Точка пересечения (продолжение)

jarus88 — 17.07.2022 А в ту пору, в советской стране, между тем, набирали обороты очень странные и необычные процессы. На занятиях по партийно-политической подготовке, не очень тщательно скрывающий своё фрикативное "г", замполит отдела Курченко, спрашивал странное: - "Что же хглавное на нынешнем этапе развития социалистического
общества в нашей стране, хга?"
И млел, как сытый столовский котяра, когда слышал чёткий и звонкий ответ бойца первого периода службы:
- Перестройка и ускорение, та-ащ капитан!
- Верно, рядовой, хгладко излахгаешь. А наша с вами - какова же основная задача, га?
- Всегда быть готовым выступить на защиту социалистического Отечества!
- Маладец баец! Сержант! Блахадарность в карточку бойцу - сехгодня же!
Я вернулся домой на том самом щите. Сбитый, подбитый и убитый морально, до самого кончика ярко начищенных дембельских форменных туфлей. Мать вздохнула с облегчением - "Ну и слава Богу, сынок, с этой армией, всё, что не делается - не делается к лучшему. У нас, вон, соседняя республика - начали бунтовать, русских вытеснять, оттуда все поубегали. Живи гражданской жизнью, как все".
Батя был ещё попроще - "На работу, давай, нехер дурью маяться."
В мае привезли в цинковом традиционном ящике Вовку Зверева, моего школьного дружка. Из какой-то никому неведомой и далёкой Эфиопии. Где он подорвался на мине, защищая какого-то негра по имени Менгисту Хайле Мариам от других, безымянных и, опять же, неизвестных никому, негров. Никто не смог объяснить его матери - для чего понадобились Вовке те негры и их разборки , да и не стал никто ничего объяснять - пятнистый предводитель десятимиллионной армии коммунистов, а по совместительству - руководитель великой Страны на такие мелочи не разменивался, а его подчинённые - тем более.
И я, тогда - каюсь - в порыве отчаяния и горя от своей несчастливой судьбинушки, даже позавидовал Вовке как-то, что он свой Путь прошёл и жизнь его теперь определена и понятна, хоть и, была, довольно, коротка.

Дембеля нашего города
Мне же предстояло вновь и вновь окунаться ежедневно в суровую и, достаточно, неприятную реальность набирающей обороты, новой эпохи, которая всё быстрее и быстрее выдавливала на обочину то самое социалистическое Отечество, к защите которого я так усиленно готовился совсем недавно.
Ребята, двадцатилетние ветераны, открыли в городе подростковый клуб, куда собрали всю окрестную шпану и пацанву, начав занимать её рукопашным боем, боксом, гонками на мотоциклах, походами в тайгу и другими пацанячье-военизированными делами, завоевав моментальную и бешеную популярность. Я пристроился туда, вначале - инструктором по самбо, найдя отдушину в натаскивании городских мальчишек и выплёскивании ими адреналина на борцовском ковре.
К делу подтянулся мой друган - Сашка, крепко и достойно оттоптавший положенные свои два года в Забайкалье, в десантно-штурмовой бригаде. С горя и зависти я предложил ему возродить при нынешней структуре, парашютные прыжки и восполнить нудящую и постоянную сердечную тоску по небу, заодно и довести до конца идею настоящего парашютного подразделения краевого аэроклуба.
Сашка согласился и с недюжинным упорством и настойчивостью пошёл на второй десантный круг-заход.
Мы отыскали в своих кадровых резервах-запасниках яркую и одиозную личность - Вовку Жвакина, уроженца Магаданской области и, по совместительству, снабженца-махинатора солидной и глобальной фирмы "Дальморепродукт", под которой тогда ходил весь Дальний Восток. Вовка быстро проникся идеей прыжков, десанта, клуба и вот этого вот, всего, и помог нам быстро и очень эффективно. Метнувшись к себе в магаданские сытые и богатые края, он привёз оттуда два здоровенных пластиковых импортных бочонка с красной икрой и десяток ящиков крабовых консервов, знаменитой "Чатки", пояснив, что это есть обменный фонд. После чего мы втроём совершили стремительный вояж в Москву, точнее - в подмосковное Манихино, где располагались в те времена хранилища ДОСААФовских запасов и сокровищ.
Там мы произведя небывалый фурор в полуголодном перестроечном краю, легко и непринуждённо, в полном соответствии с лозунгами момента, выменяли рыбьи и членистоногих, внутренности на солиднейшую добычу - парочку ДЕСЯТКОВ новеньких, только что, с завода, парашютов ПТЛ-72 и несколько, куда более, крутых "крыльев" - новейших по тем временам, планирующих оболочек ПО-16.
Вернувшись из далёких краёв по купечески, с триумфом, мы, под предводительством того же гения оргштатных мероприятий, периодически просыхающего Вована нанесли визит в ближайший Учебный авиацентр, где советский ДОСААФ машинально, по привычке, продолжал штамповать пилотов вертолетов, младших лейтенантов запаса, которые, в теории, могли бы помочь советским Вооружённым Силам в длительном конфликте с НАТОвскими агрессорами, если бы те хоть один разочек помечтали бы напасть на нашу перестраивающуюся Родину.
Вован договорился с эскадрильей о проведении прыжков нашей дворовой братии - пацанов клуба в обмен на не очень нужные нам, парашюты - "оболочки" и клуб, наконец-то, встал на крыло.

ДОСААФовские будни
Теперь это была уже, вполне себе, серьёзная организация которая решала многие городские вопросы и могла отчитаться в любой инстанции любого уровня, вплоть, до самых высоких.
В то время многое решалось и приобреталось походя, легко и непринуждённо, за копейки и гроши буквально, ибо, реальной цены никто не знал и по старой советской привычке считалось, что всего и везде много, что всё вокруг бесплатное и колхозное, а если чего и мало, то скоро подвезут ещё. А как иначе-то?
За каких-то пять тысяч советских социалистических рублей клуб приобрёл, аж, три автомобиля ГАЗ-66, простоявших на хранении в какой-то полувоенной конторе двадцать лет и имевших пробег по тысяче километров. Приобрели по случаю и такой же судьбы БРДМ-2, героически простоявший на жарком кабульском хранении и притащеный на разделку на областной танкоремонтный завод. Откуда-то, из неведомых и тайных технических миров возник "Трумэн" - добросовестный и безотказный ЗИЛ-157, как советская кувалда, с чистым, как первый снег, километражом на спидометре в виде цифры "100".
Пацаны были счастливы до небес - прыжки, каратэ, стрельба, вождение автомобилей - всё, о чём мечтали мятежные, активные пацанячьи души, сбывалось у них на глазах и делалось в их собственных руках.
Я тоже , как говаривали тогда, "подпрыгивал", осваивая разные типы парашютов, падая, приземляясь на точность, а иной раз и- просто, участвуя в различных воздушных кунштюках, которые любили устраивать креативнейшие и профессиональнейшие инструктора-парашютисты из авиацентра.

Тренировочный полёт
Об одном из них я хочу рассказать особо, ибо, он заслуживает того, куда как, более моей скромной персоны.
Он был инструктором, спортсменом, кандидатом в мастера спорта и готовился выполнить вскоре мастерский норматив. Звали его Николай. Невысокий, румянощёкий, с пшеничными, непослушными вихрами, с постоянной и белоснежнейшей улыбкой, более всего он напоминал Ивана-Царевича из русских сказок, по недоразумению одевшего
бело-голубой тельник и принявшегося вдруг, обучать бестолковую сибирскую пацанву секретам мастерства парашютных прыжков.
Здоровался Коля со всеми очень осторожно - придерживая свою кисть руки и вопрошающе заглядывая в лицо напротив - не сильно ли он жмёт протянутую руку? Первый раз на меня это произвело очень сильное впечатление, мне показалось, что я поздоровался со слесарными тисками - могучими, холодными, шершавыми и вежливыми до изумления.
Ежедневно Коля отдавал перекладине ровно четыре часа. Без выходных, праздников и каких-либо, причин для отказа. Коля крутил солнышко, делал замысловатые фигуры, выгибал и выжимал своё тело тренированного циркового атлета с радостной улыбкой на лице, ибо, перекладина была его жизнью. В самом прямом смысле этого слова. Будучи уже опытным спортсменом, как-то раз, на городских показательных выступлениях команды парашютистов, Коля, что называется, "пришёл" - у него на высоте двести метров сложился купол - крыло от не очень удачно выполненного манёвра и злодейского порыва ветра в упругую капроновую бочину. Запасной парашют по причине малой высоты , практически, не помог и очнулся Коля через неделю, в госпитале имени Бурденко с переломом позвоночника, полностью обездвиженный. Молоденькая медсестра заплакала, в ответ на Колин немой вопрос, а старый и мудрый доктор сказал, что всё будет хорошо и через пару лет Коля наверняка сможет сидеть. В советской инвалидной коляске, самой лучшей в мире, не имеющей, к тому же, никаких аналогов в мире. И добавил - если очень сильно повезёт.
Инвалид-колясочник в двадцать лет - от такой перспективы запил бы в чёрную любой, если бы он смог поднять руку со стаканом и поднести её ко рту.
Коля же, не мог и этого, травма была очень серьёзная. И когда он решил , что лучше всего будет закончить такое никчёмное существование на белом свете и не тянуть резину в долгий ящик. Для этого ему надо было научиться двигать рукой и постараться как можно быстрее, сесть на коляску, чтобы подъехать, наконец, к распахнутому окну, чтобы в последний раз взглянуть в голубое - голубое небо и совершить короткий последний полёт. Но тут к Николаю пришёл - не кто-нибудь, нет, к нему в палату прибыл сам Алексей Маресьев. Тот самый, Настоящий Человек, о котором мы все тогда, безусловно, знали, читали и слышали.
Нынешнее поколение не оценит, видимо, такого визита. Что ж, у них свои кумиры, но тогда это выглядело очень впечатляющ, как если бы к тебе в больничную палату вдруг, заглянул бы Юрий Гагарин.
О чём они беседовали - Коля сильно не распространялся, так, мол, пообщались, поговорили. Но что-то такое, стальное, Маресьев в Колину душу заронить-таки, сумел.
А вскоре в палату зашёл другой, не менее легендарный и удивительной судьбы, гость - цирковой атлет, доктор Валентин Дикуль. И сообщил Николаю, что лежать на кровати - не самая лучшая идея, а выскакивать в окно - никогда не поздно. Но, лучше это делать на своих ногах и стоя. После этого Николай стал работать. Пахать. Вкалывать. Не так, как мы все - с восьми до пяти, с перерывом на обед. Он стал пахать как кремлёвские часы. Круглосуточно. Ежедневно. Всегда. Непрерывно. Не останавливаясь и не прерываясь ни на секунду. Ведь, мышечный крепкий корсет - была его единственная возможность жить.
На то, чтобы встать с самого лучшего в мире инвалидного кресла, Коле понадобилось два года. Сколько литров пота и крови ему это стоило - я не могу ни знать, ни представить себе. Не хватает у меня столько фантазии. Но, в итоге, когда я встретил Николая в качестве обучающего инструктора - он уже имел за тысячу парашютных прыжков, уверенно выполнял гимнастический мастерский норматив на перекладине и был, всего лишь, на середине пути. Сейчас действует Коля там, где сходятся направления стрел очень многих легенд , рассказов и домыслов, он жив, здоров, и я до сих пор помню его заветное: - "Давай, работай, не опускай руки. Ты сможешь всё, главное - сильно захотеть".
Глядя на него, возразить что-либо, или привести какое оправдание в свою защиту, было невозможно. Пришлось поднимать заново опущенные, было, руки и работать дальше.
Я начал снова доставать позабытого было, Лёлика на предмет военной службы. Писал в воинские части, управления кадров военных округов в надежде попасть на сверхсрочную службу.
В конце концов, Волентир тоже не заканчивал военного училища, что не помешало ему, совершенно, покорить всю страну своей крутизной и харизмой. Мне писали в ответ, процесс шёл ни шатко ни валко. Из управления кадров Средне-азиатского военного округа, например, мне сообщили, что сверхсрочнослужащие нужны, исключительно, в качестве фельдшеров или музыкантов.
А между тем, жизнь вокруг менялась стремительно, перестраиваясь и ускоряясь, в полном соответствии с политикой издыхающего партийного монстра и цветистыми речами его пятноносящего предводителя.
Наш городок, в котором добрые, работящие и рукастые сибирские гномы возводили светлое промышленное будущее, почувствовал приближение того самого ветра перемен, который из весёлой детской песенки.
Начавшись лёгким майским тёплым и ласковым порывом, ветер перемен, постепенно, крепчал, превращаясь уже из летнего грозового шквала в октябрьский холодный тягун, от которого было совсем недалеко до январского ледяного хиуса, губителя всего живого.
Сначала гномам-работягам объяснили некие, вдруг, разом, расплодившиеся и поумневшие Лисы Алисы и Коты Базилио, простые непреложные истины, что, дескать, всё, что нажито и построено непосильным гномовым трудом, надо быстренько приватизировать, акционировать и обратить немедля, в частную собственность. Ну, соответственно, чтобы закопать свои ваучеры на том самом поле, на котором растут денежные деревья с "Волгами" вместо листьев.
Гномы, конечно же, купились на этот разводняк и у каждого работяги блимкнуло сладостным нежными звоном в ушах заветное слово "акционер-собственник". Глаза и мозги у добрых, но неграмотных гномов затуманились и пошли розовой поволокой, так как, разводители имели опыт в рассказах, большой и практический. Можно было бы, наконец, и начинать жить по новому, почивая на длинных, как сибирские дороги, дивидендах от настроенного гномами, технического счастья.
Благо, в магазинах появились, наконец-то, пресловутые сникерсы и баунти, без которых новая жизнь была бы, совершенно, немыслима.
Но тут пришла лягушка. Да, она самая, по прозвищу "Прожорливое брюшко". Она не стала заморачиваться с прелюдией и рассказами, а начала самую настоящую шоковую терапию, как и было заранее объявлено. И, сладко причмокнув, съела, наконец, того самого глупого и огуречикоподобного кузнеца. В промасленной спецовке и с гаечным ключом в руках.
Вместо сладкоголосых Алис и Базилио, к микрофону вышли пацаны в кожаных куртках и свободного кроя, штанах, и объявили о произошедшей смене власти.
При этом, ни почта, ни телеграф с телефоном им были, абсолютно, не нужны, в отличии от возводимых гномами, промышленных гигантов советской индустрии.
Спортсмены, жиганы, братва - каждая структура-категория торопилась застолбить участок на Клондайке, вдруг возникших, возможностей стать владельцами всего вокруг, доселе - ничьёго.
Сначала это были тайные разборки и тёрки между собой в дальних углах и тёмных местах, потом пацаны стесняться перестали, да и взятие власти подразумевало деятельность открытую, демонстративную и жестокую, чтобы гномы поскорее поняли, что шуток более не будет, а за базар надо отвечать.
Клуб наш пришёл в упадок, потому как, финансировался и стоял на балансе профсоюзного комитета градообразующего предприятия, флагмана, гиганта и всё такое, ныне, канувшее в Лету.
В начале того самого, приснопамятного рыночного и шокового девяносто второго года, когда пошёл уже капиталистический, полноценный кровавый отсчёт новейшей истории, меня вызвали в полированный коричневым, кабинет и сообщили, что теперь в стране наступил рынок и пора клубу зарабатывать деньги, а не маяться какой-то там, военно-патриотической работой.
Я не стал дискутировать с бывшим совсем недавно, коммунистом-профсоюзником, благо, что предложение о сотрудничестве и возможном заработке уже поступило.
Ко мне подъехали намедни вечером.
Я только отпустил из клуба очередную смену пацанов, которые самозабвенно и с упоением, в сотый раз укладывали парашют для завтрашних занятий, как напротив входа лихо тормознули два затонированных вполную, джипа "Чероки", чёрного мафиозного цвета. Оттуда вальяжно и неторопливо, вывалилась команда новоиспечённых хозяев городка, и, оглядев цепкими взглядами, окрест, зашла в гости, как к себе домой. Половину из зашедших я знал по школе, дворовому хоккею, совместным соревнованиям и даже - детскому саду, но, среди них уже появились чужие
и залётные, с пустыми, оловянными глазами, синими, наколотыми руками, для которых существовало только одно-единственное правило на все случаи жизни - "Умри ты сегодня, а я - завтра".
Братва с ходу предложила за мзду лично мне арендовать по вечерами наш импровизированный спортзал с ковром для борьбы, железяками и приспособами для тренировок, отказывать мне было незачем, да и не жалко, поэтому консенсус моментально состоялся.
После чего, ко мне подошёл крепкий "пехотинец" в коже и сильвере* на бычачьей шее и предложил встретиться с местным смотрящим, поговорить-потереть за жизнь.
Отказываться от таких предложений было не принято и я через пару дней зашёл в местную резиденцию братвы - городской кабак, ныне пустой для населения и всегда открытый для ровных пацанов.
В качестве "смотрящего" - рекрутёра кадров для новой общественной формации выступал мой школьный друган и одноклассник - Серёга. Вальяжно развалившись на шикарном кожаном диване, закинув ноги в новеньких "адидасах" прямо на стол, покуривая статусное американское "Мальборо" и, периодически, протирая массивную золотую "гайку" на безымянном пальце, Серёга с плохо скрываемым презрением пригласил присутствовать и вникать в тему. Угоститься по русскому обычаю, стоящим на столике, "Наполеоном" не предложил, в связи с имеющимися понятиями и новыми веяниями, так как, начальнику было "впадлу" выпивать вместе с "терпилой", хотя и, потенциальным кандидатом на вакансию.
Действо живо напомнило мне совсем недавнее, похожее, в кабинете первого лица города, хотя и имелись существенные различия. Не было, например, доброго и всемогущего волшебника - "серого костюма", вместо него тёрся возле входа огромный амбмл - Витёк, КМС по боксу в тяжёлом весе в прошлом, и ударный молотобоец-решатель мелких проблем - в настоящем.
- Ну, что, Санёк, так и будешь терпилой по жизни, не? Правильным делом так-то, занимаешься, пацанов держишь, но, пора и самому делами заняться. Как думаешь? - в отличии от секретарей и парторгов, Серёга заходил с тузов. Других карт у него, попросту, не было.
- А что делать-то надо - я попытался косануть под дурня. Не очень-то мне хотелось круто и по чужой воле менять направление своей жизни. Да и вход туда был - рубль, а выходов, как я слышал - не предусматривалось.
Братва дружно заржала.
- А ничего не надо делать, понимаешь. Мы - не делаем, мы - нагружаем. А потом - получаем. Вот и всё - Серёга внимательно глядел мне в глаза, не отрываясь. Даже не верилось, что это - мой вчерашний одноклассник, веселый и добрый пацан, который списывал у меня когда-то контрольную по физике и сам, в свою очередь, давал мне
переписать кассету с шикарным "Пинк Флойдом".
- К тому же, нам стрелок хороший нужен, а ты, вроде как, умеешь в эту тему, не?
- Ну, умею немного, не без этого, в дом с пяти метров не промахиваюсь иногда. А в кого стрелять-то? - разговор мне нравился всё меньше и меньше.
Компания заржала ещё раз, громче и веселее прежнего.
- Да ни в кого, Санёк, не надо, это шутка такая, не бери в голову, дружище - Серёга весело подмигнул.
- Чтобы ты понимал - зарплата у пехотинца - сто баксов. За хорошую работу - премии. Как ударнику коммунистического труда. Ударишь какого-нибудь, коммуниста - премия.
Ватага ржанула в полный рост.
Сто долларов.... по тем временам это была солидная сумма, да плюс - премии...
Я обещал подумать и попросил три символических дня, для, якобы, заканчивания своих дел. Серёга милостиво кивнул, это было по понятиям, закончить и рассчитаться,
чтобы с нуля начать новую жизнь, без долгов и обязательств.
Размышлял я, в общем-то, недолго, денег не было и перспективы их получения отсутствовали, работа тоже не просвечивалась на горизонте, армия меня отвергла. Ну что ж, пойду в братву, гори оно всё синим пламенем. А там, глядишь, бригадиром ихним заделаюсь, подниму денежку - другую, да, хоть, пресловутую шубу жене куплю.
Так я рассуждал, готовясь пойти и сдаться на милость победившего периода первоначального накопления капитала.
Лейтенант Тарасов, прапорщик Волентир, Коля-инструктор и Алексей Маресьев глядели на меня, молча и горестно покачивали головами. А что я мог поделать? Ничего.
Но, всё в той же небесной канцелярии, в который раз пожалели юную и неокрепшую душу, не познавшую Пути и ищущую странного и решили-таки, помочь, хоть и не очень обычным способом.
Серёгу-смотрящего застрелили на глазах у всего города. Двое неприметных, серых и сутулых, подошли к нему среди бела дня, когда Серёга получал дань с торговцев на городском рынке.
О чём-то коротко спросив, один из серых выстрелил Серёге в живот дуплетом, из обреза двенадцатого калибра, картечью. После чего, бросив тут же, дымящий стволами, обрез, оба серых не спеша сели в стоящий рядом, "жигуль" и умчались в неизвестные сибирские дали.
Видимо, за премией в честь успешной и производительной работы и ударного посткоммунистического труда. Но, вполне вероятно - навстречу своему обрезу с очередной порцией картечи.
В городе объявились новые хозяева. Бывший сиделец, которого в свою очередь, курировал, ныне отбывающий один срок за другим, Ночной Король края, начал действовать решительно и жестоко.
Все, кто хотя бы, и потенциально, мог бы составить конкуренцию или не пожелал ложиться под нового бургомистра Тёмного мира, были жестоко убиты. Некоторых убивали прямо в своих квартирах, вместе с семьями, днём, не прячась и не скрываясь, не очень торопясь покинуть место убийства.
Мрак и ночь опустились на город. И, только, на дымящей трубами, окраине , за высоким забором, держала оборону служба безопасности завода, щедро оплачиваемая новоиспечённым аллюминиевым магнатом.
Гномам было объявлено, что теперь они все - терпилы и должны по жизни пацанам, а кто хочет что-либо, возразить, того ждут на городской стрелке, на берегу реки в любое удобное для него, время.
И совсем, было, заела меня тоска -кручина, и собрался я всё бросить к чертям собачьим и мотануть с горя в какую-нибудь, Югославию, где, по слухам, русские добровольцы гасили очередной балканский пожар по обычаю - своей кровью, да вдруг, откуда ни возьмись, ранним утром в понедельник, мне навстречу попался бессмертный, как сказочный Кощей, неунывающий Лёлик.
- зайди, Саня, завтра ко мне с утра, есть новости - выдохнул он вечным перегаром новомодного ныне, "Рояля" - в область садится парашютно-десантный полк. Им сейчас люди нужны будут.
Ты ещё не передумал - в десантуру попасть? Иной раз, туда дорога длиннее кажется, чем на первое время - Лёлик витиевато закончил мысль и вяло махнул рукой в сторону очереди в пивной бар.
Это был мой последний шанс. Самый последний.
---------------------------------------------
сильвер* - серебряная цепь

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив