Словарь, чтобы по фене ботать

blaster2009 — 04.01.2020 Теги: Блум

Пока на каникулах есть немного свободного времени, можно порекламировать некоторые книги с работы. Правда, книги наши предназначены для не очень широких кругов читателей (за некоторыми исключениями, о которых я напишу потом). А именно - для ученых, преподавателей, студентов, аспирантов и прочих магистрантов.

Но иногда у книги, а вернее автора, бывает такая удивительная судьба, что хочется про нее написать. Тем более она, судьба эта, поучительна.

Вот как человек, имевший склонность к одному виду деятельности, вдруг ни с того ни с сего (может со скуки) начал заниматься чем-то совсем другим? Причем тем, в чем он ничего поначалу не смыслил. Но это хобби его и прославило с положительной стороны, в то время как основное занятие... тоже прославило - но с отрицательной.

Итак, Василий Филиппович с выразительной фамилией Трахтенберг родился в семье богатого петербургского торговца, как говорится, "в сорочке" и "с серебряной ложкой во рту". Он окончил одну из престижных гимназий и поступил в Военно-медицинскую академию, то есть мог сделать карьеру военного врача, дослужившись до генерала медицинской службы, либо, уйдя в отставку со всеми рекомендациями, пойти по врачебной стезе с собственной практикой и другими ништяками.

Но что-то щелкнуло, и юный Василий бросил учебу на первом курсе и отправился по скользкой дорожке преступника. Сведения о его жизни, правда, скудны, но кое-что осталось. Например, он взял 400 рублей (неслабая в те времена сумма) с соискателя места чиновника, обещав ему это место. Обещание, естественно, не сдержал.

Кстати, похожие преступления и сейчас мелькают в криминальной хронике - не раз кого-то цапали за обещание (и взятие денег на миллионы) сделать депутатом, губернатором и даже заместителем министра.

Но обманутый пожаловался в тогдашние органы, полиция схватила молодого мошенника, и суд приговорил его к... одному месяцу тюрьмы. Вообще царские приговоры за экономические преступления в этой истории отличаются нехилым либерализмом. За второе мошенничество Трахтенбергу дали то ли два, то ли три месяца. Может отец помог, а может и вправду тогда считали, что много давать не надо, особенно если убыток возмещен.

Идти по данной скользкой дорожке и периодически попадать в тюрьмы нашему герою скоро надоело. Он решил сорвать большой куш и смыться за бугор. Сказано - сделано: он обещал некоему ротмистру содействовать в продаже коллекции картин. Картины были проданы за 150 тысяч рублей, так что в этой части обещание было сдержано. А вот денег ротмистр уже не увидал, с ними содействующий улизнул во Францию.

Но и на новой родине персонаж не успокоился. В Википедии говорится, что он успешно продал (надо полагать, за немалую сумму) французскому правительству рудники в Марокко, которых... не существовало в природе. Другой источник описал целую историю о том, как Трахтенберг в качестве переводчика сопроводил в Россию уполномоченных от французских инвесторов. Посланцы обещали вложить огромные деньги в крупную металлургическую компанию.

Деньги они только обещали, а вот ценные бумаги ухитрились получить и с ними уехать. Но поднялся шум, уполномоченных схватили, правда они оказались маленькими человечками по Гоголю, то есть попросту подставными лицами. Кто-то за ними стоял, ну да это французские дела. Мужчине дали два года, а даму так вообще отпустили (галантные французы же!). Это я по памяти пишу, может что напутал, но в общем так.

Ну а нашего героя Российская империя потребовала вернуть, что и было сделано. Под усиленным конвоем жандармов его привезли в Петербург, где на суде наверняка припомнили коллекцию ротмистра и другие прегрешения. За все хорошее суд присяжных приговорил его... к трем годам арестантских отделений (маловато по нашим меркам, да?).

Отбыв срок, Василий вдруг успокоился, закончил карьеру преступника и открыл в Питере книжный магазин и библиотеку, став почтенным предпринимателем. Дальнейшая судьба его покрыта мраком, но скорее всего он сумел ускользнуть даже от всевидящей Советской власти, поскольку умер в 1940 году в Греции.

В многочисленных тюрьмах и на пересылках (на титуле книги их упоминается более десяти, в том числе Бутырки) у Трахтенберга вдруг опять что-то щелкнуло, отчего и прорезалось его хобби. Он стал собирать слова блатного языка, или воровской речи - жаргона, на котором изъяснялись профессиональные преступники. Записывая услышанные от сокамерников незнакомые обычному обывателю слова и их толкования в отдельную тетрадку, Василий таким образом собрал материала на целый словарь. Который и был издан.

Перед изданием словарь посмотрел и подредактировал профессионал - знаменитый филолог И. А. Бодуэн де Куртенэ. Именно к нему обратился автор, поскольку тот интересовался разными жаргонами. Иван Александрович даже выпустил под своей редакцией третье издание словаря Даля, куда включил... нецензурные слова. Он и четвертое издание подготовил с новыми словами, но тут цензура опомнилась, и это издание так и не вышло.



Книжечка принесла автору известность в хорошем смысле, в отличие от прежних "подвигов" на мошеннической стезе. Отделение русского языка Академии наук купило у него часть материала для своего академического словаря. Ссылки на словарь Трахтенберга и отрывки из него можно встретить и в современных справочниках (при том что блатной язык наверняка в некоторой части изменился, как и всякий другой). А вот сам словарь почему-то так и не выпустили, до сего стереотипного переиздания.

Кстати, сам Владимир Даль тоже не был профессиональным филологом, а был по образованию тем, кем мог бы стать и наш герой - военным врачом.


Ну а нужно ли простому обывателю знать про всех этих "шниферов", "маравихеров" (я даже вычитал в начале слово "аристократия" - высшие слои в преступной иерархии) и т.п.? Лучше, конечно, не пересекаться со всем этим. Разве что для общего развития. Тем более некоторые политологи намекали, что высшие слои не преступной, а вполне легальной иерархии употребляют слова блатной фени. Некоторые депутаты, губернаторы и даже заместители министра.

Просто для иллюстрации приведу отрывок из романа Сергея Устинова "Стеклянный дом, или Ключи от смерти". Герой подслушивает разговор одного предпринимателя с его... эээ... наверно, начальником службы безопасности:


— Вызывали, Борис Федорович?
— Вызывал, — с неприятной многообещающей интонацией откликнулся Бобс, но неожиданно для меня в их рутинно начавшемся диалоге начальника и подчиненного это оказались едва ли не последние человеческие слова. Потому что дальше Блумов зловеще поинтересовался: — Что, Лешак, большая гава?
Я услышал сперва, как тяжко засопел пришедший, потом он натужно выдавил из себя:
— Да, сверзили. Абодье не в кость. Сперва-то по кайфу, а потом балдоха в зырки, да еще этот оперсос накашпырил...
— Балдоха, значит? — еще более зловеще перебил его Бобс. — Мне на балдоху класть с прибором, я галье мечу! Твой гумозник вместо бондаря двух пупкарей завалил, дудоргу кинул и рога заломил! А оперсос теперь шнырит вокруг, уже зенки запалил, вот-вот жухнется.
— Ну, лакша, ну, с кем не бывает! — в голосе Лешака появились почти плачущие нотки. — За него Зубарик мазу держит!
— Маза твоя. Ты мне набил про гейт на говре, твой ответ. Каляка больше нет, загаси его, — жестко распорядился Бобс, и я услышал, как скрипит, словно подводит итог, кресло, из которого он встает, собираясь намекнуть, что время истекло. Но Лешак буквально взмолился:
— Папа, дай вант, вырулим! Кентуха сам гурится, зарубку кладет — все будет гбуро. Он битый, канает на масть, сукой быть!
Я услышал странный звук — будто голубь топчется на жестяном подоконнике, и не сразу догадался, что это Блумов стучит ногтями по полированному столу. Видимо, папа задумался. Потом спросил:
— Каленый?
— Красненькая за руль сорок шесть, чалился у комиков, — с готовностью отрапортовал Лешак. — Он сейчас на лимоне, куклимит, дышит тихо. А ко мне у него зябок. Так что блат в доску.
— Погоняла? — поинтересовался Бобс. Похоже, он менял гнев на милость.
— Мойва.
— Окрас?
— Один на льдине, ломом подпоясанный.
Оба замолчали. Первым заискивающе вступил Лешак:
— Да я уж дал на завтра бризец. Все будет внехипеш. Гецильник накноцали. И винтарь готов.
Снова была томительная пауза, после которой наконец кресло удовлетворенно скрипнуло, и Бобс произнес:
— Ништяк. Твоя маза. Еще один гнилой заход — и вместо максы будет крант. Бычишь?
— Бычу, — с заметным облегчением подтвердил Лешак. И вдруг без всякого перехода заговорил на нормальном языке: — Я вам больше не нужен, Борис Федорович? Разрешите идти?
— Да, пожалуйста, — благосклонно отпустил его Блумов.


А здесь небольшая расшифровка, выкопанная во всезнающей Сети:


Что, Лешак, большая гава (неприятность)?
— Да, сверзили (долго делали, но без видимого результата). Абодье не в кость (время было неудачное). Сперва-то по кайфу, а потом балдоха в зырки (солнце в глаза), да еще этот оперсос накашпырил (оперативный сотрудник вмешался/помешал)...
— Балдоха (солнце), значит? Мне на балдоху класть с прибором (наплевать), я галье мечу (деньги плачу)! Твой гумозник (ничтожество) вместо бондаря (главаря) двух пупкарей (надзирателей) завалил (убил), дудоргу (оружие) кинул и рога заломил (в страхе убежал)! А оперсос (оперативный сотрудник) теперь шнырит (ошивается) вокруг, уже зенки запалил (насторожился), вот-вот жухнется (догадается).
— Ну, лакша (неудача), ну, с кем не бывает! За него Зубарик мазу держит (ручается)!
— Маза твоя (Отвечать придется тебе). Ты мне набил про гейт на говре (подал мысль об убийстве на могиле), твой ответ. Каляка больше нет, загаси (убей) его.
— Папа, дай вант, вырулим (шеф, дай шанс, поблажку, выкрутимся)! Кентуха сам гурится, зарубку кладет — все будет гбуро. Он битый, канает на масть, сукой быть! (Приятель сам раскаивается, обещает, что все будет хорошо. Он опытный/надежный, соответствует нужным требованиям, клянусь!)
— Каленый (судимый)?
— Красненькая за руль сорок шесть, чалился у комиков (10 лет отсидел по 146 статье, в колонии в республике Коми). Он сейчас на лимоне, куклимит, дышит тихо (живет по чужим документам, притаился, осмотрителен). А ко мне у него зябок (невозвращенный долг). Так что блат в доску (человек преданный, верный).
— Погоняла (кличка)?
— Мойва.
— Окрас (к какой преступной группировке принадлежит)?
— Один на льдине, ломом подпоясанный (ни к какой, независимый, дерзкий человек).
— Да я уж дал на завтра бризец (наметил объект кражи, дал наводку). Все будет внехипеш (спокойно, без суеты). Гецильник накноцали (высмотрели. Гецильник не знаю, что, а гец – обман, мошенничество). И винтарь (обрез) готов.
— Ништяк (хорошо). Твоя маза (отвечать тебе). Еще один гнилой заход (ложный маневр, неудачная попытка) — и вместо максы (платежа) будет крант (смерть). Бычишь (понимаешь)?
— Бычу.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив