Сиддхартха Мукерджи, «Ген. Очень личная история», часть I
green_fr — 31.10.2023 Октябрьская книга книжного клуба. Книга мне очень понравилась, и я снова задумался, что такое для меня «хороший научпоп»? Похоже, мне действительно нравится не просто пересказ текущего состояния науки, а история развития человеческих знаний. Что думали, что пытались сделать, что в итоге сделали, что из этого поняли. И только потом — вы находитесь здесь, теперь вы способны понять смысл каких-то слов в описании направления движения современной науки.Конкретно эта книга — про генетику. От гороха Менделя (на самом деле он ещё с Аристотеля начинает, но это так, для красоты жеста) до современности. Отдельный плюс — разговорный стиль книги. Автор пишет, как если бы он сидел рядом и рассказывал тебе эту историю у камина. С кучей личных воспоминаний, совершенно ненужных деталей, вроде тембра голоса или внешности того или иного персонажа. Но за счёт этих деталей (их слегка больше, чем мне хотелось, но всё ещё в зоне приемлемого, не вызывает отторжения) читается интереснее.
Книгу очень рекомендую. Ну а здесь, как обычно, мелкие детали, не призванные заменить её содержание :-) Каждый раз пишу это, и каждый раз в комментариях начинают критиковать книгу по тем анекдотам, которые я записал.
После открытия закона наследственности, встал вопрос о её материальном носителе. Дарвин предлагал гипотезу геммул — неких частиц, растворённых в крови, которые катаются по всему телу, собирая от него информацию, которую они потом передадут следующему поколению. Для того, чтобы проверить эту гипотезу, (Вейсман) отрезали хвосты нескольким поколениям мышей — нет, эта информация так и не передалась по наследству, мыши продолжали рождаться с хвостами. Я слышал эту байку в виде анекдота против Лысенко, не зная, что это не анекдот, и что в момент проведения этого эксперимента Лысенко ещё на свете не было.
Книга очевидным образом постоянно обращается к теме евгеники. Лично меня автор приятно удивил тем, что не пишет «евгеника — это зло, потому что фашисты и Менгеле». Он пишет, конечно, про фашистов и Менгеле, считая их прямым следствием идей евгеники, но не единственно возможным следствием. И при этом он пытается рассказывать, что двигало идеологами евгеники, какие идеи заслуживают внимания, а какие можно и нужно критиковать. При этом лично у меня в голове совершенно другая критика евгеники, чем у него. В одну фразу точку зрения автора не запихнуть (читайте книгу!), но в какой-то момент он цитирует Гальтона (идеолога евгеники как метода улучшения человеческой породы), предлагавшего отбирать здоровых и умных, подталкивая их к браку между ними, и наоборот, сдерживая браки между глупыми и больными.
После чего автор приводит критику этой стратегии (Модсли), в том духе, что и среди «дефектных» семей рождались порой гении (целый список примеров, начиная с Ньютона). И такое ощущение, что это и остаётся основной критикой евгеники. Тогда как эту критику можно если не разбить, то хотя бы сильно пошатнуть аргументом: предположим, мы научимся отбирать людей не по внешним признакам, о по каким-то более глубоким, лично нам подходящим признакам, которые включат родителей Ньютона. И что, больше никакой критики?
Сам автор под конец книги приводит существенно более серьёзную критику евгеники, ну а мне кажется, что всё можно сформулировать существенно проще: мы не хотим этого, потому что нам страшно. Страшно ошибиться. Страшно что-то поломать. Отобрать слишком узко — и получить слишком однородное общество. Отфильтровать что-то, что потом могло бы пригодиться, а его уже нет. Слишком сложная система, чтобы мы могли хотя бы в общих чертах предсказать последствия массовых вмешательств такого рода.
Во время обсуждения А. переформулировала похоже: стремление общества к разнообразию / осознание ценности разнообразия даёт этому обществу какую-то минимальную защиту от геноцида сотоварищи. Собственно, это очень хорошая формулировка того, почему я предпочитаю ходить на гейпарады, почему мне симпатичен указ о свободе вероисповедания Генриха IV и т.п. — потому что даже если они защищают не лично меня, они защищают саму идею, что нельзя убивать просто за то, что ты отличаешься. А в идеале так и вообще, ценить всякое отличие.
А ещё, критика евгеники часто сводится к эмоциям. Ну как же так? Представь себе, отбирали бы только здоровых и красивых [здесь неявно подразумевается «а ты — больной и некрасивый»] — лично тебя бы не отобрали, лично тебя бы не было! Этот аргумент вообще убивает любую дискуссию, потому что очень сложно рассуждать о благе для человечества, не отвлекаясь на личные интересы. В каких-то случаях мы не то чтобы научились это делать, мы привыкли к существующему порядку (представь себе наказание за убийство [здесь неявно подразумевается «а ты — убийца»] — лично тебя казнят, лично тебя посадят!), но в большинстве случаев первая реакция: нет, спасибо.
Собственно, за это мне когда-то понравился роман Хейли «Новости» (там террористы похищают семью журналиста, последовательно выступавшего против любых переговоров с террористами), потому что он не про этику журналиста, он не про терроризм. Он про то, как жить, когда твои идеалы для общества расходятся с тем, как можешь жить лично ты.
Очень много о практической евгенике. И снова, не только «фашисты и Менгеле». Про Германию пишет, что там расовую чистку запустили ещё в 1912 году. Но ещё больше пишет про Америку, где аналогичный проект был существенно серьёзнее и прагматичнее: колонии для генетически неполноценных, проект стерилизации для генетически дефектных и т.п. Несколькими главами позже описывает принятый в США закон о стерилизации, а также пример его применения.
В этом же контексте упоминает Тарзана. Как апологию евгенике: смотрите, как сильно влияние генов! Даже воспитанный какими-то обезьянами джентльмен остаётся джентльменом!
|
</> |