Сыны погибели

werewolf0001 — 02.01.2021 Девяностые дописаны, это следующее. Это будет наш, отечественный "Настоящий детектив"


25 апреля 2022 года
Москва
Следственный комитет Российской Федерации

Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев и барская любовь…
Это Грибоедов. Горе от ума. Двести лет прошло с момента написания этой книги. И ничего с тех пор в России не изменилось.
Мне прислали повестку, и я не ждал от предстоящего мне допроса ничего хорошего. Хотя и виноват ни в чем не был. Хотя… был бы человек, а статья найдется. Так говорили когда-то и так говорил когда-то я… но я тогда был по другую сторону баррикад.
Большинство из простых людей – Бог милует, и они никогда не бывают в этих стенах. В государственном присутствии, которое везде одинаково, что в Москве, что в Анадыре. И пусть здание Следственного комитета совсем новое – но уже и в нем… Не слишком чисто, стульев вечно не хватает, красные кнопки пожарной сигнализации, неистребимый дух казенщины. И – с первого взгляда можно определить, кто здесь работает, а кто пришел по повестке или просителем. Кто решает тут судьбы, и чьи судьбы тут решаются.
Власть – дурной, нехороший наркотик, и мало кто может с него соскочить – а многих он и вовсе доводит до беды, до смерти. Я – соскочил. Но видимо, кому суждено быть повешенному
- … заходи!
Тот не утонет.

Допрос…
Допрос это больше, чем просто следственное действие, намного больше, чем написано в статье сто семьдесят три и сто семьдесят четыре УПК. Это как исповедь, только в прокрустовом ложе уголовного закона… своего рода дьявольская исповедь… исповедь дьяволов во плоти, которым не светит прощение. Это своего рода интеллектуальная игра… покер такой, только ставка в нем не деньги – а свобода. Иногда даже жизнь. Игра, в которой ты один – а против тебя каждый день другой соперник… разные люди. И к каждому ты должен подобрать ключик… к содержимому его головы… к тайнам… к дурным поступкам… которые может он и сам уже не помнит…или думает, что не помнит.
И здесь, как и в игре в карты – нельзя все время выигрывать. Ну, подумайте, что бы вы сказали, если бы кто-то потребовал от вас все время выигрывать в карты. Но начальство требует именно этого. Долг требует именно этого. Ты должен постоянно выигрывать. Потому что иначе – преступник встанет со стула напротив и отправится обратно… в тот мир, в котором живете вы.
Этому нельзя просто так научиться. Да и не просто так – тоже. Когда говорят, что научить ремеслу полицейского можно любого – ерунда все это. Нет, конечно, стоять на дороге и палкой махать может любой – тут большого ума не надо. Это ремесло. Но вот вести допрос… это либо есть в человеке – либо нет. Либо он видит человека, который сидит перед ним и знает какие вопросы задавать – либо не знает.
Кстати, Шайхуллин, наш препод по ОРД говаривал – настоящий опер не задаст подозреваемому вопрос, на который он не знает ответа. За время работы я понял – так оно и есть. Сажая человека напротив себя, хороший опер или следак уже должен примерно представлять, что он совершил. Подозреваемый должен это только подтвердить.
Мне повезло. Дважды. Я учился работать тогда, когда из МВД и прокуратуры уходили последние настоящие профессионалы, из тех, что и в самом деле преступления раскрывали, а не палки рубали. Они передали нам свой опыт… а мы ссучились. Мы стали первым поколением в МВД, в прокуратуре, в следкомитете (он тогда тоже был, но не самостоятельный, а СК при Генеральной прокуратуре), когда он появился – кому все было до дверцы. Кто стал решалами. Кто начал массово брать деньги. Кому надо оттарабанить двадцать лет до льготной пенсии, а потом уйти – либо адвокатом, защищать тех, кого ты раньше сажал, либо помощником к тем, кому ты когда-то оказал услугу, либо - честно проживать наворованное. Но мы еще многое умели по работе. А вот то поколение, которое пришло за нами… вот они уже ничего не умеют. Потому что ни в УПК, ни в учебнике нужное не написано – а мы их нужному не научили.
От нас они научились только крысить…
Все что они сейчас могут – это запросить распечатку с сотовых вышек, ну и избить подозреваемого. Часто и бить не надо – дела так пролетают, потому что и надзирающему прокурору и судье – тоже до лампочки. Девяносто девять процентов обвинительных приговоров – в СССР было меньше. А вот когда удается выйти на суд присяжных, и когда противостоит хороший адвокат – вот тогда то и начинаются проблемы. Помните, как в Петербурге присяжные признали невиновными разбойников, убивших при разбое троих, в том числе офицера полиции, подрабатывавшего инкассатором? То-то и оно…
Впрочем… тот кто сидит напротив меня, кое-что все-таки умеет. Я же его и учил – и мне второй раз повезло, что допрашивает меня именно он. Вряд ли он получил приказ меня ломать – наверное, ломать посадили бы другого. Хотя и расслабляться не стоит. Не бывает безобидных допросов, господа. Не бывает…
- Права надо разъяснять?
Я покачал головой. Следователь показал на уставившийся на меня зрачок камеры
- Права свидетеля мне разъяснены и понятны.
Весь этот день – с самого начала пошел через одно место…
Утром поскандалил с Дашкой… я не понимаю, что она от меня хочет, вот реально. Б…, все обуты, одеты, на жизнь хватает и с лихом, Димка британский колледж, заканчивает, Иришка в спецшколе, китайский изучает. Я не бухаю, не устраиваю дебошей, вечером если не дома – значит на работе: что? Что еще надо дуре? Острых ощущений?! Б…, получить по морде?!
Нет, надо вот с утра вынести мозг.
Утром только приехал в офис – понеслась. Запрос из координационного офиса Госдепа, наш клиент нарушает санкционный режим. И приложение – на три страницы. Б… два месяца готовили сделку – нет.
Вот чего я не могу понять у американцев – это вот этого, б… Каждый чиновник – может творить что угодно и в очень широких пределах. Вот кажется ему, что санкционный режим нарушен – и хоть прибейся. А ты ему должен доказать, что не нарушен, при том что он тебе не верит. И даже если ты три тысячи страниц ему под нос сунешь, он все равно может не поверить.
Потом текучка понеслась, та же самая – запросы, документы… инкорпорация, открытие счетов… запросы от дружеских юридических корпораций Британии и США проверить то и помочь в этом – надо помочь, потому что следующий раз помогут тебе. Но мне это нравится. Мне нравится моя нынешняя работа. Подальше от дерьма... бумаги на английском… мне кажется, этот язык как-то… благороднее что ли чем наш.
А потом звонок.
И вот теперь это…
Дима Проносов – теперь он старший следователь по особо важным делам в чине генерал-майора юстиции – раздосадовано улыбается. Правильно, ситуация то не из приятных. Это ведь я его приметил еще салагой совсем, стажером. Взял в одну оперативно-следственную, потом в другую – натаскивал, помогал. Теперь он занимает мой кабинет и мое место. Я из этого богоспасаемого заведения ушел – как только начались все эти темы про разделение на Генеральную прокуратуру и Следственный комитет – так я и ушел. Тупо потому что понял: колесо. Сколько не беги по нему как белка – никуда ты не добежишь.
Проносову еще два года – потом уйдет и он. Не думаю, что он относится к системе как то иначе. Понятно и куда он уйдет – в адвокатуру.
Шапку протокола он заполнил, не задавая мне ни единого вопроса. Савельев Александр Иванович, пятнадцатого мая шестьдесят первого, проживает – гэ Москва, образование высшее юридическое, со слов - не судим. Когда-то такие же заполнял и я, правда – тогда техники такой не было, допросы на веб-камеру не писали.
- Место работы?
- Юридическая компания Уникум-Лекс.
- Должность?
- Генеральный директор
Так получилось, что я ушел не в адвокаты. Точнее, в адвокаты, но не по уголовным делам, как можно было ожидать. После генпрокуратуры – я четыре года отработал в одной из госкомпаний, в юридическом департаменте. Потом ушел, открыл свое дело. Направление – сопровождение международных сделок, открытие счетов и инкорпорация, недвижимость, анализ санкционных рисков и так далее. Оффшорки – понятно, куда ж без них. Экономическое гражданство. Как раз этому я научился – теперь это меня и кормит. А уголовки – больше не надо. Накушался.
Выше крыши…
- По какому делу допрашивать то собираетесь?
Проносов барабанит по клавишам, потом произносит положенные мантры про такую-то статью Конституции, про то, что запись допроса ведется на компьютер такой-то с использованием камеры такой-то микрофона такого-то и программы такой то. А потом говорит такое, что у меня челюсть натурально начинает клониться вниз.
