Толкование на Книгу Иова свт. Григория Двоеслова - Книга VIII, ч.5.

farisaios — 30.09.2016
История Иова. Библия королевы Христины. Первая половина X в.

Оглавление.
О том, что это за перевод здесь.

(Продолжение. Начало: 1, 2, 3, 4)

35. Этим «местом» человека, не ограниченным местом, есть Сам Творец, Который создал его, чтобы он имел свое бытие в Нем, это же самое место человек сам оставил, когда, услышав слова обманщика, он пренебрег любовью Творца. Но когда Всемогущий Бог в деле искупления явился, даже появляясь телесно, то он сам, так сказать, следуя по стопам Его пути, приходит к месту, которое может сохранить человек, который ранее Его потерял. Ибо, если бы Творец не мог ни в каком смысле быть назван «место», псалмопевец, восхваляя Бога, никогда бы не сказал: дети рабов Твоих будут жить там [Пс. 101:29][1]. Ибо мы никогда не говорим «там», за исключением того, когда мы выделяем место в той или иной форме. Но есть очень многие, которые даже после того, как они получили помощь Искупителя, осаждаются в темноту отчаяния, и они погибают более отчаянно, в той мере, в какой они презирают сами предлагаемые средства милосердия. И так справедливо говорится о том, кто проклят: и место его не будет уже знать его. Потому что его не знает Творец в Своем сочувствии при тяжести Суда, в той же мере, в какой он не вспоминал Его, даже получая дары благодати восстановления. И, следовательно, отдельно нужно заметить, что он не говорит: «он не будет уже знать свое место», но говорит именно: место его не будет уже знать его. Ибо, раз «знания» приписывается не человеку, но его месту, Сам Творец явно указан под названием «место», Кто, когда придет в строгости последнего Суда, должен сказать всем, кто пребывает в беззаконии: я не знаю вас, откуда вы [Лк. 13:25][2]. Но избранные, в той мере, в какой они осознают, что потерянные грешники будут отрезаны от милосердия, изо дня в день очищают себя с большим усердием от пятен беззакония, что они сделали; и когда они видят, что другие на грани руин остыли в любви к жизни, они искренне воспламеняют себя слезами раскаяния. Следовательно, хорошо добавляется:
Стих 11. Поэтому и я не буду удерживать уст моих [Иов. 7:11][3].
36. Ибо тот человек «воздерживает уста», которому стыдно признать зло, что он сделал. Ибо заставить уста трудиться,- значит использовать их в исповедании совершенного греха. И праведник «не удерживает уст своих», потому что, опережая гнев Судьи, он падает ниц, ругая себя в словах само-исповеди. Поэтому псалмопевец говорит: предстанем пред лице Его с исповеданием [Пс. 94:2][4]. Следовательно, доносится Соломоном: Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован. [Притч. 28:13][5]. Поэтому написано снова: праведник сначала обвиняет себя [Притч. 18:18][6]. Но уста никогда не будут открыты в исповеди, если при мысли о зорком Судье, дух не находится в проливах страха; и, следовательно, он справедливо сказал после этого:
Я буду говорить в стеснении духа моего [Иов. 7:11][7].
37. «Стесненный дух» устанавливает язык в движении, так что голос исповеди выравнивается против вины злых дел. К тому же, следует иметь в виду, что часто даже отверженные исповедают грехи, но слишком горды, чтобы оплакать их. Но избранные судят со слезами тяжелого самоосуждения те грехи, которые они раскрывают в словах исповеди. Следовательно, это хорошо, что после того, как блаженный Иов обязался не щадить его уста, он добавил, непосредственно, и «стесненный дух». Как будто он сделал ясно общеизвестным следующее, говоря: «язык так рассказывает вину, что дух никогда не останется среди других вещей, свободным от жала печали; но, рассказывая мои грехи, я раскрываю мою рану, и обдумывал свои грехи, чтобы их исправить, я ищу лекарство от раны в медицине печали». Ибо тот, кто говорит на самом деле о злых делах, что он сделал, но удерживается от оплакивания того, о чем он сказал, как бы снимая покрытие, обнаруживает рану, но в мертвости ума он не применяет никакого лекарства для раны. Поэтому необходимо, чтобы печаль нажимала на голос исповеди, чтобы раны, открываясь, не были оставлены в пренебрежении, в той мере, как он отныне более свободно прикоснулся через знания к тому, что, чем тверже он, тем хуже. Напротив, псалмопевец не только раскрыл язву своего сердца, но, кроме того, применил к оголенному месту лекарство плача, когда он сказал: я признаю свой грех к Тебе, и мое беззаконие, и Я думаю, что дальше [Пс. 31:5][8]. Ибо, «признавая» он обнаружил скрытую рану, и, таким образом, «думая», что еще он делает, если не применяет лекарство на рану? Но из-за сокрушения и тревожных дум о своих собственных недугах, возникает борьба себя против себя же самого. Ибо, когда он призывает себя к скорбям раскаяния, он раздирает себя тайной бранью. И, следовательно, справедливо добавляется следующее:
Я буду разговаривать с горечью моего духа [Иов. 7:11][9].
38. Ибо, когда мы в горе от страха Божьего Суда, в то время как мы сетуем о некоторых вещах, что мы сделали неправильно, мы самой только силой нашей горечи встряхиваем себя, чтобы взглянуть более глубоко в себя, и мы находим в себе другие вещи, которые заслуживают слез даже в большей мере. Ибо часто случается, что неизвестное для нас в бесчувственности, становится известным нам более точно в слезах. И беспокойный ум находит конечно же, больше ран, что он сделал, и о которых не знал, и его внутренняя брань обнаруживает для него истинную точку зрения, насколько далеко он отклонился от мира, который истинный; и в чем его вина он обнаруживает в себе, когда потревожен, в то время как в безопасности он не думал об этом. Ибо горечь покаяния, увеличиваясь, мгновенно приносит домой в сердце знание о незаконных вещах, что оно совершило, являет преступления, выстроившиеся напротив него по степени тяжести, поражает глубокими угрозами наказания, сокрушает душу испугом, переполняет сердце стыдом, упрекает незаконные движения сердца и нарушает покой ложной собственной безопасности; и все хорошие подарки, что Создатель сподобил даровать ему, все зло, что он сам сделал в обмен на эти хорошие вещи, полученные из Его руки, сосчитываются; как он был создан Им удивительным образом, что он был поддержан свободой и даром, что он был наделен веществом разума при его создании, что он был назван по милости своего Творца, что он сам даже, будучи призван, отказался следовать Ему, что милость Призывающего не игнорировала его, даже когда он был глухим и сопротивлялся, что он был просвещен дарами, которые по своей собственной воле, даже после того, как эти дары были получены, он ослепил сам злыми делами, что он был очищен от неправильных поступков своего состояния слепоты ударами отеческой заботливости, что с помощью боли этих ударов он был восстановлен в радости спасения здоровья, с помощью средств правой защиты, что несмотря на милость дарованную, все еще подвергаясь некоторым плохим практикам, хотя и не худшего сорта, он не перестает грешить даже в разгар этих ударов; что благодать Божия, даже когда притесняется им самим, не отказывается от грешника. И таким образом, в то время как он корит себя с таким большим количеством вещей во взволнованном уме, в одно время по виденью даров Божьих, в другое время по упрекам своего собственного поведения, горечь духа толкает свой собственный язык в самом сердце праведника, который говорит тем более испытующе, чем более он слышит внутри. И, следовательно, он не сказал: «Я буду говорить в горести моего духа», но Я буду разговаривать с горечью моего духа; потому что сила горя, которое принимает каждый грех отдельно, стимулирует притупленный ум к плачу, оформляет слова в беседе, в котором он, будучи поруган внешне, может оказаться в дальнейшем поднявшимся, и с большим вниманием безопасно хранить себя внутри. Итак, пусть праведник скажет и своим собственным голосом, и от имени Святой Церкви, и пусть скажет от нашего имени тоже: Я буду разговаривать с горечью моего духа. Как будто он говорит это простыми словами, произнося: «Внутри я держу противоречие с мукой моего сердца против самого себя, и этим я укроюсь от плети Судьи». Теперь ум, что подвержен труду самих мук раскаяния, собирается в себе, и оторванный сильной решительностью от всех удовольствий плоти, он стремится, чтобы перейти к вещам выше, но он по-прежнему чувствует противодействие со стороны тленной плоти. И, следовательно, справедливо приобщается сразу:
Стих 12. Разве я море или кит, что Ты окружил меня тюрьмой? [Иов. 7:12][10].
39. Человек «окружен тюрьмой», потому что он очень часто стремится установить себя на высоту добродетельных достижений, и, в то же время, в этом ему препятствует тленность его плотской части. Потому и псалмопевец молится, чтобы он был освобожден от этого,  говоря: забери мою душу из тюрьмы, чтобы я славил имя Твое [Пс. 141:7][11]. Но что мы понимаем под названием «море», если не сердца плотских людей, избитых отеками мысли? и что под названием «кит», если не нашего старого врага? который, когда он завладевает сердцами детей этого мира, прокладывает свой путь в них и делает так, что они, в определенном роде, плавают в своих скользких мыслях. Но и кит скован в тюрьме, потому что злой дух, после низвержения ниже, находится под тяжестью своего собственного наказания, и он не имеет никакой силы, чтобы взлететь до небесных сфер, и ап. Петр свидетельствует об этом, который говорит: Бог  ангелов согрешивших не пощадил, но, связав узами адского мрака, предал блюсти на суд для наказания [2 Петр. 2:4][12]. «Кит» тоже скован в тюрьме, потому что он не может заманить столько добрых, столько он пожелает. Море тоже «окружено тюрьмой» потому, что, даже набухая неистовыми желаниями, плотские умы в делании зла, что они жаждут, ограничены и стеснены своей неспособностью. Потому они, например, часто желают иметь власть над своими братьями, но Божественным упорядочением, которое регулирует все вещи, на удивление, они сами оказываются под ними. Они желают, будучи вознесены высоко, навредить хорошим, но сами попадают под их власть, и ищут утешения у них. Ради угождения желаниям плоти, они хотят долгих лет теперешней жизни, но они забираются из нее с поспешностью. По поводу таких хорошо сказал псалмопевец: И Он поставил воды, оградив их кожей [Пс. 77:13][13]. Ибо «воды, огражденные кожей» - это их свободные желания, что держатся внизу плотского сердца, когда они не находят исполнения на деле. Поэтому кит и море окружены тщательным давлением тюрьмы, ибо в том, что касается злого духа или его последователей, в чьих умах он собирает себя и возбуждает волны бурных мыслей, по строгости Самых Высоких границ, они не имеют никакой силы, чтобы совершить зло, на которое они нацелены в желании.
40. Но, святые люди, в той мере, в какой они рассматривают Тайны небесных истин с более совершенной чистотой сердца, с ежедневным увеличением пыла любви, все тяжелее дышат. Они желают отныне быть заполненными в полной мере из того источника, от которого они вкусили лишь каплю через устье созерцания. Они желают полностью подчинить побуждения плоти, больше не подвергаться любой незаконной вещи даже в воображении сердца, что проистекает от тления. Но так как написано: ибо тленное тело тянет вниз душу, а земная скиния тянет вниз ум, что занят многими вещами [Прем. 9:15][14], поэтому они поднялись над собой в целях ума, но, будучи по-прежнему подвержены изменчивым движениям их несовершенной природы, они жалуются, что они заключены в тюрьму тления. Разве я море или кит, что Ты окружил меня тюрьмой? Как будто бы простыми словами было сказано: «Море или кит, т.е. нечестивые и их основная движущая сила - злой дух, из-за того, что они хотят иметь свободу только для совершения беззакония, справедливо связаны в тюрьме наказанием, возложенным на них. Но я, что уже долгое время жажду свободы Твоего вечного состояния, почему я до сих пор заключен в тюрьме моего собственного тления?». Это не значит, что в гордости праведники требуют что-то, но, будучи воспалены любовью Истины, они желают, чтобы полностью преодолеть узкий путь своего несовершенного состояния; и это вовсе не несправедливо, что по справедливому упорядочению Творца, откладывается исполнение желания Его избранных, ибо Он добавляет им боль, но в боли и очищает, чтобы они получили больше именно из-за этой задержки в получении того, что они желают. Но избранные, до тех пор, пока они находятся вдали от внутреннего покоя, возвращаются назад в свои сердца, и хоронят себя там от плоти, стремясь к бесконечной радости. Но и находясь там, они часто чувствуют на себе укусы искушений, и подчиняются движениям плоти, и получается, что даже там они встречаются с тяжелейшими испытаниями, где они рассчитывали найти идеальный отдых от тяжелого труда. Поэтому святой человек после тюрьмы своего состояния тления, о котором он сказал, торопясь вернуться к спокойной области сердца, и видя, что он испытывает и внутри все тот же раздор, которого он пытался избежать вовне, добавляет сразу, говоря:
Стихи 13, 14. Когда я говорю, моя постель успокоит меня, я ослабеваю в разговоре с самим собой на ложе моем, Ты страшишь меня снами и пугаешь меня видениями [Иов. 7:13-14][15].
41. Ибо в Священном Писании слова «постель», «одр», или «ложе», обычно используется для тайной глубины сердца. Ибо, это же значит, когда, по подобию каждой отдельной души, Супруга, побуждаемая пронзительными стрелами святой любви, говорит в Песни Песней: Ночью на ложе моем я искала того, которого любит душа моя [Песн. 3:1][16]. Ибо «ночью ищет на ложе любимого», потому что появление невидимого Творца, в отличие от любых образов, появляющихся телесно, находится в камере сердца. И, следовательно, говорит Истина для тех, кто любит Его: Царство Божие внутри вас есть [Лк. 17:21][17]. И опять же: если я не пойду, Утешитель не придет [Ин. 16:7][18], как будто было сказано простыми словами: «Если я не заберу вас в Своем Теле от того, что вы видите вашими  привязанными к телу глазами, я не приведу через Утешителя, через Дух, к восприятию невидимого». Поэтому сказал псалмопевец о праведных: Да торжествуют святые во славе, да радуются на ложах своих [Пс. 149:5][19]; ибо, когда они бегут во внутрь от вещей внешних, не останавливаясь, они радуются в безопасности в тайниках своих сердец. Но радость сердца будет полной, только когда борьба плоти прекратится и внешне. Ибо пока плоть манит, содрогаются стены нашего дома, и само ложе, потому, содрогается тоже. И, следовательно, правильно сказал об этом псалмопевец: Ты сотворишь ложе его в болезни его [Пс. 40:4][20]. Ибо, когда соблазн плоти беспокоит нас, наша немощь дрожит, и даже тревожит ложе души. Но, что мы понимаем в этом месте под «снами» и «видениями», если не последний Суд? Ибо у нас уже есть некоторые незначительные проблески  знаний об этом через страх, но мы не видим это, как на самом деле. Таким образом, святые люди, как мы уже говорили, когда возвращаются к тайникам сердца, уходя от внешнего мира, они либо встречаются с успехами вне их желания, или с невзгодами за пределами их силы, и, утомленные мытарствами внешними, они ищут постель или ложе в местах отдыха сердца. Но, в то время как в некоторых картинах своего воображения они видят, как ищут суждения Бога, для них, как бы нарушается отдых, как видением сна. Ибо они видят, насколько строгий Судья грядет,  Кто с силой Бесконечного Величества осветит тайные уголки сердца и раскроет каждый грех перед нашими глазами. Они видят, какой это будет позор - быть посрамленными в глазах всего человечества, всех ангелов и архангелов. Они осознают, какая агония следует за этим, когда в одно и то же время чувство вины охотится на душу, что нетленно тлеет, и ад огня охотится на тело, что, не падая, падает вечно. Когда же ум потрясен столь ужасным видением, что еще это, если не страшный сон, приснившийся в постели? Поэтому пусть он скажет: Когда я говорю, моя постель  успокоит меня, я ослабеваю в разговоре с самим собой на ложе моем, Ты страшишь меня снами и пугаешь меня видениями. Как будто он признавался открыто, говоря: «Когда, убегая от внешних вещей, я поворачиваю обратно во внутреннее, мне очень хочется там отдохнуть на ложе моего сердца; но, в то время как Ты будишь меня и там для научения и созерцания тяжести Твоей, Ты заставляешь меня бояться ужасно одним видением того, что мое предвидение поднимает передо мной». Теперь хорошо сказано: я ослабеваю в разговоре с самим собой на ложе моем, потому что когда мы возвращаемся, утомленные, к тишине наших сердец, как когда мы ложимся опять в наши постели, мы обдумываем тайные слова мысли внутри себя. Но даже это наше возвращение само по себе превращается в страх, потому что, тем более пугают нас видения, чем ярче мы видим ужас Суда.

(Продолжение следует).

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив