Смерть и Белоснежка. Часть 2

sovenok101 — 28.07.2024

— У меня больше ничего нет, только она, – как-то прошептала мать.

Алла чуть было не ляпнула про мужа, но прикусила язык. Зато заговорил сосед с соседней койки – он поступил накануне в алкогольной коме, за время которой умудрился пережить инфаркт. Пришел он в себя уже с двумя новенькими стентами в артериях сердца.

— Привязи! Привязки! – бормотал он про себя, но довольно громко. – Только путы и привязи! Отпусти, не связывай! – теперь он смотрел прямо на мать Белоснежки. Та вздрогнула. Раньше с ней не заговаривали соседи. Какие-то они были молчаливые. Двоих забрала Смерть. Трое отправились в отделения, мать Белоснежки завидовала им лютой завистью. Или их близким, которых не было здесь, в этом ужасном месте? И всё равно они получили своих любимых назад. Несправедливо!

— А где ты видела справедливость? – бормотал сосед. – Справедливость – фантазия. Желания – фантазия. Путы, вот настоящее. Привязи. Отпусти!

— Не могу! Я не могу её отпустить. – Рыдания почему-то не мешали говорить, скорее наполняли злостью. – А ты почему тут? Кто тебя держит?

Сосед захихикал. Хихикал он мерзко. Да и сам он был мерзкий: синюшные мешки под запавшими глазами, козлиная борода, серые сальные кудри, сквозь них просвечивал череп, покрытый сероватой перхотью. Глаза чуть скошены к носу, или он так смотрел, на свой нос? А ещё руки, сложенные пальцами у груди, как в молитве, а над ними – глумливая улыбка.

— А я сам так решил. Самостоятельно. Никто меня не держит. Хочу, умру, хочу, выживу. А она – сальная ладонь в сторону Белоснежки. – Чего хочет она?

— А они, — мать мотнула головой в сторону ординаторской, — не в счёт?

— А это ты её спроси, — палец с обкусанным ногтем ткнул в сторону Белоснежки. – Как ей тут, в твоих путах …

— Не смей так с ней говорить! – налетела Алла. Она как раз прикатила в палату тележку с очередным набором шприцов и флаконов.

— Так у меня белая горячка! – грязные пальцы молитвенно сложились на груди, глаза забегали по углам. — Паутина! В том углу паутина! Паук мохнатый! Смотрит! Не попадись!

Алла мысленно плюнула в отвратительно пропитую рожу. Не прекращая переключать капельницы и менять шприцы в инфузоматах. Она гордилась тем, что лицо её сохраняло нейтрально-приветливое выражение. Мать Белоснежки ничего не сказала.

Похоже, козлинобородый действительно впал в делирий, в быту белая горячка. Он бился в кровати, привязанный за кисти и стопы широкими лентами с мягкими прокладками – каждый час Алла с Дианой отстегивали вязки и проверяли, что кисти и стопы чувствуют себя хорошо. Козлинобородый в эти моменты тыкал пальцами во всех окружающих и кричал про пауков, паутину и путы. Однажды, вывернув руку из ладоней Дианы, он схватил ложку и ткнул ей Диане в грудь.

— Паук истекает ядом! – кричал он, пока Диана, схватившись за грудь разъяренно шипела, а Алла с прибежавшей Док привязывали к кровати его руки.

— Поест и пусть спит! – заявила Док Алле. – Включай снотворное.

Диана лечилась в ординаторской сладким кофе. Док достала из холодильника баночку жимолости, которую отказалась есть Белоснежка.

— Самое время!

— Это он нас видит пауками? – кипятилась Алла.

— Мы же его связываем, как паук муху, — махнула ушами Док.

— Но мы же…-- возмутилась Алла.

— Мы же не спрашиваем его мнения. Лечим и всё, — объяснила Диана.

— Но он же…

— А он это видит так. Переубеждать бесполезно.

— Придумали, переубеждать человека в делирии! – булькнула кофе Док. – Да он и сам потом ничего не вспомнит. Может ещё оказаться милейшим человеком.

Алла фыркнула. В последнее она не верила ни капельки.

Мать Белоснежки сидела и сидела, выпрямив спину. Но теперь она смотрела не только на заостряющееся лицо дочери, но и на бьющегося в своей кровати соседа. Её жутко раздражал красный цвет вязок. Однажды она тихонечко подошла и, воровато оглянувшись, отвязала правую ногу. Нога тут же пнула её по локтю, чуть промахнувшись мимо носа. Тогда она так же на цыпочках вернулась на свое место, где потом долго потирала ноющий локоть, вздрагивая от каждого крика про пауков. Ей казалось, что связанные руки указывают в её сторону.

— Что её ждёт, если она выживет?

Док вздрогнула. Потом усадила мать Белоснежки в кресло перед собой. Мать чинно села, сложив руки на коленях и чуть скосила глаза в сторону Смерти, — та скролила ленту новостей на компьютере, демонстративно не глядя по сторонам.

— Реабилитация. Насколько она восстановится, не знаю. И никто не знает. Скорее всего, будет жить с кислородным концентратором. Насколько повредился мозг – не знаю. Извините. Она в сознании, но сознание это такое… ограниченное. Будет ли ходить? Не знаю. Но сейчас об этом говорить бесполезно. Программа минимум – выжить.

Мать слушала внимательно, но вид имела отстраненной. Док была уверена, что за маской спокойствия в голове бешено крутились самые неожиданные мысли.

— То есть здоровой она не будет. Такой, как до болезни.

— Прямо сразу точно нет. Через несколько лет – может быть, но без гарантии. Но эти несколько лет ещё нужно будет прожить. Извините, — уши Док были плотно прижаты к волосам.

— Я поняла. Спасибо! – мать Белоснежки неслышно встала и отправилась в блок.

Ночью Диана, заглядывая в блок, каждый раз заставала её неспящей – она гладила руку дочери и что-то тихо говорила. Прервать разговор Диана не решилась. Козлобородый спал, противно храпя и похрюкивая.

— Я ухожу, – заявила мать Белоснежки утром. – Постираться, помыться…

Алла открыла было рот напомнить, что в душе за ординаторской есть стиральная машина с сушкой, но Диана наступила ей на ногу.

— Передохните, — кивнула Док. – И звоните в любое время. Мы тут. И сообщим, если что.

Мать кивнула и вдруг прикрыла ладонью лицо. Плечи вздрогнули. Затем рука опустилась и лицо оказалось опять совершенно спокойным. А потом она ушла.

— Ваш муж спрашивает, где вы, — сказала Диана по телефону матери Белоснежки через неделю. Она теперь звонила каждый вечер ровно в восемь. Отец приходил к семи каждый третий день и оставался шесть с половиной минут: заявить, что всё хорошо и Белоснежка выглядит прекрасно. С третьего раза заметил пустой стул рядом с койкой. Сам он никогда не садился. Стул Алла убирать отказалась.

В трубке замолчало. Диана ждала коротких гудков, но через мучительную паузу мать Белоснежки ответила:

— Он не ждет меня дома. Считает, что я должна быть у вас, с ней. Я сейчас…в другом месте. Пытаюсь жить без неё, — ещё одна длиннющая пауза. – Знаете, она одно время перестраивала помпу побыстрее. Днем ела побольше вкусняшек, а по ночам глюкоза падала и утром я не могла её разбудить. Вливала в рот сладкий сироп. Когда она уехала, я звонила ей каждое утро, просто проверить. Стало привычкой…Каждое утро…

Диана вздохнула. И пожелала матери хорошего вечера. Та попрощалась до завтра.

— Она её бросила! – Алла грохнула тележкой с флаконами. Хорошо, что флаконы пластиковые! Диана молча подобрала их с пола и аккуратно расставила на тележке.

— Она её отпустила. Перестала удерживать тут.

— Круто! Ребенок идёт по тонкой стенке, а она отпускает руку!

— Она уже не ребенок. И сама решит, на какую сторону прыгать. Человек всё равно решает сам. Мы только даем возможность…ещё подумать.

Алла упрямо сжала челюсти.

— Выживай, черт возьми! – прошипела она Белоснежке в ухо, меняя шприц в инфузомате. – Выкарабкивайся!

Козлобородый лежал спокойно. Снотворное перестало капать в катетер на шее, но он предпочел спать дальше. Судя по шепоту, прорывавшемуся через храп, ему снились пауки. Но он уже не пытался вырваться.

Однажды к нему пришла посетительница – лет тридцати пяти, с усталым лицом, обильно покрытым косметикой и пышной, залитой лаком, прической. Села рядом. Взяла за руку – Диана с Аллой успели отмыть грязные ладони и подстричь ногти. Волосы тоже помыли, но им это не помогло.

— Папа, опять? – проговорила она. – Прекращай уже! Внуки ждут, ты им сказку недорассказал. Я пыталась, но меня они не хотят слушать.

Козлобородый приоткрыл один глаз:

— Паучиха! – прошептал он.

— И тебе доброе утро! – невозмутимо ответила дочь.

Белоснежка смотрела в потолок. Там были белые панели, часть из них светились, если нажать на клавиши у двери. Панелей было двадцать четыре. Светились восемь. Можно было включить только четыре. Они все были разные. На одной был щербатый угол. Другую пересекала едва заметная трещина. К третьей прилипла муха. Белоснежка знала каждую панель и её место на потолке. Когда становилось темно, палату освещали только два монитора, панели сливались в целое полотно и Белоснежка видела на нем сказки.

Принцессу похищает злая колдунья, запирает в башне и каждый день колет пальцы и живот, чтобы принцесса забыла, кто она такая. Принцесса убегает, блуждает по лесу. В лесу избушка, в избушке другая ведьма, она сажает принцессу в клетку. Колет ей пальцы и живот, чтобы та скорее толстела и была вкуснее. Принцесса подманивает ведьму поближе, дает подножку и убегает. Она бродит по лесу, выходит к реке. В реке русалка, она заманивает принцессу на речное дно. Там опутывает водорослями, водоросли острые: колют за пальцы и за живот. Принцессе удается выбраться. За рекой поле, за полем замок, в замке мама-королева и папа-король. Принцесса бежит со всех ног. Но замок отдаляется всё дальше и наконец скрывается за холмом. Принцесса бросается на траву и горько рыдает. Трава колет её пальцы и живот. Всё кружится. Наступает утро. Белоснежка любит утро, ведь оно обрывает ночь. Днём можно поспать.

— Тая, пожми мне руку! – смешное лицо у этой тётки. Лопоухое, как у слона, хобота только не хватает. Белоснежка сжимает руку. Это сложнее, чем она помнит. – Умница! Теперь покажи язык!

Это с удовольствием. Такой лопоухой только язык и показывать.

— Молодец! Болит что-нибудь? – Белоснежка качает головой. Не болит. И не ощущается. У неё вообще тело на месте?

— Сейчас померяем сахар! – Эта молодая, со смешными сережками – слониками. Укол в палец! Это опять ведьма! Белоснежка дергается, сбоку что-то начинает пищать.

— Тихо-тихо, всё хорошо! Глюкоза приличная, - говорит ведьма с серьгами-слониками.

Сахар! Её проклятье! Белоснежка закрывает глаза. Вот почему пальцы исколоты. И живот. Там помпа. Была. Сейчас, наверное, сняли, её предупреждали, что в больнице, при ухудшении, помпу снимают и делают уколы по старинке. Она помнит боль в ухе. Потом заболела голова. Потом она решила, что больше не может. И не хочет. Сколько можно колоть пальцы и бояться?

Над головой пищало. Оказалось, пищало не над её головой. В ногах соседней койки появилась чёрная фигура. Прибежала ушастая, ведьма со слониками и ещё одна – с лицом, похожим на луну. Они что-то делали, тихо переговариваясь. Наконец чёрная фигура направилась к выходу. Белоснежка махнула рукой. Смерть остановилась.

-- Чего тебе? – раздалось из-под капюшона.

Белоснежка махнула рукой в её сторону, а потом постучала по груди.

— Да, я к тебе подходила. Но, как видишь, ты здесь. Меня, кстати, очень активно отгоняли от тебя. Эта компания, - кивок в сторону Док и медсестер, — и твоя мать. Она думала мне можно голову проломить! А компьютер пришлось чинить. Она у тебя сумасшедшая.

Смерть ушла, а Белоснежка продолжала улыбаться.

Мать Белоснежки прибежала на следующее утро. Мешки под глазами замазаны, макияж профессиональный, новый цвет волос – чёрный с рыжиной, стрижка короче прежней, на трясущихся пальцах – тёмно-синий лак. Аромат… Алле ужасно понравился: сладкий и с горчинкой. Мать бросилась обнимать Белоснежку, потом заметила, что та слабо отбивается, и отстранилась.

— Прости, дорогая. Я просто перепугалась.

Белоснежка улыбнулась. Мать достала планшет, подложила под ещё слабые пальцы и Белоснежка – Тая начала одним пальцем водить по электронной клавиатуре. Мать читала, угадывая ещё не напечатанные слова. И отвечала быстро, срывающимся голосом. Потом Белоснежка заснула. На её щеках проступил румянец, хотя лихорадки не было.

— В лёгких лучше, — рассказывала Док матери. — Две дырки закрылись, остались ещё три, но они поменьше. Сегодня уберем лишние дренажи.

— Она сможет дышать?

— Посмотрим. Может быть. Рано ещё.

Мать улыбалась. В улыбке её проглядывала надежда.

Отец Белоснежки заполнял всё пространство своими «Я знал, что всё будет хорошо!» Диана решительно вывела его через полчаса под предлогом, что надо заниматься пациентами.

— Приходите завтра!

Отец отчаянно закивал. Белоснежка устала улыбаться, но лицо её было спокойным. Мать ушла через два часа, расчесав ей волосы, помассировав и смазав кремом руки и стопы, намазав бальзамом губы и почитав главу из методов Рационального мышления. Белоснежка ухмылялась. Она знала, что мать предпочитает канон. Тем забавнее заставлять её читать фанфики.

Она думала, что в родительском замке принцессу тоже ждали уколы пальцев и живота. И что придется с этим смириться. А те ведьмы: точно ли они желали зла? И точно ли она хочет домой? Этого Белоснежка пока не знала.

Сердце козлобородого билось с перебоями. Диана с Аллой по очереди подбегали на писк монитора и пропускали через его сердце электрический ток. Док добавляла в карту всё новые и новые препараты. Козлобородый спал медикаментозным сном без сновидений.

Дочь приходила к нему через день. Садилась рядом, брала за руку, рассказывала про внуков. После её посещений сердце козлобородого на пару часов прекращало чудить. Однажды его увезли в операционную и вернули со вживленным в сердце дефибриллятором. Теперь оно билось не в собственном, а в навязанном прибором ритме, не имея свободы остановиться. Убедившись, что всё работает как надо, Док отключила снотворное.

Козлобородый лежал спокойно. Вязки свисали по бокам кровати, напоминая, что, если что, могут и вернуться на запястья и лодыжки. Но козлобородый только почёсывал нос и иногда переворачивался с боку на бок.

Мать Белоснежки смотрела на него с подозрением. Ей казалось, что из-под благостного выражения лица проглядывает фига. Зато дочь козлобородого ей нравилась. Когда козлобородого переводили в отделение, та задержалась и протянула матери Белоснежки коробочку. «Он попросил купить для вас. Извините, если не понравится. У папы бывают странные фантазии». В коробочке лежал плюшевый паук. Мохнатый и с милой мордочкой. Мать Белоснежки скривилась, а потом показала паука дочери. Та улыбнулась и посадила паучка на ладонь. «Я люблю паучков», - написала она на планшете.

Молодые девочки выздоравливают быстро и без оглядки, раз уж приняли такое решение. Белоснежка начала дышать сама через неделю. А через две Док отключила лекарство, повышающее давление. К тому моменту она уже сидела в кровати и с удовольствием ела домашние деликатесы. Док не возражала, только следила, чтобы в домашней еде было побольше белка. От кислорода отказаться не удалось. Родители Белоснежки уже купили домашний концентратор. В отделении с ней будет заниматься реабилитолог, Док надеелась, что Белоснежка быстро встанет на ноги. Лёгкие, конечно, покалечены, но для спокойной жизни их должно хватить. Спортивных рекордов уже не достичь, по счастью, Тая никогда не увлекалась спортом.

— Родители выглядят…как будто они опять вместе! – заметила Алла.

— Так проще. Мать будет выхаживать дочь. А отец ходить на работу, — уши Док топорщились. Она всегда радовалась таким моментам, когда пациент переходит из реанимации в мир однозначно живых.

Диана промолчала. Она подозревала, что история Белоснежки и её родителей далеко не закончена. Но продолжение им, скорее всего, не покажут. На подушке лежало что-то коричневое. Плюшевый паучок.

— Забыли? – метнулась к раздвижным дверям Алла.

— Оставь, – отобрала паучка Диана. – Нам нужнее.

Оставить комментарий

Популярные посты:

pius

Готовим автомобиль к снегу и морозам: 10 простых шагов для уверенной езды

sergiovillaggio

Ветераны Галлиполи на "Нельсоне"

tvin270584

Устранение засоров и прочистка канализации метро Генерала Тюленева

cccp_foto

Каждому молодому труженику среднее образование

dok_zlo

Тщательно отобранные

sadalskij

Помним, смотрим, цитируем, боремся. Смеемся. Верим.

von_hoffmann

12 октября 1960 года на заседании Генассамблеи ООН Никита Хрущёв стал стучать

yoursoulmate

Кленовый лист, кленовый лист

morena_morana

Три возраста, когда советская женщина могла пожить для себя

• Ранее
• Архив