Супершкола. Первая любовь. Часть 3.

junetiger — 02.06.2024 Продолжение. Предыдущая часть: https://junetiger.livejournal.com/1160349.html

Отрывок из романа "История моих ошибок". Глава 11.

Начался новый учебный год, мама уехала отдыхать в Карловы Вары, это дало ощущение свободы и покоя. Сентябрь стоял великолепный: теплый, погожий, золотой. Природа нежилась в лучах почти летнего солнца днем и затихала в безветрии вечеров, воздух был напоен специфическими ароматами, присущими этому времени года: запахами опавшей листвы и спелых яблок, хвои и тины поднявшейся на поверхность воды, влажной земли и грибов. Как-то вечером я гуляла с компанией по центральной улице, а Володя шел навстречу со своими приятелями — мы встретились, остановились, заговорили и не смогли оторваться друг от друга. Видимо, друзья все поняли и пошли своей дорогой, а мы остались стоять, потом долго бродили, счастливые от так неожиданно выпавшей нам удачи, ведь мы не разговаривали целую вечность!
Мы встречались настолько часто, насколько, как нам казалось, позволяли приличия. В это время в нашей школе широко обсуждался роман между выпускником следующего года и его классной руководительницей, нелицеприятных разговоров было очень много, и нервов им потрепали достаточно, что, впрочем, не помешало им официально пожениться после выпускного вечера и жить вместе долго и счастливо. Я не хотела, чтобы мы с Володей подверглись такому же нападению, поэтому мы старались не светиться, чтобы не дразнить гусей.
Вскоре Джеймс лег в больницу и поручил Володе проводить уроки в нашей группе , на что тот с радостью согласился. Мы могли открыто встречаться в школе, хотя за нами следили десятки глаз, зато вечерами мы гуляли по всяким закоулкам вдвоем или с его друзьями-студентами. Один раз мы поспорили с Володей: я торопилась домой, чтобы выучить заданный им урок, а он не хотел меня отпускать и сказал: «Ты так хорошо знаешь английский, что, все равно, получишь не меньше четверки, даже если не будешь готовиться.» Я возразила в ответ: «Я даже двойку могу получить!». Мы заключили пари. На следующий день Володя меня вызвал на уроке, а я отказалась отвечать, сказала, что не успела прочитать текст и, как он не пытался меня уговорить, я не поддалась, вообще повела себя довольно провокационно. Он обиделся и влепил мне в журнал «единицу». Мы, конечно, помирились тем же вечером, и он купил мне проигранные конфеты, но я ощущала себя последней дрянью. Когда Джеймс вернулся из больницы и заглянул в журнал, он сразу все понял и спросил : «Вы с Владимиром Андреевичем поспорили на что-то?» и исправил «единицу» на «четверку», ведь я шла на золотую медаль, и двойки получать было просто нельзя. Вот так мы развлекались.
Сейчас, вспоминая те дни, я иногда нахожу другие возможные причины произошедших событий. Так,мне кажется теперь, что Володю ко мне влекло не только то, что я была умной, начитанной девочкой, с которой ему было интересно проводить время, и не моя детская наивность и почти дремучая чистота «тургеневской» девушки, непредсказуемо реагировавшей на его абсолютно невинные ухаживания. Конечно, это тоже добавляло остроту ощущений, ведь он постоянно ходил по лезвию бритвы: любое его движение или шаг я могла воспринять как проявленное по отношению к себе неуважение, и на этом все бы и закончилось. Нет, было еще что-то — мне думается, ему пришлось довольно рано повзрослеть после гибели отца и он, наверное, просто перемахнул подростковый возраст, став сразу взрослым мужчиной, взвалившим груз ответственности за семью на свои плечи. А со мной он снова превращался в мальчишку и мог дурачиться и хулиганить. Он без конца меня поддразнивал, провоцировал на заключение пари, наверное, ему нравилось проигрывать и выполнять мои дурацкие капризы, ведь почему-то побеждала все время именно я.
Однажды он обещал в случае проигрыша спрыгнуть с площадки второго этажа в шахту лифта, который в доме так и не смонтировали, хотя место для него было оставлено, и лестница огибала эту шахту, ничем не огороженную, кроме перил. Наш дом был построен еще до войны, высота потолков составляла четыре метра, да еще толщина перекрытий, так что получался прыжок с современного трехэтажного дома. Я была абсолютно уверена, что в споре победит Володя, поэтому и согласилась на его условие, а он почему-то проиграл и вознамерился выполнить обещанное. Я его умоляла не делать этого, но он, все равно, спрыгнул и остался лежать на бетонном полу. В одно мгновение я слетела вниз по лестнице, бросилась к нему, а он лежит с закрытыми глазами. Я в ужасе закричала, стала его звать: «Володя, Володя, очнись, вставай!», попыталась поднять его голову и заглянуть в лицо. Отчаяние мое было беспредельным. И тут мой любимый вскочил, улыбаясь, как ни в чем не бывало, видимо, очень довольный моей реакцией на его «гибель». Я сначала потеряла дар речи, а потом начала его молотить кулаками, давая выход той боли и страху, который пережила, боясь потерять его, разрыдалась и все повторяла: «Дурак, какой дурак!» Он, конечно, испугался, хоть и был на седьмом небе от счастья — оно прямо было написано на его физиономии, обхватил меня руками и прижал к себе крепко-крепко, стараясь успокоить драчунью. По всем законам жанра надо было ему меня поцеловать, но нет — не осмелился, а я вырвалась и убежала домой.
Тем временем враги и завистники не дремали: оказывается, моего отца уже успешно обработали, напугав, что дочь попала в лапы к маньяку и растлителю, и, когда мать вернулась с курорта, в атаку на меня бросили тяжелую технику. Я все рассказала Володе, и он предположил, что, возможно, самым лучшим выходом из ситуации будет придти к нам домой, познакомиться с моими родителями и объяснить им, что у него серьезные намерения. И он это сделал. Родители сидели с каменными лицами, демонстрируя свою неприязнь и нежелание обсуждать с ним какие-либо вопросы. Он горячился, пытаясь достучаться если уж не до их сердца, то хотя бы до здравого смысла, обещал беречь меня и жениться, как только мне исполнится восемнадцать лет - все было бесполезно, он ушел. Никогда я не была интересна моим родителям, а тут вдруг поднялась такая буря! Меня оскорбляли и обзывали последними словами, хотя мы даже ни разу не поцеловались. Отец, который не пропускал ни одной юбки, и мать, которая влезла в постель к женатому мужчине и забеременела от него, вдруг стали изображать из себя воплощение пуританской морали, причем свято верили, что они безгрешные ангелы, а я, мягко говоря, падшая женщина! В общем, отец обещал просто убить, если еще хоть раз увидит меня с «этим подонком» или узнает о том, что мы продолжаем встречаться.
На следующий день после уроков Володя уже ждал меня у школы. Он еще на что-то надеялся, но я, глупая девчонка, все ему выложила, описав в деталях. Я ждала, что он меня утешит, пожалеет, ведь мне было очень обидно. Его реакция меня испугала: он прямо на глазах как-то почернел лицом, повернулся и ушел.
Увидела я его только в июне: мы играли с сестрой в бадминтон, а он с какой-то девушкой выскочил из соседнего подъезда, видимо, они были в гостях у сестры. Он ужасно смутился, начал поправлять рубашку, потом кивнул мне и заторопился со двора. Недели через две я шла в магазин и по дороге встретила своего любимого режиссера, Валентину Михайловну, которая была в курсе наших отношений и переживала за меня, предостерегая и направляя мое любовное безумие в более или менее спокойное русло. Еще в самом начале она сказала: «Девочка моя, ты мне очень дорога, я желаю тебе счастья, поэтому прошу: не наделай глупостей, которые могут сломать твою жизнь, и обещай, что, прежде, чем решиться на что-то серьезное, ты посоветуешься со мной. Ты еще такая юная и неискушенная, а он — взрослый мужчина». Для меня «серьезное» означало «поцелуй», ни о чем большем я даже подумать не могла. Она, наверняка, имела и с Володей подобный разговор, который, очевидно, успокоил ее, потому что относилась она к нему с большой симпатией. Перед самой свадьбой Володя встретился с ней и рассказал о предстоящей женитьбе. По ее словам, счастливым он не выглядел. Когда я услышала эту новость, то чуть не свалилась без чувств прямо на улице. Валентина Михайловна подхватила меня, усадила на крыльцо магазина, объясняя любопытным прохожим: «У девочки солнечный удар». Родители, видимо, что-то заподозрили, потому что домой я вернулась без покупок, бледная и молчаливая. Я не могла ни есть, ни спать, только сидела и смотрела в окно (а жили мы на верхнем этаже сталинского дома) и, видимо, так напугала родителей, что отец быстренько взял льготную путевку на теплоход-турбазу для детей учителей, и меня отправили от греха и окна подальше.

Продолжение следует.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив