Смертная казнь через трепанацию.

onoff49 — 27.06.2011 I
Смотрит на меня белыми глазами и молчит.
Огромный такой парень, лежит, с трудом помещаясь на казённой койке, в тюремной больнице. Лежит он прямо на грязном лоснящемся матрасе. Такая же подушка - под головой.
Скользкая трубка капельницы убегает куда – то под серое одеяло. Рядом, на тумбочке, жестяная миска с холодной кашей из которой торчит варёный рыбий хвост.
Сопровождающий меня тюремный врач, поймав мой взгляд, сказал:
- Усиленное питание!
Пахнет гнилой капустой и моргом. Ловлю себя на том, что стараюсь ни к чему здесь не прикасаться – как в туалете плацкартного вагона.
Вот ведь, думаю, в рот оно е..сь, ну совершил человек преступление, наказали его по закону - лишили свободы.
Но написано ли в этом законе, что человека надо наказывать ещё и грязью, холодом, мерзкой пищей и жестокостью?
Этот ещё и заболел. Поди, ведь, и не лечили ни фига!

До постройки этой тюремной больницы, заключённых с хирургическими проблемами содержали у нас, в областной больнице.
На территории отделения урологии была оборудована палата- камера. Рядом с металлической дверью этой камеры всегда сидел солдатик внутренних войск с автоматом.
Поверх формы его обязывали надевать белый халат и шапочку. Выглядел он уморительно!
Сестрички урологического отделения делали больным зэкам уколы, раздавали лекарства. Они утверждали, что заключённые – самые дисциплинированные и любезные больные.
Однажды, что бы тем было не скучно, сёстры принесли им радиорепродуктор.
Было такое чудо техники: втыкаешь в розетку «радио» и дундит оно тебе целый день про успехи на полях, мартеновских печах и о Большом Театре с лебедями.
Зэки этот прибор разобрали и сделали кипятильник. Стали варить чифирь.
Чай им приносили всё те же сердобольные сёстры.

Когда построили при «зоне» в Мурмашах больницу, многие наши врачи ушли туда за большими деньгами. За «гробовыми».
По старой дружбе они частенько обращались за помощью к нам, врачам областной больницы.
Вот и об этом больном позвонили мне домой:
- Понимаешь, здоровый такой лоб, всё на голову жаловался и на зрение. Мы думали – мульку гонит, А он выдал судороги на целый час и так с тех пор три дня – без сознания. Но дышит хорошо и давление держит. Взял бы ты Генриха, да и посмотрели бы мужика.
- А до нас что – не довести?
- Какой там! Да и начальство лагеря не разрешит. Он особо опасный, «полосатик». Ему надо усиленную охрану выделять на перевозку, на содержание в больнице. Нет, исключено! И потом: может он, все-таки притворяется!?

Ну и вот. Приехали мы с Генрихом в тюрягу.
Нейроофтальмолог Генрих посветил своей лампочкой через стёклышко больному зэку в глаза и присвистнул:
- Он, в самом деле, не видит: двухсторонняя атрофия зрительных нервов!
Стал и я стучать и слушать.
Кома I. Речевой продукции – нет, сам на обращённую речь – не реагирует.
Кохановский слева, фациалис - там- же. Правосторонний гемипарез вырисовывается и патологические стопные знаки с обеих сторон – во всю Ивановскую.
Применил тогдашний чудо- аппарат ЭХО-ЭС и намерил смещение срединных структур мозга слева на право, на 11 мм. Есть-таки в голове, какой – то «объём»! Может быть – гематома, может быть опухоль или абсцесс.
Спешить надо, однако.
Спрашиваю у местных медиков:
- Его по голове не били? Сам не падал?
Местные такие предположения отвергли:
- Кто ж такого амбала ударит? Да он и сидит в одиночке. Даже гуляет один. Нет, всё постепенно развивалось.
- А давно он у вас?
- Второй месяц. Собирались его как раз в Вологодскую область переводить и вот – на тебе!
- А зачем переводить?
- Так наших там расстреливают, в Вологодской…

Томографов тогда не было категорически. Даже о возможности существования такого аппарата мы не догадывались.
Верхом диагностики считалась каротидная ангиография. (Больные называли её «ангелографией»).
Четыре услужливых зэка снесли на носилках нашего больного в чёрный погреб: рентгеновское отделение в тюремной больнице устроили, почему то в подвале.
Уложили на рентгеновский стол. Рентгенолаборант «прицелился» в голову больного, как для снимка черепа.
Под местной анестезией проткнул я больному левую сонную артерию, провёл в неё как можно далее, специальную иглу с мандреном и, вводя нужное количество контрастного вещества «верографина» шприцом в артерию, крикнул рентгенолаборанту «Ток!»
Аппарат зажужжал и щёлкнул. Готово!
На двух снимках получили мы изображение артерий левого полушария мозга. Артерии были грубо смещены с места их нормальной проекции. И (редкая удача!) стали видны сосуды самой опухоли!

