Сбываются не самые счастливые, а самые нелепые детские сны

А лет через сорок пять заходишь в какую-то забегаловку, и на витрине тебя встречает твой детский сон во всех видах и вариациях. Разве что вместо бычков – крабы, да и вафли другие, мягкие, бельгийские: сон за это время, гуляя на свободе, немножко пообжился в новой реальности и сам себя скорректировал. А под потолком висят раскрытые зонтики, сами по себе, как воздушные шары – наверняка из какого-то другого сна, который я за давностью лет забыла. И где-то совсем уж там, в отгороженном зонтиками пространстве, мы с сестрой задыхаемся от смеха и обмираем от восторга, глядя на эти вафли, политые горчичным соусом, облепленные сосисочными кружочками. А здесь, по эту сторону, я даже решилась попробовать… Ну и ладно. Во сне, между прочим, тоже было невкусно, не в этом же дело.
Или ещё сон, который, кажется, даже несколько раз повторялся. Космический корабль, алая кнопка на люке, нажимаешь, входишь – внутри, видимо, искусственная гравитация, потому что не паришь и не порхаешь, а просто идёшь нетвёрдым шагом к своему месту, которое почему-то где-то очень далеко, в глубине корабля. А сам корабль длинный, тёмный, и везде ползают ярко светящиеся алые буквы, складывающиеся в непонятные надписи. И летит он не вертикально, а горизонтально, одновременно и в глубоком космосе, и, как те крокодилы, низко-низко над землёй. И за иллюминатором мелькают то планеты, то фонари, то какой-то космический мусор, и темнота кажется вовсе не непроглядной, а какой-то очень обжитой, хотя при этом чужой и непонятной.
Ёлки, знала бы я, что когда-нибудь буду залезать в этот корабль каждый вечер, возвращаясь с работы. Алая кнопка на дверях, длинное, беспредельное, смутно освещённое пространство, везде ползают светящиеся буквы, складывающиеся в какую-то невнятицу, невесомость сгустилась где-то под потолком, гравитация пахнет затхлостью, потому что открывать иллюминатор в космосе запрещено, а кондиционер, конечно, не работает… И корабль как будто хрустальный, весь в огнях и отражениях, весь трясётся и гремит, летя над пересекающимися параллельными, и на заднем сиденье дремлет подвыпивший гуманоид, а за окном мелькают то яркие планеты, то бледные фонари, то какой-то космический мусор, оставшийся от дорожных работ... И темнота такая тёплая, такая обжитая, такая чужая и вдрызг непонятная.
|
</> |