Смерть и два брата

sovenok101 — 05.06.2024

– Нога. Фасциит. Распахали до бедра. Хорошо, если на брюшную стенку не перекинется.

Раньше Диане такие обрубки фраз казались шифром для посвящённых. А теперь всё  понятно, хотя и безрадостно.

Она помогла анестезиологу и санитару переложить пациента на кровать и занялась делом. Трубка к шлангам аппарата ИВЛ. На грудь – липучки монитора. Пульсоксиметр на палец. Капельница, два инфузомата. Простыню расправить, но прооперированная нога должна быть на виду: вдруг начнется кровотечение. Док потыкала в настройки ИВЛ, посмотрела на монитор и покачала головой. На ум просилось банальное: “Такой молодой!” Инфекция не боится молодости. Просто рану атаковали неудачные бактерии, а иммунная система всё прошлёпала.

Диана наполнила пробирки кровью. Затем накрыла столик на колесах и натянула на Док голубой полупрозрачный халат. В шею пациента воткнулся прямой и жесткий как стрела, раздвоенный на конце катетер. Диана подкатила очередной аппарат, Док повозилась с фильтрами и мешками растворов, а затем подключила две длинные трубки к усам катетера. Аппарат хлюпнул и начал втягивать в себя кровь и без того бледного пациента. Док посмотрела, как фильтр из белого становится розовым, а затем вишнёвым, потыкала в настройки, глянула на монитор и довольно хрюкнула, не хуже аппарата.

– Раневая инфекция. Порезался неудачно, попали бактерии…

Собеседник не слушал:

– Обычный ножик, перочинный. Чистый, никаких бактерий!

– А что вы им делали? —  приподняла уши Док.

На неё уставились глаза почти без ресниц и чуть на выкате. Человек был немаленького роста и безуспешно пытался смотреть на Док свысока.

– Что можно делать перочинным ножом? Не перья же чинить! В ножички играли.

– В ножики?

– Игра такая. Рисуешь ножиком на земле круг. Затем кидаешь его лезвием вниз. Какой кусок отхватишь, тот и твой. А потом кидает другой. Главное, чтобы нож воткнулся, а не упал плашмя.

– И ваш брат попал себе по ноге.

– Не он…

– Понятно. Нож был в земле. Вот вам и бактерии. От столбняка мы  ввели ему вакцину. А от клостридий вакцин нет, только антибиотики и хирургия.

– Вы что же…серьёзно? Не имеете права! Я занес этих клостр…клост…в рану? Я вас! Только попробуйте! Если с ним что-то случиться…Я вас! Вам! Вы пожалеете!

В тесном предбаннике перед раздвижными дверями с надписью “Отделение реанимации и интенсивной терапии” – крошечный диван, две банкетки, четыре стула, кулер и кофейный аппарат, стаканчики вечно падают мимо мусорного ведра – вдруг стало пусто и гулко как в клетке, из которой вырвался на волю громадный неуклюжий медведь. Остался запах – терпкого дезодоранта и ужаса.

***

– Чего это он? – Диана потёрла плечо, в которое врезался странный субъект.

– Испугался, что брат из-за него ноги лишится, а то и чего похуже.

– А чего грозился?

– От страха. Страх как волна всё поднимает на поверхность.

***

– Почему повязки в крови?

Дезодорант тот же. Волнами шибает в нос. Кисло-сладкий запах страха сменился обжигающей яростью. Перед этой смесью отступает приторный аромат ран. Док ненавидела этот отдающий перезревшими фруктами тягучий запах: повязки на ранах начинали отливать зеленым, а пациент всегда утяжелялся.

– Брали в операционную. Часть мышц погибла. Убрали.

– Мышц? Как же нога без мышц?

– Пока не все. А вообще, поговорите с хирургом.

– Вы не имеете права! Вы обязаны спросить моего согласия! Я не даю…

– Не обязаны, – вздохнула Док. – Вы не опекун. Просто родственник. Пока он, – она махнула ушами в сторону кровати, – без сознания, решения принимаем мы, врачи. И поверьте, мы делаем всё для блага пациента.

– Лишить его ноги – благо?

– Жизнь без ноги – тоже жизнь.

– Не смейте! Не разрешаю!

Док размышляла, что братья совсем, ну совсем не похожи. Этот большой, шея бычья, глаза на выкате. Лицо круглое и бесформенное. Тот, на кровати, просто высокий. Лицо треугольное, глаза, брови, всё четкое. Выглядит почти подростком, хотя уже далеко не подросток. Вот подбородки – у обоих одинаково раздвоенные и какие-то смазанные. Глубокая ямка тонет в продолжении щёк. Необычно.

– Что вы делаете с его кровью? – “Бычья шея” тыкал пальцем в аппарат.

– Очищаем от токсинов, которые вырабатывают бактерии. Плюс делаем работу, которую не делают его почки.

– Что с почками?

– Не справляются. Такое воспаление. Лёгкие работают плохо, сердце тоже, вот и почки…

– Уберите ваш аппарат! Я отдам ему свою почку. Мы близнецы…

***

– Надо же, близнецы!  – Диана со злостью откусила пончик.

За последние три дня Бычья шея пять раз врывался в блок во время процедур, а однажды она застала его в святая святых – процедурном кабинете, он стащил шприц и пытался воткнуть его себе в локоть. Увидев Диану, замахал рукой, разбрызгивая кровь по белоснежному полу.

– Возьмите мне кровь и перелейте ему! Она здоровая!

Диана не спеша надела голубые перчатки. Бычья шея поморщился, когда она затянула на его плече голубой жгут. Пробирка быстро заполнилась кровью. Диана капнула три капли на тарелочку с круглыми углублениями, предварительно налив туда по капельке из трёх флакончиков - красного, синего и зелёного. Покачала тарелочку в ладонях и сунула под нос Бычьей шее.

– Вот, смотрите! – лицо Дианы было подчеркнуто равнодушно. – У вас третья группа, положительный резус. А у вашего брата – вторая. Ваша кровь его убъёт. Как и почка.

Бычья шея побагровел. Диана сдёрнула с него жгут и налепила на локоть пластырь с желтой машинкой.

***

– Разнояйцевые близнецы – обычные братья, просто с общей датой рождения, – заметила Док, хлюпая чёрнющим кофе. – Но он не успокоится.

Ординаторская казалась последним местом, свободным от вторжений и следующего за ним хаоса. Тихим и спокойным, чёрт подери! Чёрный капюшон, виднеющийся из-за спинки не менее чёрного кресла перед монитором в правом углу, добавлял стерильно-белому интерьеру контрастный акцент. Судя по наклону капюшона, партия в шарики подходила к концу и отвлекать Смерть прямо сейчас не стоило.  Выпьет кофе, когда доиграет.

***

И он не успокоился. Следующим утром Док вызвал главврач и показал жалобу. В ней говорилось, что врачи больницы отказываются спасать пациента – и его самого и его ногу, применяют шарлатанские методы вроде очистки крови через фильтр, клевещут на его родственников, отрицая родство и препятствуют процедуре трансплантации. Крови, почки и костного мозга.

– Костный мозг-то зачем? – уши Док топорщились лопухами.

– Тебе смешно? – Главврач стукнул по столу кружкой с чем-то давно остывшим. По бумагам растеклись бежево-коричневые капли. – Сама напишешь ответ?

Док выбралась из кресла, подошла к здоровенному книжному шкафу, отодвинула стекло и достала голубой томик “Национальные рекомендации по лечению сепсиса”.

– Отошли вместо ответа. Как только найдут там костный мозг и иногруппное переливание, пусть обращаются.

Главврач взял томик, повертел и положил на край стола, подальше от капель, неспешно сливающихся в лужицы.

– Ты понимаешь, что наша работа – разъяснять родственникам, что мы делаем для пациента?

– Я не справляюсь, – ухмыльнулась Док. – Нужна помощь старшего по званию.

***

Статья вышла в местной газете, но быстро разлетелась по всему интернету.

На фотографии Бычья шея выглядел солидным и убедительным. Даже глаза навыкате словно немного втянулись в глазницы.

“Из-за непрофессионализма и наплевательского отношения врачей этой так называемой больницы у моего единственного брата отказали почки и отравлена кровь. Я умолял их пересадить мою почку и перелить мою кровь, но в ответ они несут какую-то чушь, договорились до того, что мы вообще не родственники!”

Портрет главврача был менее чёткий, а глаза за мутноватыми очками выглядели полуслепыми.

“ Я не могу разглашать медицинскую тайну, но уверяю, для пациента делается всё возможное. Трансплантация органов, любых, в данный момент не требуется и никак ему не поможет”.

Мнение комментаторов однозначно склонялось в пользу отчаявшегося брата.

“Меня там тоже чуть не угробили. Началось всё с почерневшего пальца, а закончилось воспалением лёгких. Палец отрезали, да ещё и кашляла два месяца. Ужасное место!”

“Жена обратилась с простым кашлем, а ей сказали, что дело в сердце и заменили целых два клапана. Две недели в реанимации плюс таблетки пожизненно. Коновалы!”

“У мужа просто болела голова и поднималось давление! А они сказали, что он сошел с ума и продержали его в реанимации пять дней. Он и не пьёт почти, подумаешь, стаканчик перед сном и пару бутылочек в выходные! Он рабочий человек, у начальства на хорошем счету!”

“А вы знаете, что к ним людей живых привозят, а вывозят – умерших? Вон кладбище их пациентами заполнено!”

Где-то между затесался скромный комментарий про то, что не все братья одинаково совместимы, но на автора тут же накинулись различные “все вы, коновалы, друг друга прикрываете!”

– В больнице вообще-то умирают, – фыркнула Диана.

– Люди вообще умирают, – махнула ушами Док. – Но не все с этим согласны.

Смерть продолжала играть в шарики, чёрный капюшон казался застывшим не только в крошечном пространстве ординаторской, но и в тягучем вечернем времени.

– Бред же! – вопросительно протянула Диана.

– Бред, – кивнула Док. – Так что жди проверок.

***

Ждать долго не пришлось.

Первая проверка перевернула всю мебель, сверяя инвентарные номера. Недосчитались двух стульев, зато кресло Смерти оказалось неучтенным.

Вторая проверяла мониторы и аппараты. На трёх инфузоматах оказались перепутанны номера, два монитора показывали данные не в положенном порядке, но всё-таки показывали. А один монитор вместо звукового сигнала каркал как ворона. Когда комиссия попыталась его перенастроить, раздалось ку-ку и в блоке пахнуло лесной опушкой. Комиссия быстренько вернула предыдущие настройки и ретировалась, так и не взглянув на пациентов.

Третья проверка пересчитала лекарства и проверила сроки годности. Нашла коробку ампициллина с истекающим сроком и обрадовалась как новогоднему подарку. Вторым подарком оказалась смазанная дата на контейнере с дезраствором. Довольная уловом комиссия отправилась писать замечания.

А вот четвёртая… Они проверяли журналы – все 34 штуки. В журналы заносились сведения о лекарствах, катетерах, переливании крови, уборках, смене белья, швабрах, включении и выключении кварца, пожарных учениях, уколах пальцев во время манипуляций… Диана, Алла и две новенькие медсестры, наплевав на всё остальное, три ночи проверяли, переписывали и прошивали журналы за последний год. Уф! Всего четыре замечания: по кварцу, швабрам и генеральным уборкам. Ерунда одним словом!

Пятая проверка выявила, что у Док просрочена вакцинация от кори, предложила её  отстранить до выяснения, но Алла перемигнулась с Дианой  и прямо в присутствии комиссии воткнула в плечо Док шприц-двушку, а Диана продемонстрировала обалдевшей комиссии ампулу из-под вакцины. Док даже не поморщилась.

– Интересно, их совсем не волнует пациент, из-за которого всё завертелось? – на радостях Диана заказала коробку малиновых и шоколадных пончиков. Она лизнула приторно-розовую глазурь и отсалютовала Док чашкой кофе. Уши Док оставались опущенными.

– Не волнует. Напишут, что значимых нарушений не выявлено, но виновные наказаны, и отвяжутся на полгода.

***

А волноваться стоило. Пациент ухудшался.

Лицо заострилось, в нём появилась неуловимой восковой отлив, делающий мимику, даже если бы она появилась у спящего, смазанной и ненастоящей. Несмотря на кучу подключенных аппаратов, анализы крови, которые регулярно высвечивал на экране прожорливый анализатор, заставляли Док опускать уши и вписывать в карту всё новые и новые препараты. Цифры на инфузаматах неумолимо ползли вверх. Повязки продолжали благоухать фруктами, а через несколько часов после перевязки приобретали зловещий оттенок сильно разведенной зеленки. Наконец кожа над повязками побелела и на этом фоне проступили синеватые прожилки.

– Готовим на завтра к ампутации.

Хирург спустился из операционной вместе с пациентом – тоже зловещий признак: после наложения последнего бинта пациент принадлежит анестезиологу. А тут хирург с анестезиологом пришли вместе с одинаковым выражением тревоги на лицах, полуприкрытых масками. Анестезиолог, переложив подопечного на кровать буркнул:

– Без динамики!

И убежал.

Хирург же остался стоять рядом, качая головой.

– Надо ампутировать. – Рыжая борода, торчащая из-под маски, выражала сомнение.

– Ампутируй. – Док махнула ушами на монитор. –  Пора. Не справляемся.

Хирург кивнул. Он отрезал ноги каждый день, но здесь эта необходимость казалась настоящим проигрышем, который будет всплывать в памяти всякий раз, когда захочется себя похвалить. Как всякие рыжебородые великаны, хирург очень любил похвалу. Док знала эту его слабость и пользовалась ей без зазрения совести.

– Нет!!!

Ярость Бычьей шеи заполнила крошечный предбанник. Сейчас он казался больше, чем Док с хирургом вместе взятые.

– Как без ноги? Не позволю! Коновалы!

– Он всё равно не сможет ей нормально пользоваться. А протезы сейчас…Он будет ходить, бегать…

– Какие протезы! Он не инвалид! Он…Нет! Спасайте ногу!

Казалось Бычья шея сейчас схватит хирурга за синюю робу и начнет трясти, пока не вытрясет обещание не прикасаться больше к несчастной норе. Но Док разжала ещё не занесенный кулак, взяла неожиданно мягкую и липкую ладонь – Бычья шея вздрогнул, но вырываться не стал – и повела в блок.

– Ножницы!

Диана стояла рядом, пока Док терзала туповатыми ножницами свежеповязвнные бинты. В принципе, Диана и не такое видела, чего уж. И опыта виденного ей хватило, чтобы понять: эти разрезанные вдоль сероватые мышцы никогда не будут ходить. А бледные участки сохранившейся кожи над коленом никогда уже не порозовеют.

– Они мертвы, – Док провела ножницами над развороченной голенью. – Мертвое живым не сделаешь. Оно попадает в кровь и отравляет то, что ещё живо: мозг, лёгкие, почки, печень. Однажды просто остановится сердце. Понимаете?

Бычья шея дышал открытым ртом, глубоко и часто, как вытащенный из пруда карп. Наконец он оторвал взгляд от того, что раньше милостиво скрывали повязки, и выскочил наружу. В предбаннике плюхнулся на стул (стул жалобно скрежетнул по плиткам пола), спрятал лицо в ладони и завыл.

Вой проник в блок и разбудил молодого наркомана. Его ноги выживали раз за разом, несмотря на толпы бактерий, которые он с каждым уколом запихивал себе в бедренную вену. Наркоман привычным рывком головы выдернул интубационную трубку и закашлялся. Диана вздохнула и отправилась наводить порядок.

После  двух стаканов воды (по паре капель успокоительного в каждый) Бычья шея подписал согласие на ампутацию. “Юридически это ничего не значит, но всем спокойнее, когда родственники осознают происходящее”, – главврач лично подсунул под дрожащую руку два экземпляра согласия: один - в историю болезни, другой - себе, на всякий случай.

Бычью шею усадили на стул рядом с братом. Уходить он отказался. Выть перестал, только жалобно поскуливал. Диана подходила с чаем-кофе-стаканом воды раз в пару часов, но тот только мотал головой и считал пакеты с кровью и плазмой, бутылки и шприцы.

Однажды в блок зашла Смерть и остановилась у соседней койки: дедушка с пневмонией и долгой деменцией. Бычья шея смотрел, как Док с Дианой давят на узенькую грудь, и поджаривают её дефибриллятором. Тем временем Смерть увела дедушку за черту и направилась в ординаторскую. Когда она проходила мимо койки брата, Бычья шея вскочил, загородил собой койку и зарычал “Пошла вон!” Смерть повертела у капюшона пальцем с голубым маникюром. Бычья шея протёр глаза, а затем вернулся к поскуливанию и подсчётам.

К утру он свалился со стула, умудрившись при этом не проснуться. Диане удалось его поднять и довести до дивана в ординаторской. Диван когда-то был обит тем, что тогда называлось клеенкой, а нынче экокожей. Обивка сходила с него ошметками, напоминающими перхоть. На белом халате – почти незаметную, а вот на тёмных вельветовых брюках и тёмной же водолазке эффект был неописуемым: белые клочья делали Бычью шею похожим на эксцентричного маляра. К счастью, он ничего не заметил. Зато заметил играющую в Зуму Смерть и даже не стал тереть глаза.

Когда брата увезли в операционную, Диане удалось уговорить Бычью шею выпить кофе и съесть пончик. Тот честно выпил сладкую смесь из кофе с молоком, а от шоколадного пончика зашелся сиплым кашлем. “Я забыл, у меня аллергия на шоколад!” – просипел он прибежавшей Док. Пока Диана вводила ему в вену лекарства, прямо в ординаторской, он перечислял, когда и с какими последствиями уже забывал про аллергию. “И тут я начинаю раздуваться, а вокруг лес и никого…” Предполагалось, что обитатели ординаторской засмеются, но Диана только покачала головой, Док прижала к голове уши, а Смерть развернулась в кресле и тяжело взглянула на весельчака из-под капюшона. Тут застучали колёса каталки – брат вернулся из операционной. Уже без ноги.

***

Выздоровление наступает медленно и неотвратимо, если убрали причину и у организма осталось достаточно ресурсов. Так бывает с молодыми и изначально здоровыми. Через два дня от брата откатили искусственную почку. Через три отключили последний инфузомат, со снотворным. Бычья шея сидел рядом и развлекал всех, кто мог его слышать, несмешными байками и каламбурами. Сам он от каждой шутки начинал давиться и хлюпать, Диана не сразу поняла, что так выглядит его смех. Шутки Бычьей шеи нравились наркоману, тот начинал сипеть и кашлять, но лицо при этом перекашивало улыбкой.

Диану и других медсестёр неуклюжий весельчак скорее раздражал, особенно когда шутки опускались ниже пояса. А ещё он регулярно засыпал на своём стуле и хотя больше не падал, но храпел так громко, мучительно и с такими паузами, что Диана толкала его в бок, и демонстративно подкатила поближе столик для интубации.

Спокойнее всего на его шуточки реагировала Смерть, вернее, никак не реагировала, только пристально смотрела из-под капюшона. Тот, похоже, поставил себе целью вывести Смерть из себя. “Что, потеряла косу и перешла на ручной труд?” “Давай с плотником заключим контракт – три гроба по цене двух, а разницу поделим?” Диану передергивало, причем не только от самих шуток, а от самого смеха: хлюпая, Бычья шея щедро поливал слюной всё в радиусе полутра метров, включая пациентов и саму Диану. Маска, которую она упорно на него натягивала, никого не спасала.

***

В день отключения снотворного Бычья шея появился только к обеду. Выглядел он потерянным и каким-то съёжившимся. Брат встретил его спокойным взглядом, без улыбки. Подошла Док, сказала дежурное “всё с положительной динамикой” и привернула настройки аппарата ИВЛ. “Завтра будет дышать сам”.

Бычья шея начал рассказывать, как получилось, что брат проснулся без ноги. Сначала неуверенно, потом вошел во вкус, потом в рассказе появились фирменные несмешные шуточки. “Нога твоя решила самоубиться, пришлось как с лисой в капкане – отгрызть, понял? Ну ничего, новая будет крепче – лучший металл и искусственные нервы. Станешь на пятую часть Тони Старком”. Брат не улыбался. Бычья шея этого не замечал.

На следующее утро брат попросил ручку и бумагу и написал дрожащим почерком, но вполне разборчиво: “Прошу не пропускать ко мне посетителей”.

– Ему тяжело. Надо привыкнуть. И дышать он только начал сам. Дайте время, – уговаривала Док Бычью шею. Тот, прочитав записку, клялся, что она касалась всех остальных, только не его. Но Док стояла на своём: не пускать, значит не пускать. На самом деле брат точно объяснил, кого имел ввиду.

***

Ещё через сутки пациент отправился в хирургическое отделение. Там уже ждал Бычья шея: с особым местом в самой удобной палате и уже успевшими устать от него медсестрами и санитарками. Хирург старался обходить его по большой дуге, хотя и понимал, что выглядит несолидно. Бычья шея хлопал хирурга по плечу при каждой встрече и называл спасителем.

Дальше Диана с Док за историей братьев почти не следили. Хирург упоминал, что выписал брата домой до полного заживления раны, потом, что тот вернулся для формирования культи под протез. Потом, что протезист превзошел самое себя и ходить брат будет не хуже, чем на своей, со временем, когда привыкнет.

***

Прошло полгода. На привычной койке у окна лежал тот самый наркоман, на этот раз он поступил не с гноем в многострадальной ноге, а с пневмонией. Он не узнал балагура, развлекавшего его в прошлый раз, да и сам балагур был неузнаваем. Желтая кожа, глаза когда-то были навыкате, а теперь запали, вокруг рта и на груди потёки, как будто пролилась чашка кофе по-турецки. Тошнотворный запах сырой печенки.

– Странно. Полгода назад я бы голосовала за инсульт, – призналась Док, исследуя шею датчиком УЗИ. Она воткнула катетер и тут как раз подоспел эндоскопист. Диана подсоединила капельницу и рванула к анализатору со шприцом наполненным почти чёрной с желтоватым отливом кровью.

– Вены пищевода, – меланхолично сообщил эндоскопист. Впрочем, Док всё разглядела сама на мониторе эндоскопической стойки. – Ставьте Блэкмора, а потом будем лигировать.

Док для проформы позвонила хирургу, но толстый зонд с бахромой спущенных баллонов завела сама. Нос Бычьей шеи противно хрустнул, смотрел он удивлённо, и как-то отстраненно. На вопрос, нужно ли обезболивание, помотал головой. Док раздула баллоны, натянула зонд и строго-настрого велела Бычьей шее не трогать получившуюся конструкцию. “Заново заводить будет куда неприятнее”. На всякий случай, велела Диане сделать укол успокоительного. Бычья шея тихо дремал. По зонду тонкой струйкой вытекали остатки “кофейной гущи”.

Брат пришел к вечеру. Он опирался на трость, но в целом, походка Док понравилась: и не скажешь, что нога не своя. Сам он выглядел розовым и округлившимся. Раздвоенный подбородок еле проглядывал между довольных щёк. Лицо немного напоминало младенческое. “У него нет мимических морщин!” – вдруг сообразила Диана. – “Ботокс?” – промелькнула диковатая мысль. Брат протянул Док стопку выписок.

– Меня в городе не будет в ближайшие недели. Пожалуйста, сообщите, если случиться самое плохое, – он покосился на капюшон Смерти, та как раз проходила по коридору.

– Ваш брат поднял на уши прессу и комиссии, пытаясь отдать вам кровь и почку, – заметила Диана.

– Вы же не делали анализы его крови? – тон брата совсем не изменился.

– Только группу и резус. Убедились, что она несовместима с вашей, – махнула ушами Док.

– Мне повезло, – так же ровно ответил брат и кивнул в сторону выписок. – У него ВИЧ и гепатит С. Старая история, по молодости. Ему предлагали лечиться, но он  судится с врачами, поставившими диагноз. Мол, ошибка.

– Мы всех доноров проверяем, так что вам ничего не грозило, – так же ровно ответила Док. – Не хотите побыть с ним? Прогноз, откровенно говоря, не очень.

Брат покачал головой:

– С ним тяжело быть рядом, вы, наверное, заметили. Если что, мой телефон у вас есть.

– Гадёныш, – прошипела Диана, когда стук трости затих.

– Да нет, обычный человек, – грустно ответила Док. – По сути, Бычья шея сам виноват.

– Это не повод, – упрямо заявила Диана и плеснула себе чаю. Кофе не хотелось.

Ночью Смерть пришла к наркоману. Он умер с двумя ногами, бактерии, попавшие в кровь, устроили базу на клапане сердца, попутно его развалив. Оттуда десантные группы бактерий отправлялись прямиком в лёгкие, проделывая в них наполненные гноем дырки. Кардиохирурги не успели. Если бы Смерть спросили, она бы рассказала, что наркоман встретил её как очередной приход и по пути к черте успел рассказать, что жизнь была полна кайфа и он ни о чём не жалеет. Умершие любят поболтать напоследок, вы не знали?

Бычья шея наблюдал суету вокруг наркомана с откровенным любопытством. Пару раз попытался пошутить, но мешал толстый зонд в глотке. Тогда он дождался, когда Смерть повернёт к нему капюшон, и показал ей средний палец. Смерть в ответ подняла палец большой. Вишнёвый маникюр блеснул алмазными стразиками. Бычья шея ухмыльнулся, и снова задремал.

Оставить комментарий

Популярные посты:

uksibsan

Гражданство Румынии — единственный способ сбежать из России

ru_railway

Локомотивное депо Ховрино

omchanin

Рядом с мэрией раскатывают газон под парковку

jjnatt

14.05.2025 -  День смешных нелепиц

id77

И еще крутая архитектура

sheynefros

А я сперва о другом подумала

alexww1

... извращения (434)

rivka381

Близняшки из Омска.

matsam

Дебилы

• Ранее
• Архив