Секс, миф и революция, или Вишнёвый сад с калиткой в ад

otrageniya — 08.10.2021

В Париж я впервые в жизни попал в 1996 году. Естественно, сразу попёрся на Монмартр, как дисциплинированный турист. «Тулуз-Лотрек», «богемная жизнь», «фиалки» и прочая стереотипная дрянь просто обязывали там побывать. На деле всё оказалось далеко от литературной и кинореальности. Причём очень. Пространство между Бланш и Пигаль пестрело секс-шопами и проститутками. Ко мне подкатил здоровенный негр и предложил секс… Я шарахнулся от него как от заразного. Дело было в двух шагах от знаменитой Мулен Руж – той знаменитой «красной мельницы», где давали всем известный канкан.

Канкан стал одной из визитных карточек туристического Парижа, наряду с Эйфелевой башней, Елисейскими полями и Лувром. Он давно живёт самостоятельной жизнью, развлекая публику и демонстрируя ей акробатические способности танцовщиц, его исполняющих. И уже почти никто не вспоминает о человеке, этот самый канкан придумавшем и сочинившем. И уж точно никто не вспомнит теперь, что впервые канкан прозвучал и был сплясан в полноценном оперном спектакле, которому, в свою очередь, предстояло полностью изменить и оперный жанр, и философию драматургии оперы, и дать жизнь новому жанру музыкального театра – оперетте. Опера эта называлась «Орфей в аду», а сочинил её Жак Оффенбах.

Вообще, если б не музыка, этот человек был бы известен под именем Якоб Эбершт. Его отец, Исаак Эбершт, родом был из Гессена, родившись в еврейском квартале городка Оффенбах, что под Франкфуртом. Перебравшись в Кёльн, он стал зарабатывать уроками музыки, впоследствии заменив фамилию прозвищем – Оффенбахер значит родом из Оффенбаха. Потом для удобства осталось лишь Оффенбах. Своего сына Якоба он отправил учиться в Парижскую консерваторию по классу виолончели, которой руководил великий Керубини, запретивший приём иностранцев. Однако, услышав игру молодого Оффенбаха, он разрешил его принять и стал преподавать ему сам. Имя Якоб стало произноситься как Жакоб, а потом для сокращения превратилось в Жак. Так на свет появился Жак Оффенбах, который уже никогда не возвратиться в Кёльн, связав свою жизнь с Парижем.

Окончив консерваторию, Оффенбах поступил в обучение композиции к знаменитому еврейскому композитору Фроманталю Галеви, громко заявившему о себе грандиозной оперой «Ж*довка». Потом гастролировал, а в 1855 году открыл в Париже на улице Монсиньи, что в двух шагах от Гранд Опера, свой театр, который назвал Буфф-Паризьен. Тогдашнее законодательство запрещало ставить в таких крохотных частных театриках спектакли с количеством актёров, превышающим четырёх. А талант Оффенбаха пёр во все стороны – ему было нужно больше! Довольствоваться милыми, но бестолковыми интермедиями он не собирался, постоянно добиваясь отмены этого дурацкого запрета, хотя его мелодии и без того уже напевал весь Париж, а иностранная музыкальная критика признавала, что у композитора очень большое будущее. В итоге в 1858 году запрет сняли, и миру явился «Орфей в аду».

«Обличающий нравы общества Второй Империи…» и прочую стереотипную фигню повторять не стану. Потому что «Орфей» Оффенбаха ничего не обличает. Он констатирует и гипертрофирует, ломает об коленку и скачет как заводной, выворачивает наизнанку и заставляет переосмыслить многое. Жанр этого произведения определить нельзя. Это не оперетта (хотя многие считают его таковой), поскольку оперетты в ту пору были исключительно одноактными, а здесь актов целых два, причём каждый разделён на две картины. Это не опера в классическом понимании, потому что эта самая классика сидела, видать, у композитора в печёнках после стольких лет обучения и работы в этой области. Сам Оффенбах назвал «Орфея в аду» оперой буффон – новым жанром, который совершает настоящую революцию в мире оперного театра.

Действительно, в мире оперы после оффенбаховского «Орфея» началась совершенно иная жизнь. Во-первых, нужно было что-то делать с отмиравшими всем хорошо известными французской комической оперой и итальянской оперой-буффа, которые не менялись с XVIII века. Мир драматической оперы уже усиленно перерабатывался Верди, Вагнером и Мейербером, а вот на комическую все вроде как забили. За пять лет до «Орфея» Верди выдал свою знаменитую «Травиату», вдохнувшую новую жизнь с драматический музыкальный театр, теперь настал черёд комедии. Сегодня мы называем изобретение Оффенбаха оперой-буфф (от итальянской буффа отличается повышенной запоминаемостью мелодий и безудержной экспрессией). Не забываем, что старина Глюк, устроивший переворот в мире оперы в середине XVIII века, одним из главных столпов успеха ставил темпоритм спектакля – зритель не должен заскучать и уж тем более заснуть! А достичь его можно в первую очередь через музыку. Однако, если в опере драматической темпоритм достигался не только через музыку, но и через необычный сюжет, то в опере комической всё выглядело очень замшело – сюжеты избиты, музыка практически везде одинаковая (попробуйте, послушайте подряд несколько комических опер Чимарозы или Доницетти – это же с ума можно сойти от однообразия и самоповторов). Напеть с ходу из Доницетти каждый сможет, наверное, лишь из «Любовного напитка» - из «Орфея в аду» Оффенбаха напеть можно всё и сразу (главное – знать, что это оттуда).

Куплеты Купидона в исполнении французского сопрано Кассандры Бертон — фрагмент спектакля Лионской оперы 1998 года

Во-вторых, благодаря «Орфею» мы получили ту оперетту, к которой привыкли и которую теперь хорошо знаем. Именно после премьеры в Буфф-Паризьен оперетта разрослась до нескольких актов и стала любимым развлечением публики не только в Париже, но и в Вене, и в Лондоне, и в Санкт-Петербурге, и в Берлине. И Штраус, и Лекок, и Гилберт с Салливаном свои произведения стали сроить именно по лекалам Оффенбаха. Вообще, само понятие «оперетта» Оффенбах и придумал, когда за два года до «Орфея» обозначил этим жанром свою же одноактную «Розу де Сен-Флур» - горазд он был на изобретение новых жанров музыкального театра!

В-третьих, эффект от «Орфея в аду» был равен взрыву атомной бомбы. Премьера прошла кисло, потому что публика ничего не поняла, просто пожав плечами на искрящуюся музыку и странный сюжет. Но когда один из критиков опубликовал статью, в которой как раз и обрушился на те самые «обличения пороков общества», народ удивился – это где же там нас обличают, а? Мы что-то и не заметили! И попёр в Буфф-Паризьен со страшной силой, обеспечив полнейший аншлаг надолго вперёд. Поняв и приняв нехарактерную для оперы музыку и скандальнейший сюжет, одетые в полноценную оперную мантию, публика просто выла от восторга. А сюжет как раз играл здесь, может быть, даже и преобладающую над музыкой роль.

Поэтому – в-четвёртых, вывернутый наизнанку старый мифологический сюжет сделал своё дело. Оффенбах передаёт большой привет Глюку и всей классической опере, забивая последний гвоздь в крышку гроба античной мифологии на сцене (последующие «Электра» Рихарда Штрауса, «Царь Эдип» Игоря Стравинского и «Антигона» Карла Орфа лишь использовали мифологические сюжеты как оболочку для музыки новой эпохи). Опера началась с мифа об Орфее и Эвридике в 1600 году «Эвридикой» Пери, а Глюк стал последним, кто использовал этот сюжет в своём произведении. Оффенбах замкнул этот круг, окончательно похоронив и персонажей, и сюжет, причём сделав это под оглушительные фанфары и поклонившись маэстро Глюку, процитировав его арию Орфея «Que ferai-je sans Eurydice?». Вместе с тем, похоронил Оффенбах и старый античный театр, где про Орфея тоже играли, придумав в своей опере совершенно удивительный персонаж – Общественное Мнение, заменившее собою хор из классической древнегреческой трагедии. Тогда, в начале эпохи власти прессы, когда статья в газете могла управлять процессами в государстве и обществе (вспомним знаменитое J’accuse Эмиля Золя), общественное мнение разворачивалось в полную силу, подминая под себя все желания отдельных индивидов. Быть опозоренным в обществе – самый страшный из всех кошмаров!

Боги поют славу Юпитеру, а потом готовятся к турпоездке в ад — фрагмент спектакля Лионской оперы 1998, солисты французские (Юпитер — баритон Лоран Наури, Орфей — тенор Янн Бёрон, Общественное Мнение (та, которая в шубе) — меццо-сопрано Мартина Ольмеда)

Где ещё могло родиться такое произведение, как не во Франции, родине классицизма? Перевёрнутый с ног на голову, классицизм этот превращается в буффонаду и пародию. Для этого действие одновременно и перенесено в наши дни, и осталось в античности. Как такое может быть? А опять всем управляет условность, главный элемент оперы! Орфей теперь директор Фиванской консерватории, известный композитор и скрипач. Эвридика, его жена, сидит дома и спит и видит, как бы эмансипироваться, поскольку муж, кроме музыки, ничего не видит, а ей элементарно хочется простого животного секса! Поэтому, когда по соседству заводится брутальный пастух Аристей, она с радостью изменяет Орфею с ним. Но Аристей оказывается переодетым Плутоном, богом преисподней, и увлекает Эвридику туда. Она, практически оргазмируя, устремляется за ним, лишь бы подальше от мужа. А Орфею того и надо – постоянные капризы и недовольство жены его достали, поэтому, когда он читает её предсмертную записку, чуть не скачет с криками «Один, совсем один!». Но Общественное Мнение требует соблюдать приличия и вести себя достойно, как подобает уважаемому человеку, подбивая Орфея карабкаться на Олимп, чтобы испросить у богов дозволения спуститься за женой в ад. Вот так и многие люди, постоянно оглядываясь на общественное мнение, живут с нелюбимыми супругами, лишь бы никого не огорчить, совершенно забывая про себя…

Ария Дианы в исполнении российского меццо-сопрано Василисы Бержанской — фрагмент спектакля Зальцбургского фестиваля 2019 года

И поэтому – в-пятых, Оффенбах даёт публике то, что считается в «приличном» обществе аморальным. То, во что превратилось подножье Монмартрского холма, когда я впервые попал туда – он даёт секс! Вся опера просто соткана из секса, здесь о нём говорят много чаще, чем на любые иные темы, как бы не сопротивлялось Общественное Мнение. На Олимпе Диана поёт истеричную арию с требованием вернуть ей её любовника Актеона, превращённого в оленя. Ансамбль богинь перечисляет всех любовниц Юпитера, после чего Юнона чуть не пришибает его. Бог любви Купидон становится вообще одним из главных действующих лиц, организуя свидание Юпитера с Эвридикой в аду. Эта сцена – кульминация всей оперы, когда превращённый Купидоном в муху Юпитер агрессивно заигрывает с Эвридикой, постоянно жужжа. Наконец, обращение Эвридики в вакханку, что очень забавит Орфея, однако он всё равно оборачивается, дабы потерять её навсегда, поскольку эти, как теперь говорят, токсичные отношения ему больше не нужны.

Соблазнение Эвридики Юпитером-мухой — фрагмент спектакля Лионской оперы 1998 года (исполняют баритон Лоран Наури и сопрано Натали Дессэ (удивительно, как в таком хрупком тельце умещается такой гигантский и мощный голос) — в реальной жизни они муж и жена)

А если есть секс, то есть и все прочие удовольствия! Когда по требованию Общественного Мнения Юпитер вызывает на Олимп Плутона, тот является с вином, колбасой и самогоном! Увидев такие яства, Юпитер исходит слюной, проклиная нектар, который он вынужден есть ежедневно и запивать амброзией. Остальные боги тут же устраивают демонстрацию с лозунгами «Долой амброзию! Даёшь вино!», в итоге вся компания спускается в ад, где напивается в стельку, славя вакханку Эвридику. Естественный финал оперы – инфернальный галоп, который сразу же ушёл в мир, став всем известным канканом.

СМОТРЕТЬ ДО КОНЦА!

Так Оффенбах переосмыслил жанр комической оперы, произведя революцию через фривольность, секс и свободу, похоронив старый миф и породив жанр новый – оперетту. Вместе с тем, «Орфей в аду» дал пищу для размышлений и другим видам театрального искусства, в том числе обычному драматическому театру. В частности, «Вишнёвый сад» Чехова есть ничто иное, как переосмысление оффенбаховских идей, преломлённое через русский драматический театр. Если калитка из вырубаемого сада ведёт в ад, это не значит, что за нею всё плохо. Новое часто вызывает страх, новое неизвестно, но, если не попробовать, то можно сгнить в болоте спокойствия. Попробовав новое, опера уже никогда не вернулась назад и не стала прежней.

В один из дней той парижской поездки мои коллеги отправились в Мулен Руж, чтобы увидеть знаменитый канкан воочию. Но я с ними не пошёл – меня ждали музей д’Орсэ и его импрессионисты, которые тоже в своё время бросили вызов обществу. Причём сделали это вслед за Жаком Оффенбахом.

(c) petrus_paulus

Оставить комментарий

Популярные посты:

two_towers

Из жизни табуреток

pro100_mica

Пятничное фото

langobard

Странности релокантской политологии.

rt_russian

Медведев — о словах Винер про россиян-бомжей

vamoisej

Парад павших героев

orientalist_v

Китайские народные добровольцы в Корее: разбор на макете местности успешного

erica

ZOV. Выставка на Арбате.

id77

Интересные исторические фотографии- 2

• Ранее
• Архив