другом я и не мечтал.

Я был хорошим членом коллектива, имел репутацию, которую хотел иметь и которой дорожил. Она была важнее для меня, чем карьера и материальное благополучие. В моем окружении было достаточно много людей, которые могли оценить мои моральные качества и мои принципы общения. Это была великая ценность для меня, может быть – главная. А именно – бескорыстное творчество и человеческое общение. Я разделял правила жизни, которые Маяковский выразил словами: « кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо ». Все, что связано с собственностью, всякие проявления мещанства были мне ненавистны.

И вот, я был выброшен в среду, в которой не было ничего из того, что я ценил превыше всего, зато было все то, что я ненавидел в первую очередь. Я попал в мир собственников, в мир мещан до мозга костей, в мир холодных и расчетливых людей. с которыми невозможно общение на том уровне, к которому я привык в России. В мир денежного и формально-правового тоталитаризма. Высокий жизненный уровень оказался неслыханной дороговизной жизни, а главное – он оказался принудительным и не гарантированным.
Соотношение творчества и зарабатывания на жизнь тут оказалось прямо противоположным тому, что было в России: там я зарабатывал, чтобы заниматься творчеством, тут – я был вынужден использовать свои творческие силы, чтобы зарабатывать на жизнь, причем использовать не так, как мне хотелось, а так, как это требовалось условиями новой среды. Общение с людьми у меня свелось, в основном, к общению с безликой массой слушателей, к ответам на вопросы, к интервью журналистам (не обижайтесь, пожалуйста), к деловым разговорам с издателями и организаторами моих выступлений. Никакой близости, никакого коллектива; я перестал видеть себя отраженным в сознании других людей.

Все мои качества и принципы поведения, которые я вырабатывал всю жизнь, потеряли смысл. Я потерял возможность проявить себя в этих качествах. Все то, что я делал для того, чтобы стать образцовым человеком – оказалось все впустую. Эксперимент целой жизни оказался бессмысленным. А что касается наслаждения благами Запада, которые действительно существуют, - для этого надо иметь какие-то жизненные гарантии и какую-то среду близких людей. У меня этого не было – и блага Запада оказались для меня совершенно безразличными, такими же чужими, как и я сам для этого общества.
Одним словом, с первых же дней пребывания на Западе я впал в состояние душевной депрессии и не выхожу из него до сих пор. Ко всему этому прибавилось враждебное отношение ко мне в среде представителей старой русской и новой советской эмиграции, которые занимали все ключевые позиции в культурной жизни. Замечу, между прочим, что эта вражда была изначальной. Все русскоязычные издательства отказались печатать «Зияющие высоты». И все годы эмиграции я жил в атмосфере ложных слухов, клеветы, личной изоляции, скрытой и явной вражды. Спасало одно: труд. Трудиться приходилось так, что мне самому теперь трудно поверить в это. Труд на какое-то время спасал от полного отчаяния, но не приносил удовлетворения, которое он должен был бы, по идее, приносить.
В 1985 году к сказанному добавилось сознание надвигавшегося краха моей родины. Хотя она и поступила со мной жестоко, подвергнув меня остракизму и отказавшись от всего того, что я сделал для нее, она продолжала как-то существовать в подсознании и в памяти – как последняя опора моей личности.

Я хочу обратить особое внимание на то положение, в каком я оказался, как исследователь и критик коммунизма и советского общества. Невольно, в силу эмиграции, я стал анализировать и описывать советское общество, имея, в качестве противника, ложные представления о нем на Западе. Я не рассчитывал на то, чтобы изменить эти представления: совершенно очевидно, что это было невозможно. Я просто хотел сказать правду, как человек, не принимающий и презирающий любую идеологическую картину общества, как западную, так и советскую. Я хотел создать внеидеологический образ своего, то есть советского, общества, как общества коммунистического.

Скоро я понял, что именно такой образ мало кому нужен – как в России, так и на Западе. Идеологическая ложь господствовала и до сих пор господствует тут и там. Я не считаю это ни добром, ни злом: это – объективный факт социального бытия. Но и я, признав это, как факт, не стал из-за этого ломать свою жизненную установку, которую выработал ценой целой жизни.

Однако, несмотря на все, о чем я говорил, интерес к моим работам и идеям на Западе был большой. Многие мои работы нелегально проникали в Россию и другие страны советского блока. Интерес к ним там тоже был значительный, судя по той информации, какую я имел. Я мог как-то существовать, работать и даже кое-что зарабатывать. Многие были уверены в том, что, судя по изданиям моих книг на многих языках мира, по завидной прессе, по премиям и моим частым публичным выступлениям, я должен был быть очень богатым человеком.

Увы, это совсем не так. Александр Дюма перед смертью показал своему сыну монету и сказал, что он пришел в Париж юношей, имея в кармане лишь одну такую монету. В конце жизни все его состояние заключалось тоже в этой монете. Можно сказать, конечно, что Дюма прокутил свое состояние. Я – не кутил. Тем не менее, я, по всей вероятности, в конце жизни не буду иметь даже такой монеты, чтобы продемонстрировать кому-то ее итог. Скорее всего, придется уйти в мир иной должником. За независимость в этом мире платят мало или не платят совсем. Платят – за прислуживание. И – за предательство.

Вся моя писательская деятельность, включая эссеистику и публицистику, в годы эмиграции разделяется на два периода. Первый – до 1985 года; всепоглощающая тема его – коммунистическое общество во всех его аспектах, причем в его зрелом и здоровом состоянии. Здоровом, на мой взгляд, конечно. Признаки приближающегося кризиса были ощутимы, но они тогда казались явлением второстепенным. Главными были самые основы общества коммунистического типа и самые основные его черты. Мои сочинения и выступления были критикой коммунизма, но критикой, базирующейся на объективно-научном подходе к этому обществу.

Естественно, мой подход оказался неприемлемым для гигантской армии советологов, которые вели идеологическую и пропагандистскую атаку на советское общество. Я оказался между двух огней. Как критик советского общества, я был врагом для советских идеологов и интеллектуалов, которые тогда еще служили советскому режиму. Их время предавать идеалы коммунизма и перебегать на сторону врага тогда еще не пришло.

Но, как исследователь советского общества, стремившийся к объективной истине в познании его и к литературной выразительности в описании его, я стал врагом гигантской армии советологов, кремлинологов, политологов и других « -ологов », которые по интеллектуальному уровню, по моральным качествам, по методам работы отличались от советских собратьев-врагов лишь тем, что превосходили их многократно.

Они различались лишь идеологической и пропагандистской направленностью. Кончилось их противостояние тем, что советские интеллектуалы капитулировали перед западной идеологией и сами ринулись в такой антисоветизм и антикоммунизм, что даже западным антисоветчикам и антикоммунистам стало неловко. Впрочем, предатели всегда усердствуют в борьбе против того, что они предали, больше, чем их новые хозяева.

В 1985 году на арене истории замаячил Горбачев. Еще до того, как он стал Генеральным Секретарем ЦК КПСС, он появился в Англии. Он отказался посетить могилу Маркса и, вместо этого, отправился на прием к королеве. Меня попросили прокомментировать этот факт. Я сказал, что начинается эпоха беспрецедентного исторического предательства. Мое предчувствие меня не обмануло.
С тех пор главным содержанием моего творчества стали, естественно, события в нашей стране, которые привели ее к нынешнему катастрофическому состоянию. Я опубликовал об этих событиях многие десятки статей, дал десятки интервью и сделал десятки выступлений на конференциях и при встречах с читателями. Опубликовал книги - « Горбачевизм », « Катастройка », « Кризис коммунизма », « Смута ».
Издание книги « Кризис коммунизма » в России сорвали, как ранее сорвали издание книги « Коммунизм как реальность ». « Смута » опубликована по-французски. Не знаю, выйдет она в России или нет. В моих статьях и книгах я подробнейшим образом изложил мое понимание событий в России. Не моя вина, что нашлись люди, которые позаботились о том, чтобы оно не дошло до моих соотечественников.

В двух словах, суть моего понимания эволюции нашей страны в эти годы заключается в следующем. К 1985 году в Советском Союзе назрел кризис. Но он мог быть преодолен силами и методами советского социального строя. Высшее советское руководство, которое польстилось на лавры диссидентов, проявило беспрецедентное непонимание своего собственного общества, западного общества, намерений Запада и общей ситуации в мире. Политика перестройки явилась результатом эпохального идиотизма советского руководства и холуйской интеллектуальной элиты.

Вскоре стало ясно, что эта политика обречена на провал. Спасая свою репутацию и свою шкуру, высшие руководители встали на путь предательства интересов своего народа и своей страны, развязали в стране антисоветские и антикоммунистические силы, нашли опору в самых низменных страстях и умонастроениях населения.

Холодная война переросла в то, что я назвал « теплой войной ». В стране стремительно сложилась « пятая колонна » Запада, инициативу захватили предатели и капитулянты. Они направили страну на путь полной капитуляции перед Западом, ликвидации всех достижений величайшей революции в истории человечества и беспрецедентного по результатам, несмотря ни на что, советского периода российской истории.
Я подчеркиваю: среди комплекса условий и причин, приведших страну в катастрофическое состояние, решающую роль сыграло предательство политических и идеологических руководителей страны. Предательство – в прямом смысле слова. И теперь западные победители совместно с советскими предателями и коллаборационистами стремятся навязать русскому народу капиталистический социальный строй.

Естественно, создается класс частных собственников и предпринимателей, в основном – из тех, кто сумел награбить за прошлые годы, так что социальную основу новой власти образуют преступники, предатели, перевертыши.

Крах Советского Союза есть результат не только внутренних, но и внешних причин. Внешние причины: холодная война, перевес сил Запада во всех отношениях - в экономике, в военном отношении, в идеологической работе, в человеческом материале. Разумеется, западные разведывательные службы приложили огромные усилия к тому, чтобы нанести поражение Советскому Союзу, дискредитировать его идеологию и разрушить его государственность. И это - вполне естественно с точки зрения интересов их стран.

Но усилия Запада и его специальных служб не были бы такими эффективными, если бы не произошло перерождения высших слоев советского общества и если бы политические и идейные лидеры страны не открыли ворота советской крепости врагу, не ожидавшему такого щедрого подарка.

Один западный социолог, отнюдь не являющийся сторонником коммунизма, сказал, что в так называемой « революции » в ГДР победил не капитализм, а лучшие телвизионные передачи, действовавшие от его имени. Думаю, что это применимо и к ситуации в бывшем Советском Союзе. Западная пропаганда, а затем и прозападная пропаганда, организованная по указанию высшей власти, и захваченная в свои руки идеологическими перевертышами, сыграли решающую роль в деморализации советского населения.
Легкость, с какой советские люди поддались этой пропаганде, и пожертвовали ради мифического западного « рая », абсолютно недостижимого для них, реальными достижениями своего социального строя, поразительна. У меня такое впечатление, будто страну охватила эпидемия глупости, подлости, холуйского пресмыкательства перед Западом, самоуничижения.

Меня упрекают в том, будто я из критика коммунизма превратился в его апологета. Этот упрек абсурден. Моя позиция не изменилась. Изменилсь ситуация в стране и в мире, изменился объект моего анализа и моей критики. Раньше я исследовал коммунистическое общество в его нормальном состоянии, будучи уверен в том, что оно достаточно устойчиво, что страна способна преодолеть трудности и защитить себя.
Когда к власти пришли горбачевцы, я сразу почувствовал опасность, которую они несли с собой. Я знал это поколение партийных прохвостов и идеологических карьеристов. По мере того, как мои предчувствия подтверждались, я делал объектом моего исследования и критики начавшийся период советской истории.
Я критиковал коммунизм, но никогда не призывал к его свержению. Наоборот, я всегда подчеркивал, что то, что будет после него, будет еще хуже. Пройдут века, и наши потомки будут с величайшим уважением оценивать этот период, поражаясь тому, как много было сделано за такой короткий срок, причем – в тяжелейших условиях неравной борьбы с Западом.

Моя позиция с первой минуты моей сознательной жизни была, в основе своей, одной и той же и останется такой до последней минуты жизни. Это – позиция русского человека, рожденного в Советской России, пережившего все тяготы ее истории и дефекты ее социального строя. И, вместе с тем, впитавшего в себя все лучшие идеалы, ради которых были принесены бесчисленные жертвы, ставшего тем, что он есть, благодаря этому строю, и всегда честно исполнявшего свой гражданский долг по отношению к своей стране и к своему народу.

До 1985 года я, несмотря ни на что, считался экспертом по советскому и вообще по коммунистическому обществу. Никто не упрекал меня в том, что я писал и говорил на эту тему, живя на Западе, а не в самом Советском Союзе. Но с 1985 года, когда мои суждения о событиях в Советском Союзе пришли в вопиющее противоречие с тем, что стала проповедовать и превозносить западная идеология и пропаганда, обычным аргументом против меня стало утверждение, будто я не могу судить о ситуации в Советском Союзе и, затем, в России, поскольку живу вдалеке от них.

Допустим, что это так. Но в моем положении было по крайней мере одно преимущество: я мог наблюдать то, что делалось на Западе с целью привести народы Советского Союза в то жалкое состояние, в котором они сейчас находятся. Сегодня я хочу кое-что сказать на эту тему. То, что я скажу, не есть разоблачение каких-то тайных махинаций: все это делалось и делается открыто.
Этим теперь гордятся здесь, как одним из важнейших элементов стратегии Запада, оправдавшей себя в ходе холодной войны. Если информация такого рода не достигала сознания советских людей, то они обязаны этим тому одному проценту своих соотечественников, которые стали предателями своей родины и нажились на ее страданиях. В ходе холодной войны была выработана стратегия установления нового мирового порядка. Я называю ее словом « западнизация ».

« Западнизация » есть стремление Запада сделать другие страны подобными себе по социальному строю, экономике, политической системе, идеологии, психологии и культуре. Идеологически это изображается, как гуманная, бескорыстная и осовободительная миссия Запада, являющего собою вершину развития цивилизации и средоточие всех мыслимых добродетелей. « Мы – свободны, богаты и счастливы, - так или иначе внушает Запад западнизируемым народам, - и хотим помочь вам стать тоже свободными, богатыми и счастливыми ».

Но реальная сущность западнизации не имеет с этим ничего общего. Цель западнизации: довести намеченные жертвы до такого состояния, чтобы они потеряли способность к самостоятельному развитию, включить их в сферу влияния Запада, причем – не в роли равноправных и равномочных партнеров, а в роли колоний нового типа. Эти роли могут на какое-то время удовлетворить часть граждан западнизируемых стран, но не более того.

Этим странам в сфере власти Запада уготованы роли второстепенные и подсобные. Запад обладает достаточной мощью, чтобы не допустить появления независимых от него западообразных стран, угрожающих его господству в отвоеванной им для себя части планеты. Западнизация некой данной страны есть не просто влияние Запада на эту страну, не просто заимствование отдельных явлений западного образа жизни, не просто использование произведенных на Западе вещей и явлений культуры, не просто поездки на Запад, а нечто гораздо более глубокое и важное для этой страны. Это – перестройка самых основ жизни этой страны, ее социальной организации, системы управления, идеологии, менталитета населения.

Эти преобразования – суть средство добиться цели, о которой я сказал. Западнизация не исключает добровольности со стороны западнизируемой страны и даже страстного желания пойти этим путем. Запад именно к этому и стремится – чтобы намеченная жертва сама полезла ему в пасть, да еще при этом испытывала бы благодарность. Для этого и существует мощная система соблазнов и идеологическая обработка.

Но, при всех обстоятельствах, западнизация есть активная операция со стороны Запада, не исключающая и насилия. Добровольность со стороны западнизируемой страны еще не означает, что все население ее единодушно принимает этот путь своей эволюции. Внутри страны происходит борьба между различными категориями граждан – за и против западнизации. Причем западнизация не всегда удается, достаточно сослаться на примеры Вьетнама и Ирана. Была разработана и тактика западнизации. В нее вошли меры такого рода (среди прочих), как:
- дискредитировать все основные атрибуты общественного устройства страны, которую предстояло западнизировать;
- дестабилизировать ее;
- способствовать кризису экономики, государственного аппарата и идеологии;
- раскалывать население страны на враждующие группы, атомизировать его;
- поддерживать любые оппозиционные движения;
- подкупать интеллектуальную элиту и привилегированные слои;
- одновременно вести пропаганду достоинств западного образа жизни, возбуждать у граждан западнизируемой страны зависть к западному изобилию;
- создавать иллюзию, будто это изобилие достижимо и для них в кратчайшие сроки, если их страна встанет на путь преобразований по западным образцам;
- заражать население западнизируемой страны пороками западного общества, изображая их в пропаганде, как добродетели, как проявление подлинной свободы личности, прогресса;
- оказывать экономическую помощь западнизируемой стране в той мере, в какой это способствует разрушению ее экономики, порождает паразитизм в стране и создает Западу репутацию бескорыстного спасителя западнизируемой страны от язв ее собственного образа жизни;

Вся освободительная и цивилизаторская деятельность стран Запада в прошлом имела одну цель: завоевание планеты для себя, а не для других, приспособление планеты для своих, а не чужих интересов. Они преобразовывали свое окружение так, чтобы им было удобнее жить в нем.
Когда им мешали в этом, они не гнушались никакими средствами. Их исторический путь в мире был путем насилия, обмана и расправ. Во второй половине ХХ века изменились условия в мире: иным стал Запад, изменилась его стратегия. Но суть дела осталась та же. Она и не могла быть иной. Ибо она есть закон природы!

Западная идеология стала пропагандировать мирное решение проблем, поскольку военное решение – опасно для самого Запада; поскольку мирные методы создавали Западу репутацию некоего высшего и справедливого судии. Но эти мирные методы обладают одной особенностью: они – принудительно-мирные. Запад обладает огромной экономической, пропагандистской и военной мощью, вполне достаточной для того, чтобы заставить строптивых мирным путем сделать то, что нужно Западу. Как показывает опыт, мирные средства при этом могут быть дополнены военными. Как бы западнизация той или иной сраны ни началась, она так или иначе перерастает в западнизацию принудительную.
То, что произошло с Советским Союзом и происходит сейчас с Россией, может служить классическим примером стратегии западнизации. Результат ее является исключительно негативным, разрушительным и иным он в принципе не может быть – не только в силу реальных установок Запада, но и в силу исторических условий, положения в современном мире и характера народов бывшего Советского Союза.
Тут нет и не будет никогда ни демократии, ни рыночной экономики такого типа и уровня, как в странах Запада. На пути западнизации народы бывшего Советского Союза никогда не достигнут западного жизненного стандарта. На этом пути получится лишь ублюдочная имитация западных форм жизни в сочетании с оккупационным самодурским режимом горбачевско-ельцинского образца."

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив