рейтинг блогов

Сериал «Заступники» - о нищих адвокатах, защищающих хороших преступников

топ 100 блогов uborshizzza04.04.2020
2 недели по 1 каналу шел сериал «Заступники» (режиссер Владимир Котт). Сценарий написан по мотивам книги Дины Каминской «Записки адвоката».

Дина Каминская родилась в 1919 году в Екатеринославе (город, которому не везет с имением: при рождении назван в честь Екатерины II, с 1796—1802 переименован в Новороссийск, при СССР и до 2016 - Днепропетровск, теперь – Днепр). Ее отец, Исаак Ефимович Каминский, был юрист. Как сообщает сама Каминская, он родился в небогатой провинциальной еврейской семье. Это напоминает историю с Фаиной Раневской, которая собиралась написать мемуары, но споткнулась о первую фразу «Я родилась в семье небогатого нефтепромышленника». (Как вы понимаете, писать, что родилась в богатой семье было непринято, а бедных нефтепромышленников не существовало в природе). Все же известно, что папа до революции состоял в партии эсеров, а потом кадетов, а после революции оставался беспартийным, что не помешало ему 1937 году возглавить Промышленный банк СССР, который в те годы осуществлял финансирование всего капитального строительства в стране… Никто из членов семьи не подвергался никаким репрессиям.

Старшая сестра защитила докторскую диссертацию по юридическим наукам. Каминская была замужем за научным работником, правоведом Константином Симисом (4 августа 1919 — 14 декабря 2006). Занимались защитой диссидентов: Владимира Буковского (дело о демонстрации 22 января 1967 года), Юрия Галанскова (процесс 4-х), Анатолия Марченко (1968), Ларису Богораз и Павла Литвинова (дело о «демонстрации семерых», 25 августа 1968 года), Мустафу Джемилева и Илью Габая (1969—1970). В 1977 году эмигрировала с мужем в США, воссоединившись с семьей сына, уехавшего в 1973 году (он воспользовался правом на эмиграцию евреев, разрешенную в 1972 году).
Была членом Хельсинской группы.

Юлий Ким посвятил Каминской песню «Адвокатский вальс».


Умерла в июне 2006 года. Ее сына, Дмитрия Саймса (род. 1947), мы имеем удовольствие видеть во всех политических ток-шоу, где он очень свысока, с позиции американского гражданина, рассказывает нам о нашей ничтожности и вечном рабстве.

Вот здесь она рядом с мужем и адвокатом Борисом Золотухиным (родился в 1930 году, работал с Каминской на нескольких диссидентских процессах, член Хельсинской группы, депутат Госдумы (1993-1995).
Сериал «Заступники» - о нищих адвокатах, защищающих хороших преступников https://mhg.ru/sites/default/files/images/kaminskaya-rs-2-500.jpg

Вот что Каминская пишет в «Записках адвоката»:

«…Семья, дружеское окружение и школа поставили меня в первые годы моей сознательной жизни в исключительное (по сравнению с основной массой) положение. Условия моего воспитания были благоприятны для того, чтобы я стала интеллигентным, образованным человеком…Когда мне было пять лет, мои родители получили квартиру во вновь выстроенном поселке. Это был большой участок земли, обнесенный деревянным забором, на котором стояло более тридцати деревянных вновь отстроенных коттеджей с фантастическими по тем временам и особенно для того района удобствами (водопроводом, канализацией и даже с ванной комнатой. Место это называлось поселком Народного комиссариата финансов, и дома эти были частями сданы в аренду ответственным работникам. Мы занимали половину такого дома, то есть три большие комнаты. Я оказалась в среде детей из интеллигентных семей. Мы познакомились, когда нам было по пять-шесть лет, мы вместе росли, вместе формировали наши интересы, и с большинством из них я сохранила дружбу до конца моей жизни в Москве…Отдавая меня в школу, очень отдаленную от нашего дома (мы ходили туда с папой пешком, и дорога занимала больше часа), мои родители руководствовались тем, что само ее территориальное расположение обеспечивает и лучший состав преподавателей и лучший контингент учеников, чем это было в нашем районе. И, действительно, моими соучениками, товарищами по классу были тоже дети из интеллигентных семей…Школьная среда, в которой я оказалась, давала мне возможность видеть и наблюдать жизнь и быт более обеспеченного, более культурного и привилегированного слоя. Реальную жизнь рабочих – того класса, во имя которого вершилась революция, во имя блага которого шло все строительство «социализма» в моей стране, – впервые я получила возможность увидеть во время студенческой практики в прокуратуре. Это было в 1939–1940 годах, через 22 года после победы революции.

Я помню эти страшные деревянные бараки без водопровода и канализации. Крохотные каморки, в которых буквально вповалку спали взрослые и дети, молодые и старые. Я приходила туда вместе со следователем на обыски и опись имущества, подлежащего конфискации у людей, которых именем советского закона называли «врагами народа». Это были женщины, которые пытались вынести несколько кусков сахара или печенья с кондитерской фабрики «Большевик», где они работали, чтобы накормить своих голодных детей. Это были мужчины и женщины, задержанные и арестованные с катушкой ниток, несколькими пачками папирос, с кусками хлеба».

Вот видите, насколько различалась жизнь людей, причем в пользу тех, кто впоследствии с удовольствием уехал из СССР. И сейчас ведь та же самая история. А сколько раз помянута интеллигенция!

«В коллегии объединились бывшие присяжные поверенные, в подавляющем большинстве беспартийные, чье общественное и политическое лицо, с точки зрения государства, было весьма сомнительным.

Государство не уважало адвокатскую профессию и не доверяло адвокатуре.

Но в то же время я увидела и другое.

Я уже тогда поняла, что унижаемый самодовольными и часто совершенно некультурными судьями и прокурорами адвокат, как правило, и почти без исключений, был гораздо образованнее. Его профессионализм был значительно выше.

Это объяснялось тем, что следователями, прокурорами и судьями в те предвоенные годы работали так называемые выдвиженцы – представители партийной прослойки рабочего класса. Многие из них не имели не только специального юридического образования, но даже не окончили десятилетней школы. Они совмещали свою ответственную правовую работу с занятиями на курсах усовершенствования или в специально для них организованной юридической школе. В адвокатуре же тех лет было много старых адвокатов с блестящим еще дореволюционным образованием.

Я поняла тогда и то, что унижаемый в суде адвокат был гораздо свободнее этих судей и прокуроров. Он сам определял позицию по делу, он ни с кем не должен был ее согласовывать. Поняла я и то, что такие независимые в судебном заседании государственные обвинители обязаны были предварительно доложить как само дело, так и свою позицию по нему прокурору района; что мнение начальства было практически для них обязательным. Я уже знала, что, если версия обвинения в судебном заседании будет опровергнута или поколеблена, выступающий в суде прокурор, обязанный в силу закона отказаться от обвинения, фактически это сделать не мог. И если в такой ситуации он просил объявить перерыв перед своей речью, то все понимали, что он идет согласовывать свою позицию с прокурором района».

Среди судей, следователей и прокуроров образованных и интеллигентных людей не было.

«Заработки адвоката складываются из тех гонораров, которые клиенты вносят в кассу юридической консультации, строго в соответствии с существующей таксой на разные виды юридической помощи. Каждый такой гонорар зачисляется на счет адвоката, который ведет это конкретное дело, и в конце месяца выплачивается ему, за вычетом всех тех налогов, которые взимаются со всех граждан Советского Союза, и дополнительных сумм, удерживаемых на содержание обслуживающего штата коллегии и на аренду помещений для юридических консультаций и президиума. В общей сложности эти отчисления в разное время составляли от 20 до 30 процентов от заработка адвоката.

И все же даже при очень интенсивной работе (на мой взгляд, неизбежно сказывающейся на ее качестве) официальный заработок адвоката, который проводит мелкие дела продолжительностью от одного до трех дней, не может обеспечить ему приличного уровня жизни. Как это ни парадоксально, но в еще худшем положении оказываются более квалифицированные адвокаты, участвующие в длительных сложных делах, требующих серьезной подготовки.

Именно это и породило то явление, которое прочно и почти всеохватывающе вошло в жизнь адвокатуры и которое на адвокатском жаргоне называется «микст». «Микст» – это дополнительное, неофициальное вознаграждение, которое платит клиент непосредственно адвокату. Но это не взятка. «Микст» дается не за результат по делу, который от адвоката не зависит. Это гонорар за работу. «Микст» составляет существенную часть заработка адвоката… адвокат, получивший «микст», оказывается в положении унизительной зависимости от своего клиента. Он знает, что, если клиент сообщит о том, что платил деньги не только в консультацию, но и лично ему, – исключение из коллегии неизбежно. Нелегальность этого вознаграждения и риск, связанный с ним, привели к тому, что некоторые адвокаты стали назначать непомерно высокие, явно не соответствующие работе гонорары.

Размеры «микста» очень различны. Они зависят от желания и возможностей клиента, от характера дела, но главным образом, думаю, от характера самого адвоката. Есть адвокаты, которые назначают размер этого дополнительного вознаграждения сами и только на этих условиях соглашаются принять дело. Есть адвокаты, которые полагаются на «совесть» клиента. Но за многие годы моей работы я знала лишь нескольких, кто не брал «микст» вообще.

Несмотря на то что получение «микста», как я уже писала, связано с риском, между собой адвокаты говорят о нем открыто. Знали об этой практике и судьи, и прокуроры и в частных разговорах не только не осуждали ее, но и находили разумной и справедливой.

Поэтому те, кто лишался по разным причинам возможности продолжать свою работу в государственных правовых учреждениях, охотно соглашались на обещанный им прием в адвокатуру. Они понимали, что навсегда теряют возможность удовлетворения своего общественного честолюбия, но зато приобретали более высокий материальный уровень жизни».

Брать микст - это же не брать взятки, верно?

«Суровость приговора никогда не считалась в советском государстве недостатком. Даже если потом вышестоящие суды эти приговоры изменяли, снижали наказание, считая его несоизмеримо тяжелым, судья оставался спокоен. Он знал, что ничего ему не грозит. А вот отмена приговора за мягкостью наказания – это ЧП, это грозит судье серьезными неприятностями. И если такой судья не изменит карательной политики и впредь опять будет проявлять «мягкотелость» и «либерализм», то его шансы на избрание на судейскую должность на следующее пятилетие будут равны нулю.

Но было время, когда Московский городской суд ежедневно отменял и изменял приговоры, чтобы сделать их более мягкими. Когда излишняя суровость приговора была самым страшным недостатком в работе судьи. Когда судьи боялись осуждать виновных к лишению свободы. Это было невероятное и ужасающее в своей трагикомичности время. Это было время, когда Никита Хрущев уже обладал всей полнотой власти. Каждое его слово воспринималось как безусловное руководство к действию. Хрущев призвал советских судей к более гуманному подходу при решении человеческих судеб. Он говорил о том, что лишение свободы – тюрьма и лагерь – это тяжелое наказание, которое следует применять лишь тогда, когда совершено тяжкое преступление.
Не нужно думать, что все судьи легко и без всякого внутреннего сопротивления подчинялись и подчиняются этой общей зависимости. Что они не понимают ни унизительности своего положения, ни того, что весь этот идеологический инструктаж-не что иное, как надругательство над правосудием…Необходимость «вершить правосудие» в соответствии со всякий раз меняющимися директивами дала свои плоды. Именно отсюда, думается мне, то равнодушно-циничное отношение к человеческой судьбе, которое характерно для многих советских судей. В этом же, уверена, лежит одна из причин почти поголовной коррупции судей. Коррупции, которая стала заметным явлением в жизни страны во время Отечественной войны, а в 50-е годы стала особенно наглядной и всеохватывающей. Вынужденные постоянно нарушать закон судьи потеряли к нему уважение, и именно это создало обстановку, при которой закон стал нарушаться не только по указанию свыше, но и за деньги. В послесталинские годы, в конце 50-х – начале 60-х годов, в годы так называемой борьбы за законность, в одной только Москве были арестованы и преданы суду за вынесение неправосудных приговоров за взятки почти весь состав судей Калининского района, работники прокуратуры этого же района во главе с районным прокурором, почти весь состав следователей и прокуроров Московской области, многие судьи Московского областного суда. Почти полностью был арестован и осужден за получение взяток весь народный суд Киевского района Москвы. Не миновала эта эпидемия и Московский городской суд и Московскую городскую прокуратуру.

Если в Москве вынесение приговора за взятку было явлением достаточно распространенным и привычным, то в провинциальных судах и прокуратурах (и особенно в национальных республиках) это приняло характер абсолютно повседневный. В Грузии, Армении, Узбекистане и во многих других местах судья, не берущий взяток, был явлением не только исключительным, но и почти невероятным.

Взяточничество стало явным. О нем говорили почти открыто. Клиенты, которые приходили к адвокатам, часто искали в нас не профессиональных защитников, а людей, которые могут посредничать в передаче взятки судье. Так в коррупцию правосудия оказались вовлеченными и некоторые адвокаты».

А это о деле мальчиков.
«За два с половиной года моего участия в деле Алика и Саши в одних только судебных заседаниях допросили более 100 человек – жителей Измалкова, дачников, которые в это лето были там на отдыхе, учителей школы, где учились дети.

Из всей этой массы взрослых свидетелей только два человека выделялись благородством поведения, полным отсутствием жестокости и вульгарности. Это была учительница старших классов Волконская и мать Саши Клавдия Кабанова. Как сумела она, родившая и воспитавшая шестерых детей, вырастившая их в тяжелых условиях русской деревни, работая с утра до ночи по хозяйству и в совхозе, – как сумела она не ожесточиться, держаться всегда с таким достоинством? Как сумела она внушить к себе уважение не только детям, которые беспрекословно слушались ее, но и всем односельчанам? Как сумела сохранить внешность и легкую поступь настоящей русской красавицы? И пепельные, почти без проседи, волосы и удивительную прозрачность светло-голубых глаз?.».

Как трогательно, что Каминская признала хоть в одной крестьянке что-то человеческое! Это ощущение своей богоизбранности как-то неприятно выглядит.

В сериале все немножко не так. Нина Метлицкая – гораздо моложе. Если Каминская начала свою адвокатскую практику в 1941 году, то Метлицкая – в 1966 году. Прототипом ее мужа является не Константин Симис, а Борис Золотухин, причем, он, наоборот, в фильме старше, т.к. успел побывать на фронте. Играет эту роль Кирилл Гребенщиков.

Отца-юриста у Метлицкой нет, сестры-адвоката – нет, а есть мать-учительница и старший брат без высшего образования, обремененный крайне стервозной женой и младенцем. Видимо, это сделано для того, чтобы Нина была ближе к народу.

Тем не менее, в адвокатуру она попадает все-таки по блату, через мужа.
Актриса, играющая Нину, само очарование. Ее зовут Мари Ворожи (Марина Ворожищева, 1987 год рождения). Актриса играла в фильмах и сериалах, но заметных ролей не было. Для зрителя она – новое лицо.
Сериал «Заступники» - о нищих адвокатах, защищающих хороших преступников https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_doc/98165/pub_5e832e92549f6e4aecfb2314_5e83480d98b4c86819a61a4c/scale_1200
Тема особой интеллигентности и избранности Нины не муссируется. Она – просто умная молодая женщина, готовая помочь своим подзащитным.

Первое время Нина не берет денег непосредственно от клиентов, но потом была вынуждена принять довольно большую сумму за оправдание грузинского цеховика в изнасиловании. Цеховик, действительно, был невиновен в этом преступлении, но потом изнасиловал саму Нину, которая переоценила его благородство. И она была вынуждена согласиться, что сама виновата: позволила ему оплачивать себе съемную квартиру (не говоря уже об огромном незаконном гонораре), ходила с ним в рестораны и театр, сама пустила в дом…

Но ведь, как ни крути, а защищала она мерзавца.

В другой раз Нина защищала актрису – роковую женщину – обвиняемую в убийстве любовника. В этой истории легко угадывается дело актрисы Валентины Малявиной, обвиняемой в убийстве своего любовника Станислава Жданько.

В сериале Метлицкой удалось добиться оправдания своей подзащитной, но как раз перед произнесением заключительной речи ее собственный муж ( с которым она то сходится, то расходится) показал ей шрам на груди, оставшийся у него после кратковременного романа с актрисой – она, будучи нетрезвой, могла в порыве гнева пустить нож в дело, целясь в сердце. Борису и еще одному мужчине повезло, а вот ее последней жертве удар пришелся в сердце. Несмотря на новую информацию, полностью меняющей взгляд на преступление, Нина все равно произносит заготовленную оправдательную речь, потому что ее дело – защищать.

Как мы знаем, Малявина получила срок 9 лет, но отсидела 4 года и вышла по амнистии. Она до сих пор говорит, что не убивала Жданько, а это было самоубийство. Знакомые с ней и с погибшим люди разделились: есть те, кто ей верит, есть те, кто не верит. В свое время против Малявиной выступил весь театр им. Вахтангова, где работали она и Жданько.

Защищала Нина и студента, согласившегося снять секретный завод для американского шпиона. Она провернула это дело так, будто он был совсем дурачок и не понимал, что делает.

Самое большое место пока заняло так называемое дело мальчиков. Двух подростков судили за изнасилование и убийство своей одноклассницы.
Это случилось в 1965 году в поселке возле Переделкино. Это дело показано в точности, как описано в книге Каминской.
Пока прошел только первый суд, когда парней освободили, а дело отправили на доследование. В реальности они продолжали сидеть в СИЗО.
Всего процессов их было три – видимо еще . Третий суд завершился оправданием подсудимых. Но виновного в убийстве так и не нашли.

Если говорить о количестве хороших и дурных людей в этом фильме, то оно примерно равно. В адвокатской конторе безусловно положительными персонажами являются четыре человека, и один явно отрицательный. Среди судей один явно положительный, да и остальные разумные люди. Разве что следователи и прокуроры подкачали.
Есть в фильме и КГБшники. Пока они не очень заметны, но, вероятно, во второй части их роль будет больше. Пока проявился только один карьерист, Олег Васильевич, которого играет Игорь Гордин. Один раз он уже использовал Метлицкую втемную, и она невольно помогла его карьере. Кроме того, ее единственная и очень близкая подруга стала его любовницей.

На мой взгляд, экранизировать те же «Записки адвоката» Каминской можно было бы совсем по-другому. Степень черноты можно было сгустить, особенно, если добавить судейскую коррупцию, которой, по словам Каминской, было поражено все судейство; если показать судей и следователей, как малограмотных людей, что тоже следует из ее записок, а главное добавить антисемитизма, из-за которого семья Каминских очень страдала.

Но пока ничего такого показано не было.

Сериал неожиданно для зрителей разбили на 2 части, и вторую часть покажут, неизвестно когда.
Это рождает у некоторых конспирологические версии. Сериал прикрыли, чтобы он не рождал мысли о несправедливости сегодняшней системы и не искал параллелей с осужденными по «московскому делу» и др.:
«Чтобы досмотреть даже не до диссидентов, а хотя бы до геев, надо выдержать несколько серий деревенского детектива в сочетании с зубодробительной мелодрамой, но кто выдержит, тот будет вознагражден – такой апологии диссидентства в отечественном массовом кино не было даже в перестройку и в девяностые. Эпизод с судом над четверкой диссидентов можно, не меняя, ставить в каком угодно «Театре.док», и антипутинская публика будет аплодировать стоя. Но ведь и глубинный народ будет плакать, когда увидит. Напечатав на машинке «Белую книгу» («Книгу стыда») реальный (и сериальный) Алик Гинзбург сам понес ее в КГБ – вы выпускаете Даниэля и Синявского, а мы не печатаем книгу. Первый канал сам несет эту книгу российскому зрителю, и в этом отличие постсоветской России от советского режима – тогда существовали слова и символы, способные сокрушить систему, сейчас таких слов и символов нет, система сама делает из них сериалы, она из чего угодно их умеет делать».

Что же, мне как представителю глубинного народа, сериал понравился именно из-за того, как в нем показаны советские шестидесятые. Посмотрим, что будет дальше.


Переход по Ñ‰ÐµÐ»Ñ‡ÐºÑƒВ верхнее тематическое оглавление
 Переход по щелчку Тематическое оглавление (Рецензии и ругань)

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
http://lenta.ru/news/2010/04/02/provocateur/Владимир Шевченко добавил, что Хартли не должен был ...
View Poll: Полезно ли анализировать деятельность гайдаровского периода ...
Президент России впервые прокомментировал предложение о тридцатидневном "перемирии" , которое было озвучено после встречи американской и украинской делегаций в Джидде (Саудовская Аравия). Итак, вечер 13 марта, Москва, пресс-конференция по итогам переговоров Владимира Путина ...
Stylefile—популярный немецкий граффити-журнал. В новом, 35-м, выпуске вас ждут свежие поезда и стены со всего мира, а также интервью с Nychos, Moses и многое ...
Жестокая фотоистория... отсюда ...