тот, который не стрелял

Что, кроме истерик русской либеральной интеллигенции, с пеной у рта требовавших раздавить гадину - называя гадиной простой народ, который выступил против Ельцина в 1993-м году, тогда нашлось 3 (три) человека, которые в те же самые дни сохранили порядочность. Парадокс в том, что это были прямые враги моего любимого СССР, диссиденты, у которых не было решительно никаких причин любить тех, кто в те кровавые дни был под красными и далеко не красными знаменами.
Кстати, я до сих благодарен Виталию Товиечу Третьякову, это письмо опубликовавшему в "Независимой".
«Под сень надежную закона…»
На днях мы, давние оппоненты, чтобы не сказать проще — многолетние враги, сели за один стол. Сели не потому, что по-христиански простили друг другу, а потому, что в жизни каждого человека есть ценности, которые ему дороже самого себя, своих бессонных ночей, смертельных обид и отчаяний. Ценности эти — Родина и Свобода. Сегодня они в опасности.
Инициатор и посредник этой встречи водил сияющим глазом и приговаривал: «Вот так бы Руцкому с Ельциным», а на столе лежала газета «Сегодня», где в редакционной врезке к статье «Буду резать, буду бить» (какие светлые, однако, перспективы…) было написано: «Городу требуется не трубка мира, а ЧК». А через несколько абзацев: «Какие еще нужны доказательства? К чему, пардон, эти формальности буржуазного судопроизводства? ЧП чтит дух, а не букву закона». Газета была не красная, не коричневая, не «День» или «Пульс Тушина», а самая что ни на есть прогрессивная, либеральная и демократическая. Несколькими днями раньше 42 известных литератора в «Известиях» заявили: «Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу». Среди литераторов не было ни Проханова, ни Проскурина. К жестким мерам призвали самые достойные люди — сплошь демократы и гуманисты, духовные наследники великого поэта, который любезен нам помимо всего прочего тем, что «милость к падшим призывал». Обратите внимание — «к падшим», то есть к тупым негодяям и нераскаянным грешникам тоже.
Это нагнетание жестокости живо напомнило нам рецепт по благоустройству родины одного старого эмигрантского писателя.
— Я знаю, — сказал он, — что надо сделать, чтобы в России все стало хорошо: надо повесить всех коммунистов.
— Вас не смущает, что их 16 миллионов? — спросил тогда диссидент и правозащитник Борис Шрагин.
Но писателя это не смутило. И, разумеется, о том, какая часть нации опять уйдет в палачи и вертухаи, чтобы перевешать эти миллионы, он тоже не задумывался. Тем более что и разговор был лирический, теоретический и неформальный.
Что вам дороже: человеческие жизни или коммунистические принципы? Ибо патологическая боязнь неугодного слова — это и есть сталинизм.
Сегодня в стране случилось страшное: танки, пушки, стрельба, жертвы, победители и побежденные. Газеты полны благородной ярости. Фашизм не пройдет! Фашисты — это, естественно, побежденные. А победитель — наш любимый вождь и президент. Ура. Почти единодушно российская интеллектуальная элита поддержала Ельцина, и никто не сказал: «Господин президент! Почему Вы стреляли в свой народ? Верховный совет плохой? Так это Ваш Верховный Совет, это парламент Вашего народа, и другого народа у Вас не будет. Потому что Вас выбрали президентом всея Руси, а не только своей команды. Господин президент! В Вашем конфликте с Верховным советом виноваты как минимум обе стороны, и, может быть, больше виноват тот, у кого больше власти». Предвидим возражение. А «Останкино»? Штурм? Кровь?
В ответ мы спросим вас, братья по разуму: что бы случилось, если бы вышел Верховный совет в эфир со своим дурацким парламентским часом и кто-нибудь прокричал с экрана что-нибудь непотребно-призывное? Сколько жизней было бы спасено. Что вам дороже: человеческие жизни или коммунистические принципы? Ибо патологическая боязнь неугодного слова — это и есть сталинизм. Неужели вы все — коммунисты, ибо кто, кроме них, готов был заткнуть рот оппоненту любой целой: умрем, но не уступим, а заодно еще не одну сотню народу положим…
И наконец, не забудем, что трагедия началась с президентского указа, и спросим хотя бы себя: неужели глава государства настолько близорук, что не мог рассчитать последствий, когда нарушал закон, по которому стал президентом? И каков в этих событиях процент президентской близорукости, а каков — расчета? Но не называется ли такой расчет провокацией?
И еще: откуда появилось это странное убеждение, что демократия — это Ельцин и ничего, кроме Ельцина? Живут себе народы разных стран, Франция, скажем, или Германия, без всякого Ельцина, но вполне при демократии… И опять же: без президентов демократии бывают, а вот без парламента, без независимого суда, без свободы печати и неприкосновенности личности — нет.
Мы не защищаем Верховный совет. Иногда он бывал ужасен. Но это был пока что первый, понимаете, первый парламент России, избранный на альтернативной основе. Хорошо англичанам: у них этой, как говорил тов. Ленин, «говорильне» уже почти 800 лет. Было время подучиться. А нам, что делать нам, если плохо умеем? Отказаться от этой идеи? Прикрыть по указу? Отключить свет и канализацию? Но даже Хасбулатов имеет право есть, пить и спускать за собой воду.
Во всем цивилизованном мире отношения президента и парламента регламентируются не личными симпатиями, а только законом. Вот французский президент может распустить Национальную ассамблею, а американскому конституция такого права не дает, и если Клинтон завтра замахнется на конгресс — мы не завидуем Клинтону. Свое «Лефортово» ему обеспечено. Ибо, как сказал поэт, обращаясь к владыкам:
Склонитесь первые главой
Под сень надежную закона…
Надеемся, все знают, чей стих? А ведь мальчишка был, сопляк 18-летний, но как четко, как чеканно сформулировал, что надо России…
Поэтому не перевыборы.
Только отставка.
Монастырь.
Грехи замаливать.
Андрей Синявский, Владимир Максимов, Петр Егидес
|
</> |