Когда мы вернулись в ординаторскую хирургического отделения, там уже собралось лагерное начальство.
- Ну, доктор? Что будем делать с душегубом?- спросил меня чин в погонах полковника.
- Оперировать будем. И чем скорее, тем лучше. Ему уже голову бреют. У больного опухоль левой лобной доли. Опухоль, по всей видимости – доброкачественная, но грубо смещает мозг. Удивляюсь, почему он до сих пор жив!
- Оперировать… Может выжить?
- Трудно сказать. Чем дольше человек в коме, тем хуже результат. Но случаи такие бывали и не раз. Большинство – выживает.
- Да не надо, доктор, ему выживать! Ему уже приговор вынесен – расстрелять. Его ходатайство о помиловании - отклонено. Хотя можно и отпустить… Родственники растерзанных им девочек, его на куски порвут! Тут такое вокруг зоны творилось, когда его к нам привезли! Случай тяжёлый? Так напишите, что операцию он не перенесёт и дело с концом! Пойдём к нам ( чин брезгливо окинул взглядом убогую ординаторскую), закусим, чем бог послал, выпьем! Ну!?
- Зачем тогда, меня вызывали? Решили бы всё сами, со своими докторами…
- Со своими докторами мы ещё поговорим!
Тут в разговор вмешалась Устинья Фёдоровна. Здоровая такая бабелина. Раньше она работала у нас в общей хирургии. Потом ушла в «зону» и стала у них главной по медицине (не помню, как она у военных называлась):
- Доктор наш всё верно сделал! Вы, Сергей Петрович, забыли, как нас всех, а больше всех – вас, дрючили, когда смертник Аист, коньки отбросил?! Это же ЧП по всему министерству – смерть приговорённого к «вышке» на «зоне»! Вся эта мелкая шалупонь мрёт пачками, и хоть бы хны! Пишем, пишем, а ни лекарств, ни оборудования… Но не дай бог, «смертнику» умереть – комиссиями замучат!
Начальник скис и стал боком, как краб выбираться из-за стола. Свита то же зашевелилась.
В дверях полковник остановился и спросил у меня:
- Думаете, если он поправится, он вам спасибо скажет? Когда его здорового на расстрел поведут? Да проклянёт он вас! А проклятья смертников – сбываются. Всего хорошего!
С этими словами начальство удалилось.
- Упыри!- прошипела им во след Устинья.
И, уже обращаясь к вызвавшему меня доктору, весело сказала:
- А тебе, Аркаша, век не аттестоваться! Не примут тебя в ВВ!
Вместе с Устиньей мы пошли в операционную.
Юркий зэк- санитар, с повадками наркомана, принёс бахилы и, бережно поместив в них ножища Устиньи, завязал тесёмки на её щиколотках кокетливыми бантиками.
Я его помощь отверг.
- Ну и зря! – хохотнула Устинья.- Он теперь долго переживать будет и думать, чем это он нам не угодил! Знаешь, как они за своё место держаться!? Языком готовы пол в операционной вылизать! Но больше трёх месяцев всё равно не удерживаются. … Тут такие нравы!
Опухоль удалилась очень прилично. Даже кровь не переливали.
В конце операции Устинья сказала:
- Эта опухоль ведь не один год росла?
- Конечно, не один. Лет пять, а то и более.
- Слушай! Так он, может быть потому и зверствовал так, что у него опухоль в мозгу была? Лобная доля, и всё такое…
- Не знаю. Лобники бывают, чаще всего, или тупые и малообщительные, или эйфоричные и дурашливые. До сих пор не встречал я убийц с опухолями лобных долей. Этот – первый.
- Но, всё- таки… Адвокатам есть тут за что ухватится.
- Вам теперь – виднее. А как это делается? Приговор есть, помилование отклонено… Кто будет хлопотать, возиться?

Когда мы после операции пришли в ординаторскую, Генрих уже спал, укрытый казённым стеганым халатом. На столе стояли недопитые бутылки со спиртным.
- Ну, что – вздрогнем?!- спросила Устинья.
Генрих тут же открыл глаза, поспешно перешёл в положение «сидя» и сказал:
- А как же! Наливай!
……………………………………………………………….
Водитель разбудил меня уже у подъезда родного дома.

II

Лет через пять вызвали меня на консультацию в туберкулёзный диспансер.
- Есть тут у нас такой больной… необычный. Все его боятся. Лечится не хочет. Нашего невролога послал матом . Его оперировали на головном мозге. Только мы не знаем, что за операция….
Так тараторила молодая докторица провожая меня к палате больного.
В буфете больные «принимали пищу».
- А, вот и он! Обедает.
За столиком в одиночестве сидел оперированный мною в тюремной больнице душегуб.
Неожиданно он перестал есть, повернул в мою сторону, закинутую назад голову с незрячими, почти белыми глазами и, и радостно улыбнувшись, сказал:
- А вот и мой доктор! Здравствуйте, В.А!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив