Треть века спустя

Переводчик Виктор Прокофьев 10 лет проработал в советском МИДе. Он переводил встречи руководства СССР с Бушем-старшим, Биллом Клинтоном и Джо Байденом — ныне Сонный Джо был тогда вовсе не сонным сенатором и членом комиссии по иностранным делам.

— Сколько лет вам было в 1988 году, когда была сделана фотография, где изображены вы, Джо Байден и Андрей Громыко?
— Мне было 33 года. Это была середина моей МИДовской карьеры — там я работал с 1984 по 1994 год. И все это время работал с главами государств и правительств: Горбачевым, Ельциным, Черномырдиным, Шеварднадзе, Назарбаевым, Рейганом, Клинтоном, Бушем-старшим, Тэтчер, Мейджором, Миттераном, Радживом Ганди, Ли Куан Ю.
— Что за встреча была у Байдена и Громыко?
— Байден тогда был председателем сенатского комитета по международным делам. Он прилетел в СССР на встречу с Андреем Громыко, который был председателем Президиума Верховного Совета СССР и незадолго до этого ушел с поста министра иностранных дел, где проработал больше 40 лет.
Верховный Совет тогда занимался ратификацией договора по РСМД, и Байден прилетел на переговоры с человеком, руководившим процессом ратификации советско-американского договора. Байден представлял Америку и сенат США, а Громыко — фактически как глава государства — был тем, кто решал вопросы ратификации в СССР.
— Вы переводили обоих?
— В то время американская сторона обычно приводила своего переводчика. Не знаю, по какой причине, но на ту встречу представители США приехали без него. В Госдепартаменте США есть практика использования либо своих штатных переводчиков, либо внешних подрядчиков — людей, которые не являются сотрудниками Госдепартамента, но их привлекают на временной основе. В России сейчас, насколько я знаю, такой практики нет — с главами государств работают только штатные сотрудники МИДа.
На той встрече второго переводчика не было, и я сидел и переводил все, что говорил Андрей Андреевич Громыко, на английский, а все, что говорил Байден, переводил с английского на русский.
— Какое впечатление произвел Байден?
— Скажу с позиции переводчика и лингвиста: у Байдена приятная манера говорить, хорошая подача, нетруден в переводе. Для себя я отметил, что он пришел на переговоры с сыном — это было очень необычно для тех лет и для той среды.
— А Громыко?
— Он неплохо говорил по-английски, был строгим критиком и всегда внимательно слушал перевод. Он вообще довольно часто выражал недовольство и поправлял переводчиков — у него была такая особенность. На меня его гнев никогда не выливался, все было спокойно. Возможно, он помнил меня по временам, когда он был министром иностранных дел, а я его переводил. Поэтому и реагировал снисходительно.
— В 1988 году, наверное, никто не воспринимал Байдена как будущего президента. А как вы относились к главам государств? Вы ведь работали на встречах с Бушем-старшим, Клинтоном, Ельциным.
— Переводчик, когда работает с объектом перевода, концентрируется прежде всего на тексте. Поэтому для переводчика эти люди прежде всего источник слов. Только в какую-то последнюю очередь, когда стресс после работы прошел, ты начинаешь думать, какой это человек, какие вещи он говорил.
— Переводчик может сделать такие ошибки, что начнется война?
— Теоретически это возможно, но на практике я такого не припомню. Ухудшение отношений между людьми — если переводчик что-то не так перевел. Даже неудачная интонация, жестикуляция — они на разных языках разные. Разговорные выражения, которые зачастую трудны в переводе. Нужно быть осторожным, чтобы не ухудшить «химию отношений» между людьми, не вызвать недоразумение или недопонимание.
— К каждой встрече в МИДе вы как-то готовились?
— Непременно готовился, всякий раз, когда приезжал иностранный деятель. В случае с Байденом ходил в территориальный отдел МИДа — Отдел США и Канады — читал речовки, подготовительные материалы, разговаривал с коллегами. Они меня готовили и объясняли, о чем может идти речь.
Когда [на встрече Байдена и Громыко] речь шла о ратификации договора по РСМД, трудностей у меня не возникало, поскольку я работал в Женеве на этих же переговорах и хорошо знал тему, включая все сугубо технические вопросы. Но к любому переводу надо готовиться неизбежно.
— Когда вы работали в МИДе, у вас был договор о конфиденциальности?
— С государством договор не заключается, есть подписка о неразглашении. В МИДе я ее давал. И это одна из причин, по которым я даже сейчас, спустя 40 лет, не могу обсуждать те темы, которые затрагивались в ходе переговоров. Можно будет обсуждать, только если нынешний МИД и администрация президента дадут переводчику разрешение. А так я до гробовой доски не буду об этом говорить. И все переводчики МИДа действуют так же.

Борис Ельцин, Виктор Прокофьев и министр торговли США Рональд Браун (справа налево). 1994 год
Александр Сенцов / ТАСС
— Кто из политиков, с которыми вы работали, запомнился больше всего?
— Исключительно интересно было в начале 90-х годов работать с российским премьером Виктором Степановичем Черномырдиным, с которым у нас даже, наверное, отчасти и личные отношения выстроились. Он не возражал, чтобы я был рядом, когда он встречался с иностранными коллегами. Мы много путешествовали по миру, я сопровождал его во многих официальных поездках.
— Какими гранями запомнилась работа с Черномырдиным?
— Переводить его было одно удовольствие. Черномырдин многим в России запомнился совершенно замечательными разговорными оборотами. Когда ему было нужно, он мог нечто этакое заковыристое выбросить. Все помнят эти замечательные выражения: «Никогда такого не было, и вот опять» или «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Кстати, вторая фраза приписывается ему по недоразумению. На самом деле это было старое выражение, существовавшее в русском языке задолго до него. Но он ввел его в языковый оборот, а так как он часто высказывался публично, люди это запомнили. Тем более он делал это молодцевато, с оттяжечкой.
Но я помню, что этой своей способностью Виктор Степанович очень разумно пользовался. Когда он вел переговоры при встречах с Клинтоном, с вице-президентом США Гором и другими, он никогда не позволял себе «выбрасывать коленца». Очень четко дозировал, что говорил. Я помню его как отличного оратора на встречах с президентами, коллегами-министрами, банкирами, бизнесменами — с кем только не приходилось переводить его встречи.
— А Ельцин?
— У Ельцина припоминается особая «химия отношений» с Клинтоном. Известен ролик, который обошел весь мир. Когда они встречались с Клинтоном, вышли к журналистам и Ельцин начал шутливо выговаривать американской прессе. Тогда мой коллега, известный американский переводчик Питер Афанасенко, отлично перевел его слова, и в ролике видно, как Клинтон начал безудержно смеяться, у него начали течь из глаз слезы, он начал стучать рукой по спине Бориса Николаевича, чуть ли не пританцовывая от радости. Дело в том, что тот выложил американским журналистам все, что у него накопилось. Клинтон же себе такого позволить не мог. И у них была эта неповторимая симпатия.
— Если говорить не про самих людей, которых вы переводили, а про встречи — какая из них стала исторической, хотя вы, может быть, этого тогда и не понимали?
— До сих пор помню, как я переводил Горбачеву и Рейгану на встрече в Женеве в 1985 году. Это была самая первая встреча людей, один из которых — а именно Рейган — незадолго до этого [в 1983-м] говорил, что СССР — это империя зла.
И когда они сели разговаривать друг с другом в Женеве в 1985 году, была произнесена историческая фраза о том, что в ядерной войне не может быть победителей и она никогда не должна вестись. Это был конец холодной войны, я присутствовал при нем. Это было начало движения американо-советских отношений в направлении хоть какого-то сближения.
До сих пор помню даже тот анекдот, который Рейган рассказал за ужином Михаилу Сергеевичу. Он сейчас воспринимается как часть русского фольклора, но когда Рейган рассказывал его в 1985 году, в СССР он известен еще не был. Не исключено, что я привез его [анекдот] в Москву, начал рассказывать своим приятелям в МИДе. По прошествии 35 лет многие специалисты по анекдотам стали воспринимать его как русский.
Между Рейганом и Горбачевым зашла речь об ответственности за те решения, которые принимают страны; о том, что президенты должны уметь предвидеть события и ощущать признаки наступления новой эпохи. Они говорили, что надо положить конец холодной войне и начать строить нормальные отношения между колоссальными ядерными державами, а в идеале со всеми остальными тоже. И что люди со стратегическим видением — это люди, которые подчас интуитивно ощущают признаки перемен задолго до того, как они наступят. Они предвосхищают эти события и принимают меры, чтобы избежать кризисов и улучшить ситуацию. И Рейган решил за ужином рассказать Михаилу Сергеевичу анекдот на эту тему.
У Рональда Рейгана начальником аппарата сотрудников Белого дома был человек по имени Дональд Риган. Он готовил важнейшие политические мероприятия для президента, но среди прочего его сотрудники также собирали и анекдоты, которые Рейган рассказывал потом по мере необходимости.
Анекдот следующий: на юге Америки прошли проливные дожди, началось наводнение, человек залезает на крышу дома, стоит и молится. Плывет лодка и ему говорят оттуда:
— Залезай, через полчаса ты утонешь.
— Нет, я верующий, всегда уповал и верю, что Бог спасет.
Через 20 минут — вода по грудь, проплывает вторая лодка, ему кричат залезать скорее.
— Нет, я верующий, стою, молюсь, не волнуйтесь, все будет нормально.
Через восемь минут пролетает вертолет, бросает подъемный фал и ему оттуда кричат, чтобы тот залезал, а то осталось жить полторы минуты, вода уже у подбородка.
— Нет, я верующий, молюсь, Бог меня спасет.
Через полторы минуты человек тонет и на небесах возносит молитву: «Господи, как же так! Я всю жизнь верил в Тебя, молился, старался не грешить, ходил в храм, надеялся, что ты меня спасешь. А ты меня покинул, подвел». И в этот момент громовым голосом ему с неба отвечают: «Я же послал тебе две лодки и вертолет!!»
Рейган рассказал это Горбачеву и добавил: «Мы должны ощущать сигналы, которые другие люди не могли бы ощутить».
— С юридическими переводами не так памятно выходит?
— Нет, почему же. Например, когда я работал на судебном процессе Абрамовича — Березовского, меня не оставляло ощущение причастности к судьбе развития бизнеса — в частности, российского. Я переводил процесс, на котором цена вопроса составляла не только 5,5 миллиарда долларов — это были те требования, которые Березовский предъявил Абрамовичу. Там речь шла о подноготной, об изнанке бизнеса 1990-х годов. Давали показания интереснейшие люди — помимо Абрамовича, который говорил на русском, и самого Березовского, который неделю давал показания на английском языке, к сожалению.
— Почему, к сожалению?
— Борис Абрамович, видимо, считал, что знал английский, но его знания оставляли желать лучшего. Когда человек не знает иностранный язык как свой родной, всегда лучше прибегать к услугам переводчика. Переводчик знает огромное количество лингвистических тонкостей, особенностей языка. Он знает, как сформулировать, чтобы не попасть впросак и самому себе не навредить. Если человек плохо говорит на иностранном языке, он часто попадает впросак. Мы вынуждены были переводить английский Березовского на русский язык для Романа Аркадьевича. Думаю, то, что он говорил по-английски, внесло некоторый вклад в его поражение в этом процессе.
— С людьми, которых вы переводите, вы становитесь друзьями?
— Я стараюсь не устанавливать глубинные отношения с «переводимыми лицами», это мешает работе. Ведь на переводчика тогда переходят какие-то их черты, и это мешает объективному переводу.
— После встреч «переводимые лица» спрашивают ваше мнение?
— Если я перевожу президенту страны, то чаще всего он не будет меня спрашивать, что я думаю о ходе его переговоров. Но история перевода такие случаи знает. Например, мой коллега и друг, замечательный переводчик Павел Палажченко, высокий профессионал, многолетний переводчик Горбачева. Он пишет в своих воспоминаниях, что один раз Шеварднадзе после особо серьезной и напряженной встречи спросил Пашу в машине, что он думает о реакции противной стороны. Но это довольно редкая ситуация на высоком политическом уровне. А на уровне юридического перевода это случается сплошь и рядом — если переводчику доверяют.
Или есть известная старая история Хрущева с кузькиной матерью, когда американские переводчики потом месяцами пытались понять, кто такая «мама некоего Кузьмы». Уверен, что переводчика трясли и долго спрашивали, что Хрущев под этим имел в виду.
https://meduza.io/feature/2020/11/11/videli-foto-vstrechi-dzho-baydena-s-sovetskim-rukovodstvom
|
</> |