- Знаком ли вам Изотов Николай Павлович…
Знаком ли мне Изотов Николай Павлович? Знаком, как же. Еще как знаком. Больше, чем я хотел бы…
- Знаком.
- При каких обстоятельствах вы познакомились?
- При неприятных…

Час спустя. Я сижу в машине, припаркованной напротив главного здания Следкомитета, и жду. Хотя… все это произошло много лет назад и, кажется, что это вообще было не со мной и не с нами – это нельзя так оставлять.
Можно забыть прошлое. Только вот прошлое – вряд ли забудет о тебе…
Изотов… это все предлог, с этого начинается, но кончится отнюдь не этим. Кто-то задает вопросы – опять. Кому-то не дает покоя…
Но почему сейчас? Я же ушел…
Проносов – появляется на проходной, я узнаю его по легкому светлому плащу и отбиваю клаксоном бессмертное «Спартак - чемпион». Он такой же болельщик, как и я. И нам надо поговорить…
Проносов осматривается… да, молодец. Я трогаю машину с места.
Негоже прямо перед зданием…
Не comme il faut

Проносов садится в мою машину на соседней улице. Привычная осторожность, привычное петляние, привычная маска, за которой давно нет лица.
Но он молодец. Достойная скена…
- Что натворил Изотов?
Дмитрий кривится
- Да ничего… не в нем дело.
- А в чем?
- Не здесь.
Не здесь, так не здесь. Лучше бы конечно – вообще нигде. Но прошлое никогда тебя не отпускает. Оно как жвачка, на которую ты ненароком сел – сколько не старайся, до конца все равно не отчистишь. Костюм на выброс.
А вот жизнь не костюм, ее не выбросишь и новую не купишь.
- Поедем, поедим?
…
- Не парься, я угошаю.
- Да я не об этом…
- А… там сто лет никто из прокурорских не бывал.

Полчаса спустя.
Мы сидим в грузинской забегаловке. Никак не могу привыкнуть к дорогим, пафосным ресторанам, вообще к noblesse oblige того класса, к которому сейчас принадлежу. К обязательным выездам в Лондон, или в Куршавель, к бессмысленному трепу про сиабасс, к необходимости купить квартиру в Черногории просто, чтобы была. Может, так оно и надо. Так оно и должно быть. Можно вывезти девушку из деревни – но нельзя вывести деревню из девушки.
Как был я собакой – ищейкой – так ею и остался. Главное в этой фразе – слово «собака». Когда тебе шесть десятков – меняться поздно.
Это тоже своего рода допрос – только в обратную сторону и не урегулированный никаким УПК. Хотя нужный для обеих сторон. Проносов знает, что я соврал, и что он не имеет права разглашать тайну следствия. Но если он сейчас пошлет меня нахрен, встанет и уйдет – через два года у него возникнут проблемы с трудоустройством на гражданке. И не только из-за меня, точнее – не столько. А из-за того, что система, объединяющая незримыми нитями всех нас, братство бывших и действующих – крайне неодобрительно отнесется к такому поступку. И сочтет, что Дмитрий Юрьевич Проносов – доверия не заслуживает.
А доверие это всё. Особенно сейчас, когда шерстят всех и вся и информация о заграничных счетах и домах только так всплывает. Навальный этот… мать его, любопытного…
- Ну, так что с Изотовым то? – напоминаю я
- С Изотовым то ничего… серьезного. Вы вообще с ним видитесь?
- Несколько лет как нет
- А где он, знаете?
Я качаю головой
- Наверное, там же. Он что, вляпался во что-то?
- Да нет… не в том дело.
- А в чем?
- В Черногорске.
Я смотрю на свою тарелку. Не хочется… каждое упоминание этого города – плохое настроение на весь остаток дня. Я оставил этот город. Я проклял его. У меня нет корней. Я москвич. И дети мои – тем более.
Мне в жизни не пришло бы в голову везти своих детей в Черногорск. Малая родина, ядри твою мать…
- А там что?
- Там фильм снимают.
- Чего? Какой фильм?
Вот чего я ожидал – но только не этого. Какой идиот будет снимать в Черногорске. Зачем? Что там можно снимать?
- Да фильм какой-то про сталинские времена снимают. Мол, там такая натура, ничего и дорисовывать не надо.
- А кто снимает то?
- Панской…
Что-то внутри начинает предательски дрожать… что-то в груди. Черногорск – он и в самом деле город, где можно снимать про Сталина. Этот город застраивался тремя очередями и очень быстро – первый раз при Сталине, второй при Брежневе, третий уже сейчас. Застройка была связана с заводом Прогресс – при каждом расширении выделялись деньги на строительство. При СССР это был полузакрытый город – официально сатуса п/я у него не было, но иностранцам там было делать нечего. Войны там не было, старого центра тоже, считай, нет, и получилось действительно – три города в одном. Обычной стройки там не было и город действительно очень цельный.
Только раньше там снимать нельзя было. Этого города не было даже на картах – хотя у него почему то никогда не было статуса ЗАТО.
- И что? Изотов Панскому морду набил?
- Да нет. Там ребенок – актер пропал. Панской сами знаете…
Ну, да. Придворный режиссер можно сказать. Вхож к президенту.
- Вот и подумали, что эта история к той имеет отношение. Ну…
Я упорно смотрю в тарелку. И руки я тоже – держу на столе. Чтобы - не дрожали. Вряд ли задрожат, в конце концов, я не пацан девятнадцатилетний. Но и испытывать судьбу лишний раз – я не хочу…
- Александр Иванович, как думаете… Изотову можно доверять?
- А он сейчас – кто?
- В Ижевске. Бизнер, машины ремонтирует, торгует запчастями
О как. Не уехал, значит. Или вернулся.
- Ну, как… в определенных пределах, ты же понимаешь. Доверять нельзя никому.
- Насколько он… может помочь?
- Раньше мог. Сейчас не знаю. Если не сбухался в конец – то может. А что?
- Да, б… Дьяченко издал приказ. Забираем дело, под него создается оперативно-следственная. Командировку мне уже подписали.
- Выслужиться хочет.
- Да. И, похоже, меня туда и дернут.
Хреново.
- Это же ваш родной город, малая родина… вот я и хотел.
- Дим, моя родина здесь…
…
- Изотову в пределах, но доверять можно – мужик глазастый. Хотя и в отставке он – но думаю, ситуацию он знает, такие волки в отставку до конца не уходят. Правда с характером, если не сработаетесь – п…ц. А с ним сработаться нелегко. У него самолюбие есть. Знаешь, крестьянское такое. Типа, ндрав у меня такой, а ты уважать должен. Понял?
…
- Но он не с…а. Подставлять тебя не будет.
- Понял… - Проносов явно веселеет
- Ты чего лыбишься то.
…
- Имей в виду, Черногорск – ж..а. Такая что ты и не представляешь. Потому мой тебе совет. Отбрыкивайся от этой командировки руками и ногами. А если не получится – вообще никуда не суйся там. Понял?
- Александр Иванович, вы меня… закошмарить что ли решили?
- Нужен ты мне… кошмарить… просто будь очень осторожен. Там не все так просто.
Дурак, б… Раньше бы все поняли с полпинка… а теперь разжевывать надо. Как в том анекдоте про Наташу Ростову – и я хочу, придурок, чтобы ты пришел и занялся со мной сексом. А… намек понял.
А то, что ребенок опять пропал – это плохо. Очень плохо.

25 апреля 2022 года
Черногорск, Россия

- Эля!
…
- Эля!
Да что это с ней. Чтоб ее!
Виктор Генрихович Панской, заслуженный деятель искусств Российской федерации, театральный и кинорежиссер, обладатель берлинского Льва и не раз бывавший претендентом на Оскар – был вне себя от ярости. В ярость его приводило все – люди, события, сам город – да всё!
И то что было утро, а на столе не было привычной чашки латте – было последней каплей…
Если рассказывать про Панского, то первым и главным его жизненным качеством будет зависть. А вторым – умение прогибаться. Зависть была самой сутью его характера, она заставляла его пробиваться, она де грызла его изнутри и она же заставляла топтать и ломать людей, которым не повезло оказаться в его подчинении. Он завидовал всем – коллегам, удачливым актерам и их гонорарам… тем кому дали свой театр… да всем! Большую часть поступков в жизни он совершал под воздействием зависти и копящейся из-за нее злобы.
Вторым было умение прогибаться. Точно так же как он издевался и гнобил тех, кому не повезло оказаться у него в подчинении – точно так же он был ласков, любезен и учтив с сильными мира сего. Панской относился к наиболее омерзительному слою советской интеллигенции – верные сталинцы, верные брежневцы, потом верные горбачевцы – теперь вот верные путинцы. Они клялись в верности, они увивались у фалд и заглядывали в глаза только чтобы получить бюджетный кусок побольше – и с легкостью начинали клеймить режим, стоило только прийти в Кремль кому-то новому. Самым поразительным свойством этой интеллигенции было умение мгновенно забывать все сказанное и сделанное до очередного кувырка с переодеванием в прыжке. Эти люди клеймили прошлое и клялись «больше никогда», но самое главное – они всегда использовали местоимение «мы». Они охотно каялись в заблуждениях и прегрешениях, но всегда как «мы» от имени всего народа. Никто из них – никогда не каялся как «я», никогда не вспоминал, что лично он натворил, какие подлости совершил, на какие деньги работал и жил. Они всегда говорили от лица народа…
Один из дедов Панского был старшим майором НКВД, и лично составлял расстрельные списки, которые отправлялись наверх. Отец Панского был известным журналистом, закончил журфак МГУ, написал книгу «Ленин с нами» и получил за нее ленинскую премию, а потом стал известным перестройщиком и разоблачителем сталинских преступлений – никогда не упоминая о том, что одним из тех, кто их совершал, был его отец. Сам Панской – интеллигент в третьем поколении – известный режиссер, входил в разные годы в предвыборные штабы Путина и Медведева, клеймил тех кто «разваливал страну». И у него никогда не было проблем с получением бюджетного финансирования на свои фильмы. Только вот кассу они не собирали… но именно это Панской и собирался сейчас исправить…
В 2020 году, после десяти с лишним лет молчания – были представлены фильмы уникального проекта Дау режиссера Ильи Хржановского…
Это были больше чем просто фильмы – достаточно сказать, что в Лондоне по итогам этого проекта были проведены несколько научно-практических конференций в том числе с участием ведущих ученых и политиков. В конференции по вопросам экстремизма принимал участие начальник Имперского генерального штаба, по политической мифологии – она проходила в Парламенте. Эксперты назвали этот фильм прорывом за привычные рамки кино, свидетельством того что кино как искусство далеко не исчерпано и последнее слово в нем – не сказано. Для этого фильма был построен Институт – огромное здание, где в реалиях сороковых и пятидесятых годов жили актеры, причем большинство актеров были непрофессиональные (ученых например, играли настоящие ученые), а в процессе съемок проводили например настоящие научные конференции…
Дау стал для многих шоком, но для Панского он стал очередной занозой, тяжело саднящей в той части мозга, которая отвечает за зависть. Он начал думать и…
Довольно случайно – Виктор Панской узнал о Черногорске. Небольшой городок в центре можно сказать России, ближе к Уралу, действующий оборонный завод. Единственный крупный работодатель в городе – Росатом. И вот – город попал в список моногородов, но проблему с ним решили довольно своеобразно. В город заходит еще одна оборонная корпорация – Ракетное вооружение – и начинается строительство завода. Под него – чохом отдается территория двух кварталов, застроенных самыми старыми сталинками, которые должны быть снесены – а на окраине возводится новый микрорайон многоэтажек.
Целых два микрорайона аутентичных сталинок.
Панской навел справки, отправил помощников, а когда просмотрел отснятый материал понял – вот оно! Это не построенный институт, как у Хржановского. Это и есть настоящий городок сталинских времен, почти нетронутый временем – и настоящий завод, на котором тоже сохранились и постройки и цеха того времени. Строили его изначально как патронный – но потом передали под атомный проект…
Дальнейшее было делом техники – тем более что Панской состоял членом Общественного совета при ФСБ. Денег он получил из бюджета изрядно, набрал группу – как и Хржановский с участием большого количества непрофессионалов и местной массовки – и приступил к съемкам.
Готовились примерно два месяца – большинство сталинок были уже расселены. Привезли аутентичные вещи того периода, сделали кое-где косметику – и наконец заселили актеров. По условиям это было что-то среднее между кино и Домом-2. То есть, жилые помещения оснащались камерами и постоянно шла съемка. Удалось восстановить и запустить аутентичные для того времени магазин (даже два, обычный и кооп, шикарные винтажные магазины с двумя входами – промтовары и продтовары), больничку и баню. Удалось найти и включить в съемки аутентичные райотдел милиции, НКВД, райкома партии и стадиона. Все удалось найти того времени, потребовалось лишь кое-где подремонтировать, повесить плакаты и наглядную агитацию того времени. В частности – на площади теперь висело полотнище со Сталиным.
Главное – это все было не декорациями. Это все было точно, так как тогда.
Как и Хржановский – Панской быстро понял, что не стоит направлять съемочную группу по одному затверженному сценарию. Надо просто отснимать материал и работать с эпизодами. Хржановский – умудрился из отснятого материала смонтировать больше десятка отдельных фильмов – и этим материал не был исчерпан. Здесь можно было наснимать еще больше – он просто снимал час за часом жизнь обычного русского городка времен сталинизма. Он задумал несколько фильмов – про любовь, производственный, несколько детективов и фильм про злодеяния сталинизма. Но пока он даже не называл их и не раскрывал своих замыслов никому, даже ближайшим членам съемочной группы. По указаниям мастера – группа отснимала эпизод за эпизодом, но как они должны были сложиться в общую картину – об этом знал только мастер…
- Эля!
Эля была его помощницей – уже давно. Она работала с Панским более десяти лет, потому что только она и могла его выносить. И она же знала его привычки и потребности – как у артистов бывает райдер…
Вот только райдер режиссера – все был похрену. И без Эли…
- Эля! Да чтоб тебя!
Нет, уволю, к чертовой матери!
Но режиссер остыл так же быстро, как и вскипел – он прекрасно понимал, что Элю он никогда не уволит по одной простой причине – никто другой так долго терпеть его не будет. Уже сработались, срослись, она его привычки знает…
…
- Ты где шляешься?
- Виктор Генрихович, извините… материалы распечатали…
- Давай…
Как и все гении, или те кто косил под гениев - Виктор Генрихович не подходил к компьютеру, не воспринимал компьютерный текст, и требовал, чтобы ему все распечатывали на бумаге. Понятно, что группе приходилось терпеть это и другие тиранические требования своего гения…
Дело чернореченского маньяка…
Панской услышал о нем достаточно случайно, уловил обрывок разговора в массовке, во время съемок эпизода на стадионе. Помимо типичной для гениев и тех кто считал себя таковыми, заносчивости и дури - у Панского были и хорошие качества. Например, память. И цепкий, очень критичный и чувствительный ум. Кино, как и театр, исследует две вещи. Человека, его жизнь, его душу. И время, в котором человек живет. Панской не был гением в изображении человеческой жизни и души – максимум, крепким ремесленником. Но вот время он чувствовал. Его картины отличала какая-то чувствительность ко времени. Достоверность, доходящая до мелочности. Он умел изобразить в кадре скажем, банальную советскую кухню, на которой годами ругали власть и начальство так что любой интеллигент – признал бы ее за свою. И он умел построить реплики в кадре так, что любой кто это пережил – безошибочно определял своих и свое. Интеллигенты, работяги, комсомольские «стремящиеся», изовравшиеся партийные вожаки. За этими кадрами не было души - Панской был слишком черств, в его душе не было камертона, чтобы было созвучие – но правда в них была.
Так вот, Панской узнал о том, что тут было, уцепился и велел разузнать. А разузнав пришел в восторг – он нашел наконец, магистральную идею своего фильма, то чем он побьет Хржановского.
Маньяк во времена Сталина!
Представьте себе – каменные и деревянные двухэтажные дома. Заваленные снегом улицы – в Москве уже забыли что такое сугробы. Люди все в черном и сером – как маленькие муравьи, как пешки спешат к заводской проходной, чтобы ковать щит жестокой, хищной и равнодушной Родины. Красные мазки плакатов и портреты усатого тирана смотря на тебя со стен. НКВДшники на черной Эмке – синие фуражки, внимательные взгляды – ищут крамолу. И вдруг.
Один труп. Другой! Третий! Паника, слухи. Никто ничего не знает. Тогда и слова то такого не знали – маньяк*.
Конечно, в реальности убийства в Чернореченске имели место в восьмидесятые. Но что мешает изменить время и поместить героев в начало пятидесятых, на тридцать лет назад?
Да, это может стать триумфом.
Панской приказал разыскать материалы. Пришлось сделать пару звонков в Москву. Понятно, что уголовное дело ему не выдали – но разрешили послать человека, который перефотографирует его на телефон.
Человек съездил, перефотографировал. Панской пробежал глазами дело и стал звонить в Москву. А потом, получив ответ из Москвы – приказал ехать в Ижевск. Который тогда был городом под названием Устинов…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив