С. Д. Мстиславский (Масловский). На окраине. 2. Кишлак скоморохов
rus_turk — 11.07.2025
С. Масловский. На окраине. (Путевые
очерки.) 2. Кишлак скоморохов // Россия: газета
политическая и литературная. Другие очерки цикла «На окраине»:
[1.] На окраине
Готовятся к публикации:
3. В Самарканде
4. Курильщики опиума
5. Коп-кари
НА ОКРАИНЕ
(Путевые очерки)
2. Кишлак скоморохов
В горах восточной части Самаркандской области затерян среди
ущелий и снежных вершин кишлак (селение) Дарх. Он представляет
огромный интерес для этнографа, так как там с незапамятных времен
существует оригинальный отхожий промысел: едва уберут хлеба и
закончатся осенние полевые работы, вся мужская молодежь расходится
по равнинному Туркестану, распевая, во славу веселого Дарха,
сложенные ими песни, ставшие, к слову сказать, общетаджикскими,
народными. В этом «кишлаке скоморохов», как презрительно назвал мне
его солидный самаркандский
| Срастись вместе должны ищущие любви, Как привитый сучок с диким деревом. Позабудем печаль… Пусть сладка будет речь У того, кто любим и кто любит. |
Чуть слышно звучат струны; опустили головы слушатели…
| Огонь любви сжигает меня… Много влюбленных В тебя, — но таких страстных, как я, — нет. Сильнее прижмись ко мне — звезда моего сердца, Дай сорвать розу твоего лица. |
Давно уже кончил Азис, — а все еще молчат. Неподвижно стоят на соседних кровлях женские фигуры, залитые лунным светом; они вышли послушать знаменитого певца. Кровавым огнем горят уголья на жаровне, на краю террасы. Над ними греют, налаживают свои бубны музыканты знаменитого бачи. Наш хозяин-аксакал (старшина) сам подсаживается к музыкантам — он, говорят, мастерски владеет бубном.
Бубны загремели. Их глухой, возбуждающий звук бьет по нервам.
В круг вступает бача, встреченный каким-то диким исступленным ревом толпы. Его нельзя было узнать. Белая, золотом шитая повязка охватывала голову, Из-под нее на грудь падали роскошные черные косы, перевитые серебряными шнурками, увешанные украшениями. Белоснежные длинные рукава рубашки выпущены из рукавов парчового женского халата. Он был без обуви.
Прихлопывая в ладоши, медленно проходит он перед нами, осторожно переступая изящными босыми ногами.
— Как «она» вам нравится? — крикнул мне казий.
Бубны зазвучали задорней. Чей-то звонкий голос затянул песню, толпа подхватила, и под гром бубнов и возбужденных могучих голосов бача стал вертеться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее… Вот уже нельзя различить отдельных частей тела, что-то пестрое, фантастическое кружится перед глазами.
Бача остановился на полном ходу. Бубны оборвали на полутоне. Старшина протянул баче свою чашку с зеленым чаем; бача сделал глоток и вернул чашку.
Снова зазвучали бубны. Снова завертелся бача, сделал несколько кругов и опустился на колени передо мной. Он прижал руки к губам и грациозным жестом оттолкнул их ко мне. Затем, медленно и красиво стал махать надо мною длинными рукавами своей рубашки, словно отгоняя заботу. Время от времени он останавливался, посылал воздушные поцелуи — и опять кисейные, расшитые золотом рукава начинали мелькать в воздухе, чуть-чуть не касаясь моей головы.
Это продолжалось довольно долго. Затем он быстро поднялся и снова начал кружиться, и снова опустился на колени — перед казием. Опять поцелуи и обмахивание, но на этот раз к ним относятся далеко не с тем спокойствием, с которым относился к ним я.
Казий, сам солидный казий, делает вид, что схватывает поцелуи и складывает их за пазуху; соседи перехватывают их на лету, слышатся отрывочные восклицания, просьбы… Но бача опять поднимается, продолжает танец, и зрители с нетерпением, волнуясь, ждут, перед кем «она» склонит колени.
Несколько утомленный бача прекращает пляску. Казий, старшины спешат посторониться и дать ему место. Все наперерыв угощают его; аксакал Дарха шелковым платком вытирает его вспотевшее оживленное личико. Смотришь на него, и невольно является сомнение: неужели эта грациозная, хорошенькая фигурка с большими томными глазами и черными косами, змеящимися по плечам, — переодетый мальчик? Не может быть. Иллюзия слишком сильна, чтобы ей не подчиниться. Я посылаю баче свою чашку с чаем, к великому восторгу даргцев.
Бача пьет чай, закусывая его сушеным изюмом. Из толпы вышел неутомимый Сафар. Он становится на колени и поет, аккомпанируя себе на дуторе:
| Солнце — ничто пред твоей красотою, Всех очаровали, всех покорили твои очи. Ты, ты одна владеешь мною. |
— Пустяки, — отрезал бача, сдвинув брови.
Но Сафар не смущается.
| Увидя тебя, я бросился бы на твою шею, Но ты с нежностью меня оттолкнула, И я сказал: Царица, не губи меня, За твой поцелуй я отдал бы все, что имею… |
— Пустяки, — хладнокровно отвечает бача.
Восторг зрителей растет.
| Твой стан — стройнее тополя, Твое лицо — распустившаяся роза. Щеки — жасмин Персии… |
— Правда, — говорит бача, усмехаясь, и вызывает целый взрыв восторженных восклицаний.
| Я твой преданнейший раб, царица, — |
изнывает Сафар, —
| И будь я святой из святых ислама, Я отдал бы рай Мухаммеда, и небо, я бросил бы все За твою пленительную ласку… |
Но бача только смеется…
А между тем, один за другим гаснут факелы и розовеют на темном горизонте морщинистые, покрытые снегом головы скал…
С. Масловский
Того же автора:
Бачебазство в Средней Азии
Другие материалы о Самарканде:
https://rus-turk.livejournal.com/569602.html
Айдентика бренда: визуальный язык вашего бизнеса 
Дайан Китон 
Три лотоса 
Два поэта. Первая встреча 
Восемь слагаемых отличного путешествия 
Ленинградский вокзал на ремонте 
Первая ордена Ленина... 
Рассказ о великом чуде умершего епископа. 
Об обмене русского на азербайджанца или стоит ли доверять Wikipedia? 
