Штрихи к теории заговора
anairos — 25.07.2024 Закончил я тут читать работу Ольги Христофоровой «Колдуны и жертвы. Антропология колдовства в современной России». И горячо её всем рекомендую.Современной – это начало двухтысячных, если что. Именно тогда Ольга Христофорова собирала свои материалы у старообрядцев-кержаков. В их консервативном обществе до сих пор сохранилось и живёт то, что в обычной русской деревне отмерло ещё в революцию. А в 2010 году издана сама книга.
Сама автор трудится в моей альма-матер РГГУ. Вообще РГГУ в последние годы – настоящий центр исследований в области магии, колдовства, эзотерики и тому подобных вещей. Почти все толковые русскоязычные работы на эту тему, которые мне попадались, оказываются оттуда.
Пересказывать содержание этой книги – дело неблагодарное. При этом пропадёт её главный смысл: она показывает, что нельзя думать о колдовстве как о каком-то особом занятии, манипуляции некими потусторонними силами и энергиями, недоступными простому человеку.
Религия – выражение в символах веры человека, его представлений о вечном, неизменном и настоящем. Колдовство – выражение в символах самой его жизни. Человек, его быт, его эмоции, его отношения к окружающим и отношение окружающих к нему – всё это буквально и есть колдовство, а слова и жесты просто придают ему форму.
Потустороннее при этом, конечно, где-то присутствует. Однако оно не выделяется из общего фона. Деревенское колдовство – оно про взаимодействие не с чертями, а с людьми.
Вот как это выразила сама исследовательница:
«Как-то раз я выступала на конференции с докладом о гадании как моделировании будущего. В докладе речь шла о механизмах «эффективности символов» (термин Леви-Строса). Одна из присутствующих, студентка, внимательно слушавшая доклад, вдруг спросила: «А как гадания действуют на самом деле?».
Вопрос этот некорректен: дело в том, что работа семиотических средств культуры не есть некая абстракция, за которой прячется подлинная реальность, она сама и есть реальность, во всяком случае, именно она и обеспечивает результат «магических» акций».
И чуть дальше:
«В нём (пространстве представлений о колдовстве – прим. моё) соединены представления о мире и обществе, здоровье и болезни, объяснения несчастий и удач, отношения доминирования и подчинения, чувства любви и ненависти, зависти и подозрительности, страха и вины. Это потаенный дискурс интуитивных жестов и обязательных слов, сильных эмоций и полуосознаваемых влечений, враждебности к чужому и подозрительности к своему, это один из дискурсов не простодушного, не открытого, имеющего двойное дно мира. Это способ говорить о различиях, объяснять влияние людей друг на друга и результаты их противостояния, когда другие языки «не работают» или не приняты. Это символический мир, реальный для живущих в нём — тех, кто носит в одежде булавку и боится показывать новорожденного ребенка посторонним, плюёт через плечо, сказав комплимент, и держит в кармане кукиш, переходя дорогу».
Сама Христофорова в магию не верит – и неоднократно это повторяет на протяжении книги. Для неё вся действенность колдовства – исключительно в человеческом пространстве, в социуме.
Но эту особенность я подметил уже достаточно давно. Современный учёный, как правило, делит вселенную на «естественнонаучное» и «гуманитарное» пространство, природу и социум, и магия для него может работать лишь во втором из них, а никак не в первом.
Для практикующего же мага этого разделения не существует. Мир – комплексное пространство, где у всего есть «действительный» и «мнимый» компонент, и оба они одинаково реальны. Просто человеческое общество почти целиком находится в «мнимом» пространстве смыслов и символов, поэтому здесь магия особенно действенна и особенно заметна.
|
</> |