ТРЕТЬЯ, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ НАШЕГО ТЕКСТА О СВЯТО-ВВЕДЕНСКОМ ЖЕНСКОМ МОНАСТЫРЕ В ИВАНОВО

Мы все еле умещаемся в маленькой келье матушки Евстолии. Монахиня включает старенький компьютер: «Послушайте, какие удивительно точные, современные мысли! А ведь написано в 30-е годы, во время Великой депрессии». Пока Евстолия заваривает душистый травяной чай, в келье звучат слова святителя Николая Сербского: «Кризис» – слово греческое, в переводе оно означает «суд»… Прежде европейцы, если постигало их какое-то несчастье, употребляли слово «суд» вместо слова «кризис»... Наступала засуха, говорили: «суд Божий!», наводнение – «суд Божий!»… И на теперешнюю финансово-экономическую катастрофу народ смотрит как на суд Божий, но называет ее не «судом», а «кризисом»… Ты спрашиваешь о причине настоящего кризиса, или суда Божьего? Причина всегда одна. Причина всех засух, наводнений, эпидемий и других бед та же, что и нынешнего кризиса, – богоотступничество».

…За чаем матушка Евстолия рассказывает, что она из семьи художников, с детства думала о монашестве, с 15 лет пела на клиросе в церкви. Одним из первых ее послушаний в обители была обязанность вести летопись монастыря. «Когда батюшка благословил на это послушание, я хотела поехать в те монастыри, где сохранились архивы, понять, как это нужно делать. Но отец Амвросий сказал: пиши как получится. Я стала вести хронику в форме дневниковых записей. Но писала не день за днем, а описывала яркие, важные события. В начале 90-х церковь только получила свободу после гонений, была массовая волна ревности и любви к Господу. И в монастыре нашем царило воодушевление, притом что никаких бытовых условий не было: спали на полу, мыши бегали, мы ели что Господь пошлет. Но радость была – через край! Поэтому, наверное, летопись складывалась так естественно. Это были живые впечатления жизни. Вот привезли колокол, первый раз ударили… Вот первая Пасхальная служба, море свечей вокруг храма, под небом Иваново свободно звучит «Христос воскресе!».

Монахиня говорит как по писаному, слушать ее – одно удовольствие: в ее речи нет слов-паразитов и протяжных «э-э-э» или «а-а-а», характерных для современных людей. Впрочем, это не удивительно. Ведь Евстолия – гимнограф, то есть автор и редактор литургических текстов, входящих в богослужебные книги. «Все началось с любви к новомученикам и работы по сбору по крупицам свидетельств об их житиях. У меня появилось желание прославить их словесно, – рассказывает монахиня. – Когда в нашей епархии возникла необходимость составления службы собора ивановских святых, прежний владыка благословил меня на это. Я взялась за труд со страхом и трепетом. Но составила. Специалисты посмотрели, кое-что поправили и сказали, что сделано все достаточно грамотно. Понимая, что мне необходимы знания, я поступила в Свято-Тихоновский университет, отучилась пять лет. Правда, диплом по состоянию здоровья не защищала. А не так давно к нам в монастырь приехал сотрудник Российской государственной библиотеки, инициатор грандиозного проекта «Литургическое наследие православной церкви». Он ездит по монастырям, собирает тексты, специалистов по истории богослужения, филологов, музыкантов. Это колоссальная работа. Цель ее – издать максимально полный круг богослужебных миней. Я рада, что участвую в этой работе как гимнограф».

…Когда мы, попрощавшись, уходили из кельи, монахиня Евстолия снова включила компьютер и устроилась за ним с толстым потрепанным томом в руках…

Схимница

– Садитесь-садитесь, чувствуйте себя как дома! – Матушка Акилина разгадала наше смущение: мы не ожидали, что монахиня, принявшая великую схиму, согласится с нами поговорить. Неловко извиняемся: мы ведь, наверное, оторвали ее от молитвы. «Ничего, родненькие мои, – улыбается матушка Акилина, – исповедуюсь и отмолю грех».

В скромной келье в глаза бросается старая потемневшая икона: лишь по еле заметным очертаниям силуэта можно понять, что это – образ Богородицы. «Эту икону кто-то оставил в нашем храме на окне, – поясняет схимница. – Я ее забрала, сняла оклад, почистила и принесла в келью. И все время ей говорю: Матерь Божия, я теперь Тебя никому не отдам».

Матушке Акилине 83 года. Это сухонькая, стройная старушка с добрейшими глазами и натруженными руками. Монашеский постриг матушка Акилина приняла шестнадцать лет назад, а великую схиму – пять лет назад. Она рассказывает, как тяжело болела в миру после травмы на работе, как трудно лечилась, как встретилась с отцом Амвросием и приняла решение прийти в монастырь. Вспоминает, как непросто было отстраивать Преображенское подворье: все было замусорено, в церкви находился склад удобрений, все начинали с нуля. Матушка Акилина несла послушание в коровнике, была привратницей, собирала ягоды и травы для лекарств и монастырского чая. У нее в келье и сейчас сушатся букетики лесных и полевых трав.

– Что я приобрела в миру? – рассуждает она. – Болезни? А здесь я спасаюсь. Жалею лишь о том, что сейчас у меня нет сил, чтобы трудиться по-прежнему, а мне очень хочется сестрам помогать. Я молюсь, обхожу обитель крестным ходом с молитвами. Еще я всегда всех прошу: родненькие, трудитесь, любите, цените и уважайте друг друга.

– Матушка, как вам удается сохранять такое позитивное отношение ко всему вокруг?

– Мне кажется, надо помнить о благодарности. Надо благодарить за все. Каждый день. Вот видите, дождь идет? Разве можно из-за этого расстраиваться? Ведь после дождя землю хорошо обрабатывать, она становится пушистой, теплой. Или вот зимой, смотришь в окно – снег падает. И снежинки такие красивые, и каждая на другую не похожа. И думаешь: Господи, спасибо Тебе, как же ты все красиво и правильно устроил. Такая красота, такая милость, и все – для нас. А мы часто этого не замечаем, проходим мимо…

Романовский скит

– А у нас тут свое море есть! – Послушница Марина хитро улыбается. – Хотите посмотреть?

…На кухне Романовского подворья правит матушка Павлина. И хотя трапезничают на подворье только раз в день, готовить ей приходится много: здесь больше 30 насельниц, да еще трудники, да паломники… В миру она работала врачом-отоларингологом в Иваново, и иногда ей приходится вспоминать о своей мирской профессии: в монастыре ведь тоже болеют. Привычно шинкуя морковь, лук и капусту для постных щей, матушка Павлина рассказывает, что раньше на месте подворья были сплошные развалины, от домовой церкви остался лишь фундамент. Говорит, что по городу не скучает, на подворье – спокойнее. «И природа здесь – загляденье». – Монахиня мечтательно смотрит в окно. Между тем в огромной кастрюле уже булькает вода. Мы удивляемся: как же она одна с такими кастрюлищами управляется? «Я Марину зову, она мне помогает», – отправляя в кипяток горки нарезанных овощей, поясняет монахиня.

«Мать Павлина! Масло для салата давай!» – Голос доносится будто из-под земли, мы вздрагиваем от неожиданности и оглядываемся. Никого нет! «А вот и Марина!» – смеется матушка Павлина. Оказывается, трапезная расположена прямо под кухней, и монахини, чтобы постоянно не бегать с этажа на этаж за каждой мелочью, приспособили для «голосовых сообщений» шахту кухонного лифта. Технология, однако…

У каждого – свой путь

– А не скажу! У каждого свои откровения по этой части. И вот только-только я успокоилась, и тут – раз! – четыре года назад меня отправили сюда. Я не хотела ехать на подворье, да еще старшей сестрой! В первый год здесь я грустила и думала: когда же это все кончится? Но потихоньку стала включаться в работу. А в прошлом году я вдруг поняла, как замечательно работать на огороде. Мне так понравилось! Во-первых, земля живая, во-вторых, результат всегда виден, в-третьих, мы все вместе. Это очень приятно, когда мы вместе. Вообще, сестры очень любят общие послушания – капусту солить, огурцы, рыбу чистить… Потому что мы вместе читаем молитву, чувствуем единство. Говорят, так во всех монастырях во все века было.

– Теперь вы больше не думаете, «когда это все кончится»?

– Уже не думаю, но только начинаю понимать, что это послушание очень ценно для моей души. Ведь здесь все мои недостатки сразу видны. Я – человек обыкновенный, со своими слабостями, немощами, со своей слепотой духовной, иногда и по страсти действуешь, иногда по глупости, иногда по усталости. Сестрам бывает со мной нелегко. И мне с ними – тоже.

В монастырях ведь так все духовно устроено, что люди в них постоянно находятся в трудной, может быть, даже экстремальной духовной ситуации. Спрятаться невозможно. И это самое ценное: ты видишь себя подлинную. Понимаешь свои недостатки. Видишь, как тебе трудно дается самое простое – перетерпеть, промолчать, улыбнуться. Вся ценность моего послушания здесь именно в этом, потому что я ярко начинаю видеть, что во мне кипит. А с другой стороны, когда начинаешь понимать, как трудно исправлять свои недостатки, становишься гораздо снисходительнее к недостаткам других…

Фрагменты

…Дождь в Иваново лил как из ведра. Вместе с монахиней Феофилой мы укрылись от него под крышей крыльца керамической мастерской. В ворота монастыря входит пожилой мужчина с палочкой и, прихрамывая, спешит на службу в «Красную церковь». «Надо же, ливень какой! Ну, это надолго – вон как тучи небо заволокли», – с тоской ноем мы. Монахиня Феофила подставляет ладонь под косые струи дождя, улыбается каким-то своим мыслям и говорит: «Зато иконописцам цветник поливать сегодня не нужно». А нам-то и в голову не пришло, что монахиням Рахили и Христине – одной заботой меньше…

…На Преображенском подворье матушка Михаила, которая стеснялась фотографироваться и все норовила рассказать не о себе, а о саде, которым занимается, постоянно одаривала то яблоками, то миской земляники. Попытки же вернуть ей миску заканчивались тем, что мы уходили с той же тарелкой, полной, к примеру, душистой малины.

…Из коровника, где хозяйничают монахиня Надежда и инокиня Ирина (они – мать и дочь, в ивановском монастыре это вообще не редкость. – Прим. авт.), нас не выпустили без банки парного молока.

…Внучка матушки Ефросинии, 10-летняя Настя, забравшись на колокольню, лихо звонит в колокола, демонстрируя по нашей просьбе свое умение. К Преображенской церкви спешат насельницы, удивляясь: и почему так рано звонят к службе? Мы бросаемся извиняться и объясняться. В ответ – улыбки, ни одна из них не отругала нас.

…Помогая матушке Анастасии на огороде, мы вовсе не ждали, что перед отъездом она вручит нам банку с малосольными огурчиками. «Собирали? Собирали. Вот и попробуете», – сказала она в ответ на наши возражения…

Первые шаги

…Когда в разговорах с монахинями мы говорили «уходят в монастырь», они нас терпеливо поправляли: «в монастырь не уходят, а приходят». Когда мы расспрашивали о том, как они чувствуют себя за стенами монастыря, в обычной жизни, многие из них честно отвечали: не слишком уютно. Они нередко сталкиваются с неоднозначной реакцией окружающих, которая чаще всего их не слишком радует.

С каждым днем нашего общения в монастыре становился все очевиднее простой факт: те, кто живут в монастыре, и те, кто живут в миру, несмотря на всю свою схожесть, все-таки существуют на разных волнах. Увы, сравнение не в нашу пользу. Ну, хотя бы потому, что монашествующие гораздо более искренни, совестливы, ненавязчивы, отзывчивы и, признавая свою неправоту, всегда готовы просить прощение. Во всех этих отношениях большинству из нас до них слишком далеко.

Конечно, не стоит идеализировать ситуацию. В любом монастыре наверняка хватает проблем и спорных вопросов. Так же, впрочем, как хватает их в церкви в целом. И сегодня число тех, кто критикует монашество – со знанием дела или вовсе без оного, – явно перевешивает число тех, кто его защищает. Можно долго рассуждать на эту тему, приводя доводы за и против, только это ничего не добавит ко всему уже сказанному в словесных баталиях по этому вопросу. Утешает только одно: интерес к делам монашеским и накал страстей в спорах о них свидетельствует о том, что всем нам подобные вопросы небезразличны.

Но стоит ли забывать главное? Наши российские монастыри – только в начале пути, они только возрождаются после долгих лет запретов и забвения, пытаясь восстановить те традиции, которые были практически полностью утрачены в России в ХХ веке.

Рассвет над Свято-Введенским монастырем в Иваново / Фото: АЛЕКСАНДР БУРЫЙ

"Русский мир.ру", №9, 2011 г.
http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/magazines/archive/2011/09/article0019.html